Евгений ЧЕБАЛИН. ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО СКУНС, или "Сук-к-кины дети". Злые заметки

 

Евгений ЧЕБАЛИН

ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО СКУНС, или "Сук-к-кины дети"

Злые заметки

 

Вопрос вопросов нынешнего бытия: кто есть, во что превратился писатель, певец, поэт, актер, режиссёр – «создатель духовных ценностей»? Кто он? Остался иммунной системой в государственном организме? Либо болтологической «прокладкой с крылышками», толерантным амортизатором между чиновным олигархатом и постсоветской массой одураченных и духовно оскопленных россиян?

 Или, что самое проблемное: сознательно, запрограммировано нацеленный на разрушение русского духовного мира и государства «интеллектуёвый» субъект, которого, как идиотический парадокс, это же государство и финансирует?

 Статья Иванова-Таганского на эту тему «Инакотворчество – кислород для культуры?», появившаяся в «Слове» и интернете, бескомпромиссно препарирует многослойную проблему нашего духовного сосуществования. Признаться, я был немало озадачен этим заточенным эссе, вышедшим из под пера, как ни крути, литературного чиновника: академика, действительного члена, вице-президента академии, секретаря, зам. председателя московского МГО, и прочее, и прочее членство. Как правило, практически каждый «многочлен», угнездившийся в поднебесной иерархии, становится творческим и социальным скопцом: комфортное бытие определяет его беззубо-вассальное, лакейское сознание. Но вот вам перлы от чиновника, имеющего в своем активе остропроблемные романы и пьесы, режиссёра, ставящего спектакли в театре на Таганке:

«В систему (образования, культуры) вторгся намеренный народ, у которого цели и ориентиры были заточены не на развитие традиций… а на их разрушение».

«Паразитический класс, который сложился в результате так называемых реформ и приватизации, боле всего был заинтересован в отсталости России».

Здесь и далее не придворное стило, выписывающее литкружева, здесь скальпель вивисектора от литературы, вырезающего без наркоза раковую опухоль пошлятины.

Статья проникает в многослойные пласты Российской жизни, пронизанные метастазами плесени, наживы и русофобии: экономика, образование, социальное бытие, платформой и питательным бульоном для которых всегда была культура.

Автор анализирует спектакль «Князь» режиссёра Богомолова в театре Моссовета, где Настасья Филипповна пишет письмо Мышкину… менструальной кровью.

Этот видеоряд с его воинственной маразматикой на современных сценах можно фактурно бесконечно продолжать. Театр предсмертно трепыхается в лапах растлителей и режиссёрского свиноподобия. Отдельные фрагменты брезгливого возмущения происходящим в театре появились в нашей беседе с Ю.М. Соломиным («День литературы»): Яша в «Вишнёвом саду» занимается любовью с Дуняшей, Раневская – наркоманка; Иван Грозный в «Видениях Иоанна Грозного» Слонимского, Ростроповича и Стуруа мужеложествует на авансцене, перед зрителем мочатся, справляют большую нужду, режиссёр выходит к зрителям нагишом, прикрывшись театральной программкой; в Мариинском и Большом театрах в «Евгении Онегине», в «Руслане и Людмиле» пьют водку из горла, извиваются голые проститутки во главе с бандершей Наиной. Театр Гоголя, сорвавшись с нравственной цепи, купается в режиссёрских помоях в пьесе «Пластилин», где мать и два двуногих кобеля насилуют её сына. В «Полароидных снимках» актёры и по совместительству некрофилы совокупляются на сцене – мёртвый и живой, за что получают четыре премии. За подобной некрофилией мчится, задрав штаны, и театр Немировича-Данченко, чей основатель переворачивается в муках в гробу.

