КРИТИКА / Ирина БАЙРАК. ЭПОС ПЛЮС ТРИЛЛЕР. О новом романе Михаила Попова «На кресах всходних»
Ирина БАЙРАК

Ирина БАЙРАК. ЭПОС ПЛЮС ТРИЛЛЕР. О новом романе Михаила Попова «На кресах всходних»

28.07.2017
742
1

 

Ирина БАЙРАК

ЭПОС ПЛЮС ТРИЛЛЕР

О новом романе Михаила Попова «На кресах всходних»

 

Название романа Михаила Попова «На кресах всходних» дано по-польски и его лучше не переводить на русский язык, получится «на восточных рубежах», что неверно сориентирует читателя географически. События книги развиваются не на Дальнем Востоке, а в Западной Белоруссии, на землях, которые поляки считают восточной оконечностью своего культурно-политического ареала.

Время действия ограничено достаточно точно – 1908 год (в ссылку на кресы прибывают два отставных петербургских студента) – 1944, в Далибукской (Налибокской) пуще гибнет в полном составе партизанский отряд «имени Ленинского Комсомола».

Автор в процессе написания этого довольно объёмного сочинения решает две, чуть ли не противоположные по своему идейному наполнению задачи. Он проводит практически одновременно «мысль народную» и «мысль государственную», и в кульминационный момент их сталкивает, высекая пламя, в котором сгорает финал романа. Объясню подробнее, как я это понимаю.

Если временно вынести за скобки сюжета первую главу, играющую роль композиционной скрепы, предназначенной сцепить воедино две повествовательных линии, действие происходит в глухой белорусской деревне, затерянной в глубине огромной диковатой пущи, на отшибе большой жизни. Деревня зовётся Порхневичи, то же имя носит и самое сильное и большое семейство из проживающих там. Порхневичи не просто крестьяне, они легендарно, а может и реально связаны с местной польской шляхтой. Вся проблема в том, что нет документальных подтверждений этих претензий на шляхетство. Порхневичи фактически правители окружающих земель, прочие крестьяне находятся от них в экономической и, если можно так выразиться, политической зависимости не одно десятилетие и при всех властях, что очень убедительно показано в романе. Ромуальда Севериновича Порхневича так и хочется назвать главой семейного мафиозного клана, если бы только это не выглядело смехотворным в описываемой хвойно-болотистой обстановке. Порхневичи пользуются значительно большим влиянием, чем расположившееся в соседнем населенном пункте – Дворце – русское дворянское семейство Турчаниновых, получившее во владение старый польский маенток ещё в 1860-е годы по итогам знаменитой Сенатской люстрации польской шляхты, прошедшей после восстания 1863 года. Ромуальд Северинович носится с идеей выкупить имение, потому что хозяйственная никчемность русских бар совершенно очевидна. Они никак не укоренились на местной почве. Их не признаёт и местная польская католическая знать. Впрочем, она не очень-то признаёт и Порхневичей, но частично мирится с их существованием. Совместное, перемежающееся, переплетающееся действие этих трех сил – польской, русской и порхневической очень живо, подробно и убедительно показано в первой части романа.

Одновременно развивается и большая политическая история, отбрасывая время от времени свою тень на жизнь захолустной деревеньки. Первая мировая, революция, советско-польская война, жизнь под польской «владой». Пытаясь запугать Турчаниновых и заставить их продать ему остатки имения, Ромуальд Северинович инспирирует крестьянские волнения, которые перерастают в настоящий бунт. Имение разгромлено, помещик убит, дети его тоже, кроме одного сына. Подрастают сыновья и у Порхневича, второй по счету Витольд воплощает в себе надежды отца. Он побывает и в Петербурге, потом отправится в Польшу «на стажировку» в имение пана Суханека, в свою очередь претендующего на Дворец. Витольд женится на дочери Суханека Гражине, но жить вернется в Порхневичи.

