Владимир ПОСТНОВ 
Владимир ПОСТНОВ
КОНЦЕРТНЫЙ ВАЛЬС
Рассказ
То январское утро было тихим и морозным. Начал отсчитывать первые дни послевоенный сорок восьмой год. Москва быстро вживалась в наступившее мирное время. На её окраинах, какими были в то время Нижние котлы, исправно тянули свою лямку переполненные трамваи с длинными прицепными вагонами. Шумели, напрягаясь, старые автобусы, перевозили грузы работяги войны «трёхтонки» и «полуторки», бегали вездесущие «эмки». Поражали своим видом и мощью изредка всё ещё проезжавшие американские «студебеккеры». Уже начали тянуть от Люсиновки и далее по Большой Тульской улице троллейбусные провода. По утрам приветливо скликал своих работников гулкий гудок химико-фармацевтической фабрики им. Карпова.
Из школы №569, которая возвышалась над ближайшей округой, первоклассник Сашка со школьного утренника шёл с мамой по направлению к дому. До Нагатинской улицы, где они жили в многоквартирном четырехэтажном доме, всего четыре трамвайных остановки. Но трамвая не было, и они решили пройтись пешком. Мороз царапал щеки, хватал за нос, но сквозь зимнее, подернутое легкой дымкой голубоватое небо пробивались солнечные лучи, каникулы продолжались, и все это повышало и без того неплохое настроение Сашки.
Улица тянулась вдоль автомобильного шоссе. По правую сторону стояли двух- и трехэтажные деревянные и глинобитные дома, по левую – через дорогу – кутались в сугробах старые одноэтажные деревянные домишки. Окна их чуть выглядывали из снежного плена. В этих домах жили несколько знакомых мальчишек из соседних классов, большие драчуны и, нередко, двоечники.
Он вдруг вспомнил: как-то в конце осени в класс вошли учительница и незнакомый мужчина с коробками в руках. Когда коробки открыли, в них оказалось несколько пар, может быть, не очень красивых, но весьма добротных новеньких черных ботинок. Сашка был уверен, что ему, как отличнику и старосте класса, обязательно достанется эта обнова. Однако ботинки быстро разошлись по нескольким одноклассникам, на которых незаметно указала учительница.
Дома Сашка рассказал об этой несправедливости. Но мама, подумав, спросила:
– А твой друг Димка, наверное, получил такой подарок?
– Да! – удивленно ответил он.
– А ты не забыл, что отец Димки убит в боях под Москвой? – напомнила мама.
Сашка знал эту горькую правду, и ему стало стыдно, что не мог догадаться сам.
Проклятые фрицы. У многих ребят отцы не вернулись с войны…
А дядя Владимир, мамин младший брат, офицер, раненый в ногу в бою за город Будапешт, после госпиталя служил под Калининградом, бывшим Кенигсбергом. Там и женился, и они с женой, скучая по родным, оставшимся в Москве, пригласили бабушку приехать к ним.
Бабушка решила взять с собой в поездку Сашку, зная, как Владимир любил своего племянника.
Сашка тоже любил дядю Володю. В конце сорок третьего Сашок, как ласково называл его дядя, вместе с мамой провожал его на фронт. Воинская часть, в которой воевал девятнадцатилетний Владимир, после тяжелых боев была отведена на пополнение в Подмосковье недалеко от Мытищ.
Сашок помнил тот пасмурный день. Огромное белое поле, вдали темнеющая полоса зимнего леса и фигурка приближающегося к ним военного. Володя с радостью обнял сестру и племянника, взял Сашка на руки и высоко поднял его. Они расцеловались. Времени у дяди было мало, и вскоре Сашок и мама уже провожали взглядом подтянутую фигуру военного, пока она не затерялась во мгле начинающейся метели.
– Мама, а когда он вернется? – спросил Сашок.
– Вернется… скоро вернётся… – услышал он странный ответ.
…Дачное место под Прейсис-Эйлау, который после войны стал называться Багратионовском, поразило Сашку своим сказочным уютом. Улица, где жил дядя, утопала в роскошных садах, над кронами фруктовых деревьев возвышались, как шапки подосиновиков, черепичные крыши коттеджей. В них раньше жили немецкие офицеры. Теперь наши, русские военные заселяли это жилье.
Сашка любил залезать на яблоню или грушу и сидеть, качаясь на ветке, осматривая сверху весь сад. Но более всего в восторг его привел патефон с огромным количеством пластинок. Сашка без устали заводил их одну за другой. Было много наших пластинок с военными песнями: «Катюша», «Землянка», «Темная ночь», «Давай закурим»... Сашок любил петь вместе с бабушкой под патефон «Давно мы дома не были».
В этом красивом коттедже нашлась целая гора немецких пластинок, на темно-синих этикетках которых в середине – в золотом секторе, крупными буквами было выведено: «TELEFUNKEN». Некоторые из них Сашка любил слушать. Особенно нравились «Schwarze Augen», что означало «Очи чёрные»; потом ещё «Две гитары», «Веселые крестьянки». Заслушивался он и красивой музыкой аргентинского танго, записанной на этих пластинках.
Однажды в выходной солнечный день все собрались на прогулку. Решили дойти до кирхи, стоявшей на горе в самом конце длинной улицы. Кирха впечатляла своей строгой красотой, но была закрыта. Около неё все остановились и о чём-то, как показалось Сашке, долго разговаривали. Наконец развернулись по направлению к дому, однако, шли очень медленно, так как жена дяди, молодая красивая женщина, была в положении.