Это шокирующе, вызывающе наглое попрание всех устоев, традиций русского театра, русской расы сопровождается везде истошным визгом и ядовитой слюной – при любых, даже самых выдержанных протестах, при любой попытке воззвать к государственным структурам, которые продолжают финансировать истребление Русского нравственного Духа. Показательный, буквально взорвавший национально мыслящее сообщество пример: эпатажно-режиссерские конвульсии Константина Райкина в своём «Сатириконе», истерически облаявшего из своей подворотни робкую попытку поднять тему нравственной цензуры.

Иванов-Таганский резюмирует сущность Райкина как субъекта театральной жизни, закусившего удила, бешено несущегося по театральному большаку:

«Райкину необходима государственная гарантия, что какую бы гнусь кто бы из севших на шею государству и налогоплательщикам… не нагадил – всё будет оплачено».

И как осиновый кол от чиновников в поднятую проблему финансирования пошлятины: в 2017 году государственная дотация «Сатирикону» увеличилась до 235 миллионов рублей. Просится на выход некая зоологическая идентичность: в русский лес каким-то образом, при попустительстве таможни, прибыл синайский мигрант – скунс. Укрупнился, взматерел на русской пище и стал диктовать лесу свои скунсовые правила и образ жизни в статусе Его Превосходительства, превосходя всех ядовито-удушливой струёй из-под воинственно задранного хвоста – при конфузливом, толерантном молчании медведей, волков и прочих хозяев леса.

Что стоит за этим? Продуманная стратегия духовного геноцида? Или просто трусость чиновников перед нахрапом из Калягинского, жирно кормленого серпентария ВТО? Штришок к ситуации: не столь давно его глава Калягин получил из рук президента награду. Кажется, за большие заслуги перед театральным сообществом…

Разговор о творящемся беспределе, о пошлости и бесстыдстве в сценографии можно продолжать бесконечно: фактов истребления русских театральных традиций накопилось за последние двадцать лет немерено. Но не менее удручающее: нравственно опущен «ниже плинтуса», при бешеном бурлении всяческих премий, наград и грантов не только театр. Поражены бациллой примитивизма во многом каналы TV, эстрада, шоу-бизнес, песенная стихия, платформа коих «занятие любовью» и миазмы быта.

Вороша прошедшие годы, наткнулся на одну из разновидностей бытописателя. Вспомнился мой каюр Семен Родионыч в бытность работы собкором радио и телевидения по Колымскому Заполярью. Это был водила десятипсовой упряжки, на которой мы с ним выбирались в оленьи стойбища, на массовый отёл оленей, на гусиную и утиную охоты, нагло используя служебное положение. Родионыч был идеальным каюром: глухой, как пень, и заботливый, как няня Арина Родионовна. Вдобавок ко всему, неотъемлемой частью его каюрской сущности был вокал, точнее – сиплое, с французским прононсом словоизвержение в стиле рэпа, которое патефонно заводила в нём каждая поездка. Запрягались псы в нарты, на них умащивался мешок с мороженой ряпушкой (собачий корм). Всё это застилалось оленьей шкурой, и мы трогались в ослепительно белый путь. Псы с резвым азартом тянули нарты, визжал наст под полозьями, а из Родионыча текла бесхитростная ария о плывущем мимо тундровом размахе:

– О-е-е-е… О-ё-о-о-о… на стойбиссе собацьки везут… там строганину кушать буди-и-им, спиртик попье-о-ом, веселые стане-е-е-м… О-е-е, куропатоцька мимо лети-и-ит, на кустик сяди-и-ит, ягоду клюне-е-т… потом какать захоци-и-и-ит… О-е-е-е, о-ё-о-о-о, сзади Женька на ряпуске сиди-и-ит, зопу морози-и-ит… однако упрямый нацальни-и-ик, молодой, глупый, говорил ему меховой кукаска надева-а-а-й, а Женька не хоци-и-ит, в тонких станисках еди-и-ит, зопу заморози-и-ит… детей не буди-и-ит, сапсем плохо-о-о… кто рыбу-мясо-грибоцьки ему старому принесе-е-о-о-от?

