Владимир ПОДЛУЗСКИЙ. РОДНЯ СВЕТЛАНЫ СЫРНЕВОЙ. О новой подборке стихов «Посреди миров»

 

Владимир ПОДЛУЗСКИЙ

РОДНЯ СВЕТЛАНЫ СЫРНЕВОЙ

О новой подборке стихов поэтессы «Посреди миров»

 

Скажу честно. Современную женскую поэзию я не люблю. Кроме стихов Светланы Сырневой, Натальи Егоровой, Татьяны Грибановой и ещё пары-тройки пронзительных и ярких поэтесс. Хотя известных имён, принадлежащих к классической школе, в России значительно больше. Талантыих не отрицаю. Но вот в гениальности могу «упрекнуть» только Светлану Сырневу. Лично с нею я не знаком, хотя живём в соседних регионах и вполне могли бы повстречаться на ежегодной Поэтической эстафете в Сыктывкаре. Думаю, хорошо, что не знаком. А то пришлось бы все красивые слова сказать в личной беседе. Что, согласитесь, лишает диалог непосредственности, полной объективности и зачастую подталкивает к прижившейся в литературной среде недоброй крыловской традиции. Уважающим себя поэтам лучше всё-таки разговаривать на расстоянии. Без шумных застолий и взаимных здравиц. Тем более, сегодня столько пластмасс и гаджетов нахально пытается прилепиться к той ментальной сущности, которая несмотря ни на что, всё же остаётся Поэзией. Только она никогда не состояла из химических формул и слабо подчиняется физическим законам, которые в последнее время всё чаще опровергают сами же учёные. Ибо она исходит из души автора и стучится в эфирном пространстве в иные, уже читательские, души. Она, как мне кажется, и есть метафорическая РОДИНА. Не с флагами, гимнами и парадами. А деревянная, чаще одноэтажная. Певучая по праздникам и сыплющая золотые словечки по будням. Нужная сегодня лишь национальным поэтам, вышедшим из изб и хат, да жителям последних русских деревень и всё ещё уютных маленьких городков. Закрой их, обезлюдь, и на исконную Россию можно вешать огромный амбарный замок. А это конец русской истории. Апокалипсис, прости Господи!

Может быть, я и не написал бы этих возвышенных и грустных слов, но моментально сесть за клавиатуру заставила новая подборка Светланы Сырневой «Посреди миров». Буквально на днях вышедшая в прочно ставшем на ноги саратовском журнале «Волга – ХХI век». В таких случаях пишут о глотке свежего воздуха. Только здесь не глоток, а целый озоновый океан, который вызывают к бытию стихи поэтессы. Сотканные из осязаемой материи, настолько ясной и простой, что чувствуешь в них пульсирующую жизнь, на мистическом уровне близкую к белковой. Теперь верю, что славянские волхвы своими заговорами могли влиять на погоду. А поэт, пусть даже православный до мозга костей, чем не волхв, коли он может своим творчеством изменить атмосферу в целом Отечестве. Только бы оное помогло с тиражной публикацией. Да и вообще на настоящую поэзию обратило внимание.

 На первый взгляд, стихи Сырневой обычные по тематике. Провинциальные городки и сёла с неприхотливым (эпитет из одного из стихотворений) народом. Старинные друзья. Сплетенье чистых церковных голосов. Многострадальный странник водитель. И даже застывший, словно вынырнувший из хрономиража, ямщик у кибитки. Меня лично такое соседство не поражает. В древнем Вятском краю, где обитает Светлана Сырнева, вполне мирно уживаются и в наши дни все русские века. Ничто не исчезает бесследно. Всё аукнется. Особенно в народной поэзии. А уж в творчестве гениального поэта, её как бы обобщающего, всенепременно. Тут живёт родня самой поэтессы и, собственно, всего русского народа. Вот почему в любом уголке огромной страны нам чудятся родные лица и дома. Недаром одно из стихотворений подборки так и называется – «Родня».

 Не город детства моего,

 а лишь его родня.

 И без претензий на родство

 мы жили здесь три дня.

 Стоял короткий летний срок,

 базар тонул в пыли.