Сашке стало скучно, и он решил потихоньку удрать «домой» один… Он бежал, весело подпрыгивая на каменистой дороге. Иногда останавливался, рассматривая на обочине немецкую разбитую легковушку или помятый мотоцикл. Особый интерес, конечно, вызывали брошенные фашистские танки.
Они стояли там, вдали от дороги, чуть ли не вплотную друг к другу и казались новыми, без каких-либо пробоин. Зеленая краска на них отливала свежим. На башнях танков белели немецкие слова «Дранг нах Остен». Дядя Владимир строго приказал держаться от них подальше. Говорили, что недавно в одном из танков была обнаружена мина. Сашка не залезал на эти огромные махины, но подходил близко, с любопытством и неприязнью рассматривал их. Отходя от них, набирал в руки камни и бросал их в башни или под гусеницы. Однако сегодня он решил пробежать мимо.
Небольшой спуск дороги почти закончился, оставалось преодолеть последний подъём. Впереди показалась группа немецких мальчишек и девчонок. Они о чём-то весело переговаривались и, громко крича, показывали руками в его сторону. Сашка довольно быстро приближался к этой шумной компании. И не сразу понял, что они незаметно, кольцом, охватывают его, закручивая в какой-то странный хоровод.
Сначала пришла мысль: немецкие ребята отмечают какой-то праздник. Но вскоре он заметил, что этот развесёлый хоровод постепенно теснит его к воротам с большой деревянной дверью, немного приоткрытой. Он вслушался в непонятный чужой язык и почувствовал нарастающее беспокойство. Оно резко возросло, когда он увидел, что дверь отворилась, и в её проёме показался молоденький немец в военной форме с натянутой по самые брови фуражкой.
И вдруг Сашка заметил у него финку, резко блеснувшую на солнце. Почти такую же он на прошлой неделе нашел в саду – с красивой рукояткой, украшенной эмблемой с черепом и костями. Похвастаться перед ребятами не удалось, находку дядя отобрал.
«Это для меня!» – мелькнуло у него в голове. Он быстро повернул голову назад к воротам, оценивая внезапно возникшую опасность. На мгновение остолбенел, стало страшно, но рефлексом вдруг сжались кулаки. Непонятой силой налилось всё тело. Хищно сузив глаза, размахивая своими крепкими кулачками, Сашка ринулся на орущих немчурят и, раздавая удары налево и направо, прорвал это жуткое, окружавшее его кольцо.
Он удирал со всех ног, напрягая последние силёнки. И без того немноголюдная улица была пуста. Дом был недалеко, но дверь и калитка в сад были закрыты. Спрятаться в кустах? – Найдут. Он оглянулся назад и… никто не преследовал его. Стояла июльская полуденная тишина, однако страх не проходил.
Вдруг Сашка увидел бежавшего к нему, слегка прихрамывающего родного дядю. Подбежав к племяннику, тот схватил его за руку:
– Что случилось?
Сашка коротко рассказал.
– Пойдем туда! – грозно приказал Владимир.
– Их там много… – попытался остановить Сашка дядю, но упираясь, пошёл следом.
Возле ворот дома, где немцы окружили Сашку, никого не было. И в доме, и в саду застыла мертвая тишина. Стало понятно – все обитатели исчезли. И уже потом, до самого отъезда в Москву, он больше не видел немцев – нигде.
…Будто кадры кино пронеслись картины прошлогоднего лета под Кёнигсбергом. Сашка потёр рукой замёрзшую щеку. До дома оставалось совсем немного. Уже прошли здание пожарки и приблизились к трамвайному кругу, где мёрзлые рельсы держали на себе оранжевые вагоны.
Перед тем как переходить дорогу, остановились около высокого столба. На самом верху висел репродуктор. Неожиданно раздался слабый треск, шум, как будто кто-то задышал. Сашка поднял голову, посмотрел на мать, она сразу насторожилась: «Наверное, какое-то правительственное сообщение». И вдруг, раздвигая летящую снежную россыпь, зазвенели тонким серебром невидимые колокольчиковые переливы, и небывалой красоты мелодия поплыла над всем окружающим пространством.
Сашка не мог понять, что же произошло, но такого упоения гармонией звуков он никогда не испытывал. Мысли как бы растворились в этом искрящемся разноцветье пространства божественных звуков. Мелодия уводила в новый неизведанный мир. Но вот аккорды перестроились в новую гармонию, и душа переполнилась новым восторгом. Плавно поплыли и затанцевали дома, трамваи, пожарка, вся улица…
Когда прозвучали последние торжественные аккорды, Сашка огляделся вокруг, мама стояла рядом, лицо её было просветлённое и спокойное, она смотрела куда-то вверх, откуда летели снежинки. Наконец он почувствовал, как мороз забирается за воротник. Солнечные лучи растаяли, снежинки потеряли свой бриллиантовый блеск и стали простыми – серебряными. Сын и мать тихо, в раздумье, направились к дому.
Ощущение радостного ожидания долго ещё не проходило, согретое теплом и проникновенностью услышанной мелодии. «Если такая музыка прозвучала по всей Москве, значит, её слушала вся страна», – решил Сашка. Появилось предчувствие всеохватного радостного праздника, всеохватной светлой весны…
В ушах продолжали звучать волшебные мелодии, услышанные впервые. Конечно, он не понимал важности произошедшего с ним в то утро небывалого ощущения гармонии звуков, тех минут «волшебного сна», который будет временами освещать его память в течение всей жизни, когда он вновь услышит чарующие мотивы «Концертного вальса» Глазунова. И, конечно, он не мог знать, что в тот миг незабываемого восторга светлый ангел пролетел над его головой и коснулся её краешком своего прозрачного крыла.