Ныне приходится много ездить при включенном радио. В уши ломится шквал «шлягеров и хитов». 9/10 – про «лубоф-ф-ь»: от геморроидальной – до лесбийской. Остальное либо хрипато-блатняцкий шансон, либо примитивнейшие россыпи бессмыслиц, замешанных на синтетическом романтизме. На их фоне тундровые рэпы Родионыча греют до сих пор заботливой, осмысленной человечностью.

Московский бывший любимец Лужкова втыкает в уши шампур своего доморощенного хита: про туман и коней в облаках. Задавив в себе совковое любопытство (кой чёрт занес туда эту скотину без крыльев Пегаса?), задаешься вторым прагматическим вопросом: а успеем ли мы, чистоплюи, увернуться от жеребцовых извержений сверху?

Ввинчивается в мозги, достаёт ежечасно ещё один шансонистый припевчик из той же шарманки:

– …Синий туман похож на обман…

Без продыха и без жалости к нашим изнасилованным слуховым аппаратам, вопиющим хоть о каких-либо вариациях. Ну, хотя бы:

– Белый курдюк похож на бурдюк;

– Серый баран похож на таран;

– Лысенький ёж на Лолу похож.

И тому подобное…

Очередной хитовый шедевр ввергает в патриотический восторг за землеройные возможности нашего носа:

– И ноздрями землю втяну!..

Но об этих, с расплющенным вкусом хитах, кажется, довольно. В литературе дела посложнее, ибо наша литература все более неодолимо становится юбочной. Феминистские романы улицких, толстых и прочих вторгаются как в вокзалы, уличные киоски, книжные магазины, так и в издательства. Ни Жорж Санд, ни Агата Кристи, даже получив мировую известность, не рискнули протискиваться в социальную романистику, оккупированную мужчинами с доминирующим правым полушарием. Лит-опусы фемин скромно обитали в пряной детективной прослойке левого полушария. Природа отпустила им хотя бы основание для этого: умение лихо строить интригу – при минимальном наличии стилевой самобытности.

Нынешние борзописки, заполонившие книжные полки мегатоннами кухонной дешёвки, не обладают ни первым, ни вторым. Из-под их перьев текут потоки примитивизма, пополняя разливанное болото трясинной графомании.

На последней Международной книжной ярмарке в Москве было немало со вкусом и богато изданной русской и мировой классики. Но её хищно обволокла куда более толстая короста псевдо-литературы, спесиво блещущей издательской позолотой и столь же золочёным дебилизмом. С тяжёлым изумлением проходил мимо бесконечных издательских «прыщей», вздувшихся на больном теле российской литературы. На полках завалы с одуряющим амбре феминистики и кухонной кулинарии… Из трясины подобных ярмарок за последние 20 лет не выплыло на поверхность ни одной яркой литературной попытки вскрыть тотальный либер-маразм российского социума, в то время, как за стенами ММКЯ смрадно клокотала постсоветская реальность во всем её уродстве.

Примитивный торгаш, прикрывшись генеральскими погонами, вместе со своей б… раздолбали и разворовали половину армии. Но слепая и глухая Фемида, закупленная с потрохами, превращена в юридическую потаскуху и прячет их под свою юбку, куя под них амнистии и реабилитирующие законы.

Твою машину могут безнаказанно сцапать в клещи, погрузить в эвакуатор вместе с тобой, чтобы затем выколачивать из тебя тысячные штрафы под защитой дубинок ОМОНа, ГИБДД и суда. Коллекторы – недобитая в 90-х, а ныне расплодившаяся стая двуногих шакалов.

ЖКХ в остервенелой погоне за прибылями вправе безнаказанно задирать тарифы в разы, а затем, без объяснений, выселять из единственного жилища на улицу, отключить твоё жилье от газа, света и воды, от тех благ цивилизации, которые добывали своей кровью и потом наши деды и отцы.

В хоккее, к которому имеет прямое отношение мой внук, родители собирают вскладчину «смазку» для судьи, чтобы тот судил справедливо (!). И это – железная необходимость, поскольку не раз и не два «не смазанные» судьи засуживали матчи в наглую, поплевывая на официальные протесты тренеров.