Начало второй мировой войны. Вступление советских войск на кресы. Начало Великой Отечественной – вступление немецких войск в Белоруссию. Возглавивший к этому времени семейство Витольд Ромуальдович мечется, надеясь защитить и семейство, да и остальных жителей деревни, которых он воспринимает как не совсем чуждых ему людей, всё же он чувствуя какую-то за них ответственность. Эти страницы написаны очень убедительно. И вообще, на мой взгляд, лучшие места романа, это описание народной деревенской жизни. Автор демонстрирует глубокое погружение в атмосферу заброшенной деревни, даёт картины её онтологического существования, соприкосновения с большим миром. В романе много персонажей, большинству из них уделяется совсем немного «экранного» времени, но создаются выразительные, поразительно живые портреты. Именно в эти моменты становится внятна концепция автора: болезненного несоответствия народной, природной жизни, её существования в своём, почти фольклорном времени, и потока исторической жизни, направляемого из столиц, рождающегося из биения идей. Историческая жизнь враждебна природной.

Витольд Ромуальдович в попытках охранить Порхневичи пытается то стать старостой, то «силою вещей», становится командиром партизанского отряда. Но довольно странного отряда, целью которого является не столько борьба с немецкими оккупантами, сколько сбережение деревенского народа в лесу, куда они все ушли, спасаясь из подожженной немецкими карателями деревни. В конце концов, партизанская советская бригада навязывает Витольду свою волю, но он всеё равно добивается для себя права на свободный маневр, если в этом есть необходимость. Его отряд на особом счету и с этим партизанское командование вынуждено мириться. Автор благоразумно сокращает до минимума описание батальных сцен, всё же для таких описаний потребен какой-никакой личный боевой опыт, но всё равно общее положение партизанских дел читателю вполне внятно.

И вот на дворе 1944 год. Четвертая часть романа. Канун операции «Багратион», и первые недели её проведения. Вступает в активное действие вторая повествовательная линия, до того проявлявшаяся лишь в первых главах предыдущих трёх частей. Перед нами довольно странный персонаж, можно сказать мародёр-убийца. Он в составе «бригады» таких же как он, если не ещё худших, негодяев разъезжает по тылам 44 армии и в прифронтовой полосе грабит местных жителей, с помощью пыток заставляя их выдавать тайники с добром, припасённым на чёрный день. Возглавляет эту деятельность интендант армии, к которому и стекается награбленное имущество. Но военной прокуратуре удаётся раскрыть эту жуткую преступную группу, большую часть бандитов в погонах арестовывают. Но один ускользает. Переходит линию фронта, что ему как бывшему полковому разведчику вполне по силам, и присоединяется к отряду Порхневича. Очень скоро становится понятно, что он стремился туда не случайно, это выживший сын графа Турчанинова, украденный из имения командой дезертиров, что поджигали Дворец в 1918 году. Он выжил, прошёл через беспризорничество, был взят на воспитание в школу юнг, там в нём пробудились заложенные в родительском доме основы воспитания, и он мысленно устремился «на родину». На фронте ему довелось послужить в штрафбате, хлебнуть и мурцовки покруче, и вот он в партизанском отряде, где узнаёт историю того, что случилось в 1918 году. Но не только это, но и то, что до сих пор жива его мать. Она тоже тогда выжила, но подвинулась разумом и живёт до сих пор при Дворце в роли полубезумной бессловесной прачки. Местный священник рассказывает молодому «графу», историю давних событий.

Близится кульминация и развязка. Чтобы не лишать удовольствия тех, кто возьмётся прочитать книгу, не будем рассказывать всего. Скажем только, что в этот решающий момент в Пуще сталкиваются силы самого разного происхождения: партизаны Армии Крайовой, немецкий карательный батальон, партизаны Порхневича; завязывается впечатляющий узел. И главным действующим лицом становится молодой «граф». Он проводник «мысли государственной» в этом романе. Объективно говоря, персонаж он, безусловно, отрицательный. Руки по локоть в крови. Но тут приходится учитывать целый ряд привходящих обстоятельств. Во-первых, то, что в сравнении с прочими бандитами, что потом пойманы военной прокуратурой, он всё же не такой мясник и избегает всяческой кровавой грязи. Во-вторых, мать, эта неожиданная встреча (он был уверен, что она тоже погибла) надрывает душу. В-третьих, история гибели остальных родственников под «народными топорами» жителей Порхневичей. Как минимум, «граф» фигура трагическая, и его действия, если не оправданы полностью, то, по крайней мере, понятны. Тем более что он в последний момент действует не как мстительный палач, но как исполнитель государственной воли. Известная фраза о патриотизме как прибежище негодяев оборачивается неожиданной стороной – патриотизм выступает настолько очищенным, что способен облагородить своим сиянием даже поступки очевидного кровавого негодяя.