 Мы город вдоль и поперёк

 три раза обошли.

 …………………………..

 И было сладко оттого

 глазеть по сторонам,

 что не должны мы ничего

 и он не должен нам.

 

Разве многим из нас не приходилось вот так, вроде бы бесцельно, бродить по малознакомым русским городкам, небогатым и в тоже время одновременно приветливым и настороженным, и вслед за Светланой Сырневой повторять её главный философский вопрос: «Назад идём или вперёд?». Уже в другом стихотворении – «Друзьям» она самой себе решительно ответит:

Жизнь не покатится назад:

Мы все теперь друг другу вровень:

и каждый в чём-то виноват,

и каждый в целом невиновен.

 

В чём же суть таланта Светланы Сырневой? Разбирать по филологическим косточкам её творения бесполезно. Там есть пушкинский привкус в строках «кленовый свой убор». Пахнет почти лермонтовским походным кочующим дымом. На лирическую сцену вполне в духе Михаила Юрьевича являются ярмарки с пеньем и свистом. Вьётся чуть ли не есенинский дремотный туман. Это не заимствования у классиков. Скорее, ассоциации. Генетическая литературная память. В любом настоящем шедевре есть группы «генов», кровно связанных со всем первым рядом национальной поэзии. Начиная со «Слова о полку Игореве. Они и дают ростки творческой эволюции, присущие только конкретному автору. Недаром тут же чисто сырневские наивные незабудки среди рам. Или вот ещё пару цитат: «Бродил и варился тягучий настой, сцепляющий кровли и ветки». И «Лишь под ногами лежит континент сумрачно и неподвижно». Наивные незабудки – да это же про всех нас, будто попавших уже не в некогда популярную среди радикалов телепередачу «За стеклом», а в какую-то жизненную фантасмагорию.

Словом, классика Сырневой начинается в девятнадцатом и двадцатом веке и продолжается в полувиртуальном двадцать первом. Попытаюсь говорить о мироощущениях от прочтения стихов лучшей, как считают многие исследователи её творчества, современной русской поэтессы. Почему-то критики всё чаще шарахаются от чувств авторов и забивают рецензии нагромождением сомнительных терминов. Те по академическим канонам правильны, но ни на йоту не добавляют понимания исследуемого поэта. Царствует наукообразный антураж, а не истинная картина мира того или иного автора. У Светланы Сырневой она напоминает и русскую провинцию, и картины Михаила Нестерова, Ивана Шишкина, её земляка Виктора Васнецова и чуточку Исаака Левитана. Утверждаю не потому, что ссылаюсь на известные полотна, а вспоминаю, например, остывающий под утренниками сосновый осенний бор под брянской Великой Топалью, где, пожалуй, самый знаменитый русский пейзажист одно время писал свои «медвежьи» этюды. «Какая боль! Какая грусть! Какое долгое прощанье!». Эти строки Светланы Анатольевны были бы и в тех местах весьма кстати. Ведь речь идёт о национальном поэте. Да и время Сырневых подходит!

Она не такой лирик, чтобы её стихи подобострастно обставляли лингвистическим частоколом. Сколько, скажите, раз мы продирались сквозь воспетые ею полные детских тайн душные малинники и густую крапиву, в каких Рубцов когда-то подсмотрел один из своих шедевров. В таких случаях многие по-своему тоже были поэтами. Даже в душе пытались запомнить какие-то слова, но те исчезали, таяли как туман у утренней реки. Оставался на душе лишь малиновый звон. Потом, конечно, впечатления превращались в пословицы, поговорки, прибаутки, частушки. Очень густо перемешанные со школьными программами по литературе. У Сырневой, кстати, в своё время учителя-словесника, они вылились в современные образцы поэзии. Я специально не говорю – женской. Истинная русская лирика всегда женственна в своей основе. Даже самая брутальная. Может потому, что Россия, а значит и её Поэзия, находится под Покровом Богородицы.