Из Ставрополья звонит племянница, сообщает о титанической схватке с военкоматом. Забирают в армию её сына с дипломом вуза и… 9%-ной близорукостью. Вымогают 30 тысяч: чтобы принять во внимание запретное заключение медкомиссии. Матери терпеливо впрямую объясняют: дурочка, ты что, с луны свалилась? Чтобы «откосить» здорового пацана, нужно 100 тысяч. А за твоего полуслепого и так скосили по-человечески – втрое.

Судья застенчиво преподносит на тарелочке с голубой каёмочкой маньяку три года поселения – за убийство, тогда как покалечившему бандита в защите навешивают пять лет тюрьмы.

И, как верх беспредела, – проталкиваемый «закон Рутенберга», по которому государство будет компенсировать олигарху наворованные из бюджета деньги, отправленные за бугор, – деньги, которые «гепнулись» в мясорубке западных санкций.

Коррупционная плесень, приобретая всё более изощрённую социо- структуру в ХХI веке, накрыла всё российское общество, пронизывая его толщу метастазами до самого дна. Почти ежедневно растут цены на хлеб, мясо, молоко, сахар (при фарисейском официозе в 4% инфляции, рассчитанном, кажется, на Ваньку-зомби, парящего в воздусях). Основной набор продовольственной корзины становится практически недоступен миллионам бюджетников, подпихиваемых либер-компрадорами к мусорным ящикам, как в 90-е. Сколько лет вменяемые экономисты, государственники с Сергеем Глазьевым стучали в толоконные лбы правителей с трагическим предупреждением: мы потеряли продовольственную безопасность! Восстановите агропром, везде, во всем мире государства выделяют своему АПК не менее 10 процентов ВВП! Наш 1 процент после вступления в ВТО – это преступление! Не достучались. Теперь имеем то, что имеем: бежим на цырлах за мясом, пальмовым молоком, хлебом, лекарствами (инсулин, кантрикал) в Чили, Аргентину, Кубу, Словакию – к тем, кого недавно бесстыдно предали.

С треском ляпнулась из соцсетей блямба социохапка: осатаневшая в жадности дантистка выдернула у пациентки двадцать два здоровых зуба и всадила вместо них фальшивку-мост, состряпанный сожителем – подельником гешефта.

И всё же не это самое страшное. В нашествиях Батыя и Чингисхана с удавкой Хазарии, в Первую и Вторую мировые войны терпели ещё не то, и выживали как этнос, как раса.

Но теперь надвигается самое необратимое, невосполнимое – рушатся ценности Национального Духа. Искусство и литература предсмертно трепыхаются в лапах режиссёрского свиноподобия, в лучшем случае – творческой импотенции.

Фёдор Бондарчук волочится послушным теляти за арбой либерастов от кино. Он переступает через талант, статус, русское мировоззрение своего великого отца в фильмах «Духлес» и «Сталинград». Увы, сыновное яблочко сдуло антирусским тайфуном от родовой яблони, и сынок шлепнулся далеко от неё.

Донимает парадокс произошедшего. В театры, в кино пришла новая кадровая генерация режиссуры. «Творческий» лом, которым она вскрывает концептуальности спектаклей, – шок ниже пояса, и «бабки» – любой ценой.

Но ведь актёрская масса, с которой режиссура работает, во многом осталась прежняя, так как с недоученными щелкопёрами, с современными чёртиками, выпущенными из табакерки Табакова, из ГИТИСа, «Щепки» и «Щуки», не сделаешь спектакля, на них одних не пойдёт зритель. И что же эта фундаментальная масса из советского театра и кино, которая обучена и сострадательным слезам, и высокому катарсису, и пронзительной человечности в русской сценографии, что же она терпит? Где хоть один бунт народных СССР и России на загаженном корабле режиссёрского самодурства и пошлятины? Нет бунта. Варят и скармливают эту дурианову похлёбку покорно, рабски ошарашенному хамством зрителю. Что ж, «приматозированный» зрительский вкус заслуживает того режиссера, который вешает им на уши тухлую лапшу. А актёры – это дети. Но это действительно сук-к-кины дети! (по Щепкину).