В городе наблюдения, конечно, тоже кристаллизуются. Только очень уж технично и в университетском духе. Как учил нас нормам русского языка незабвенный академик Розенталь. Вот почему Сырневой – поэту из Кирова, родившемуся в учительской семье в деревне с выжившим в годы повальной интернационализации названием Русско-Тимкино, надо было обязательно поехать в ближний вятский городок, чтобы не фальшивя вновь заговорить на языке детства. Только уже более умудрённым сыном ошибок трудных. Собственное лицезрение событий, особенно далёкой глубинки, ни в одном томе с золотым обрезом не вычитаешь. Разве что в Книге своей судьбы.

Сырневой претит любая книжность, ставшая для городской интеллигентской поэзии своеобразным катехизисом. Светлана Анатольевна не стремится блеснуть эрудицией. Разве что вспомнит между делом Одиссея. Так про него любая деревенская бабка слышала. Хотя бы на уровне быличек, гуляющих по завалинкам. Словом, поэт Сырнева вышла из народа и пишет для народа, а не для литературной тусовки. Как Сергей Есенин или Николай Рубцов, живший, правда, в иное время с Сырневой почти на одной и той же параллели. Или, судя по подборке, как её любимая Марина Цветаева, вспоминая которую в Тарусе, поэтесса мечтает: «Зелёным кустом прирасти на горе, где маленький домик поэта». Ещё в середине прошлого века лучшая русская поэзия стала развиваться именно на Севере и в предгорьях Урала. Сейчас, правда, она возвращается и в среднюю полосу, осеняя своим вдохновением орловские, курские, воронежские и липецкие города и веси. Светлана Сырнева в той или иной степени принадлежит к разным традиционным школам. В том числе и к рубцовской. С именитыми поэтессами прошлого Светлану Анатольевну трудно сравнить. Хотя бы с той же излишне «раскрашенной» Цветаевой или с проницательно-холодной Анной Ахматовой. Та же могучая сила, но более, если позволите, русифицированная. Сырнева теплее и пронзительнее. Я уж не говорю о её ненавязчивой образной философичности:

Чтоб подробностей не знала

лёгкая душа,

чтоб ответа не просила,

не искала кров,

а сама собой парила

посреди миров.

 

Самый главный мир для Светланы Сырневой – русский. На физическом да и на духовном уровне разорванный на куски. Есть силы, которые его, заколдовав, хотели бы превратить сначала в алую гоголевскую свитку, чьи отрубленные рукава назло хрюкающим в славянские окна свиньям всё же ползут друг к другу, а затем в смертельный саван. Их надо бы по православным правилам сбрызнуть святой водой, а чаще сбрызгивают кровью тех, кто ту свитку, ещё не кровавого цвета, когда-то носил.

Пора кончать разброд в восточнославянской истории. Недаром рядом с идиллическим полусном сырневских уездных городков сгущаются мрачные пейзажи, но одновременно и пробуждается весна. Вроде природная. На самом деле историческая. Я не нашёл в подборке картин гнева. Этаких русских Помпей. Поэт никому не угрожает. Она спокойно, по-женски пророчествует. Ясно указует, что на первое место в духовной жизни России должны выйти Церковь и Поэзия, в полной мере возносящиеся «Посреди миров». Не о нашем ли времени незабвенный Николай Васильевич столь мощно и провидчески писал в своём знаменитом отрывке про птицу-тройку, давшую Есенину, по признанию самого же лирика, толчок для одного из самых гениальных его стихотворений. Вот и в стихах Светланы Анатольевны тройка мелькает. Её не подгоняют, а она бежит. Куда? Не даёт Русь ответа вместе со всей авторской и нашей роднёй:

Русь, такова ты в глубинах снегов,

в горестной доле отцовой!

Вьётся река между двух берегов

лентой тяжёлой, свинцовой.

 

Не дай Бог, свинец сей не образный, а самый настоящий. С военных заводов.

В самом начале рецензии я искренно заявил, что не люблю женскую поэзию. Я имел в виду плохую, пронизанную кликушеством и набором псевдопатриотических штампов, расцвеченных ссылками на разных там богатырей и яснооких былинных дев. Поскольку ничего подобного в творчестве Светланы Сырневой не существует, то почему бы и не полюбить её стихи, полные спокойной и не придуманной русскости.