Иванов-Таганский в своей статье не теряет надежды, что рано или поздно зрительский протест против «гуанорежиссуры» даст результаты. «Ни одно усилие, ни один вздох, ни одно мероприятие (как минимум – тухлые яйца и свист, уход из зала во время спектакля, – Е.Ч.), направленное против опошления и развала русской культуры, не пропадут даром».

Думается, живописать творящуюся вакханалию в русском искусстве далее бессмысленно. Время задавать вопрос: кто и как должен ответить за гниющее изнутри государство, за государственное поощрение растлителей? Министр культуры Мединский, увенчавший себя лавровым венком реформатора, не отваживается, как держатель бюджетного культфонда, ни на одну серьезную карательную акцию против шизоидной сценографии, тратя бюджетные деньги на авангардно «творческую» диспепсию параноидальной режиссуры.

Президент, отвлекшись на минуту от нефтегазовых, турецких, сирийских и прочих геополитических проблем, с чьей-то, надо полагать, подачи – того же министра культуры, раздает высокие гранты и награды похабникам, по которым давно плачут тухлые яйца, гнилые помидоры и пинок под зад.

Но снова к литературе…

Давным-давно не слышно и голосов многих маститых писателей о современном «Расколе».  Не раз и не два приходилось слышать от коллег по перу адвокатскую защиту происходящего: уход мастеров пера от остросоциальной литературы – «Укатали сивок крутые горки».

Да полно, коллеги. Такими ли крутыми были эти горки для ныне стержнево пребывающих на всех литературных толковищах. Их «горками» была упоительная синусоида: от одной литпремии – к другой, от одного лауреатства – к другому, от одного Президиума – к ещё более сановитому. И если говорить в открытую, начистоту, то настоящими «сивками» были не эти, удобные во всех отношениях любимцы фортуны, а истинные бойцы, Пересветы советской литературы, заплатившими жизнью за свой социальный, сопричастный надрыв: Василий Шукшин, Петр Проскурин, Анатолий Иванов, Иоанн Снычев, Иван Ефремов, Валентин Пикуль, Юрий Бондарев, Василий Белов и много других. Одни доживают во враждебно-утробном молчании, другие угасли в тени, надорвав души на гражданском, воинском протесте «Не могу молчать!». Но процветают, осыпаны триумфом в официозном статусе бессмертных классиков гибкохребётные, с русофобским душком, приспособленцы всех времён: от сталинизма – до горбельцинизма. Не столь давно собкор «Правды» по Средней Волге Александр Петров прочёл мне по телефону разительно точный памфлет на одного из таких:

                           А любил я Россию всей кровью, хребтом…

                                                                               Е.Евтушенко

Любил Россию он хребтом,

Пудами книжек,

Любил желудком, животом ,

И тем, что ниже.

Аэропорт, причал, вокзал,

Державы, лица…

К «любимой» в гости приезжал –

Чтоб подкормиться.

 

Но это – ушедшее. Где молодые писатели в опасном и, во многом, беспощадном процессе, по имени «Сбережение Духа»? Вероятно у них, у их генерации достойное уважения будущее. Но литературный, социальный глобализм для них пока неподъёмен, во-первых, в силу возраста, а во-вторых, из-за рано обретённой привычки нравиться всем и плавать поверху (даже на изорванных взрывами просторах Новороссии) в сладких сиропах «конструктивизма» и лояльности.

Хотелось бы вступления в эту тематику (духовность и роль писателя, режиссёра, актёра, художника в обществе) наших зарубежных эмиграционных земляков, наблюдающих литературные и социальные процессы изнутри – из «утробы» Запада: а как и что у вас?..

Надеюсь на продолжение дискуссии.