Можно встать на сторону автора, можно с ним не согласиться. Сильным моментом романа мне представляется именно то, что однозначного вывода здесь нет, и автор его даже не ищет, не говоря уж о том, чтобы его навязывать. У него нет цели перевести графа обязательно и непременно в разряд положительных персонажей, хотя тот отдаёт свою жизнь ради того, чтобы выполнить приказ командования относительно указанного партизанского отряда.

Витольд Ромуальдович Порхневич тоже фигура трагическая, у него руки тоже обагрены кровью не только немецких захватчиков, но и пленного красноармейца, он всю жизнь положил на то, чтобы спасти свое «племя», но это ему не удалось, погибают почти все.

Таким образом, две повествовательные линии сходятся в пункте кульминации и исчерпывают друг друга в развязке. Роман начинается как триллер – первая глава; продолжается как эпос, и завершается опять как триллер. Кому-то, возможно, такая сюжетная схема покажется немного искусственной, да и сам образ графа-разведчика слегка надуманным. Мне кажется, что повод для такого рода читательских сомнений отчасти есть. В какой-то момент становятся заметны усилия автора по сближению этих двух линий. Он умело маскирует эти усилия, но всё же не конца преуспевает в этом деле. Впрочем, мне известны читатели этого романа, у которых конструкция сюжета не вызвала никаких вопросов.

Надобно сказать несколько слов ещё о двух линиях, составляющих повествовательное тело романа. Это линии любовные. Война войной, но человеческие чувства никто не отменял. Здесь тоже всё непросто, как оно и бывает в жизни. Витольд Ромуальдович любил Оксану Лавриновну, мать Мирона, который в свою очередь претендует на дочь Витольда Ромуальдовича Янину. Узел весьма плотный, который развязать не представляется возможным, и жизни приходится его рубить. В какой-то момент начинает казаться, что Мирон собственно и является сыном Витольда, но, слава Богу, автор избегает этой пошлой сюжетной ловушки, иначе сюжетная коллизия стала бы скатываться к чему-то похожему на латиноамериканский сериал. Оксана Лавриновна была замужем за Иваном Сахонем – по-своему замечательный образ. Он, надо понимать, женился на Оксане уже на беременной и Мирон не его сын тоже, именно поэтому он сравнительно легко расстается с семейством, где его ничто кровно родственное не держит, и бежит за океан ещё до начала войны.

Любовные перипетии описаны весьма скупо, автор избегает развёрнутых и многословных сцен, вся его работа направлена на то, чтобы поддерживать напряжённую таинственность, что представляется мне совершенно адекватной сюжетной стратегией. И кроме этих двух больших историй в романе хватает сцен, в которых по-разному – и смешно и драматически –  складываются отношениях между представителями разных полов.

Ещё один запоминающийся образ, проходящий собственно через весь роман, – Николай Адамович Порхневич, белорусский националист; именно он помог юному Витольду вернуться из чужого ему Санкт-Петербурга в начале романа, а потом учительствовал в польской школе, которую посещали все молодые Порхневичи. Это просветитель, собиратель народной белорусской культуры, так же по-своему придавленный «панующей на кресах польскостью» и пытающийся выбраться из-под глыб этого влияния. Фигура драматическая, но поданная автором отчасти в иронической тональности. Хотя не надо думать, что тут ироническое отношение к идее белорусской государственности как таковой.

Кстати,  впечатляющи сцены всебелорусского националистического съезда в Минске, дозволенного немецкой властью уже в тот момент, когда вовсю разворачивается операция «Багратион» и уже всем понимающим людям совершенно ясно, какое стратегическое изменение претерпит ситуация на фронтах. «Сговорчивость» немцев носит явно издевательский характер, но многие националистические силы принимают позволение немцем созвать съезд за чистую монету. Делегаты съезжаются не только с территорий подконтрольных немецкой армии, но и из Европы, и даже из русских областей. И в итоговом документе – уже пушки Рокоссовского слышны на окраинах Минска! – специально оговаривается вопрос о территориальных претензиях белорусского национального съезда. В состав будущего государства должны войта не только привычные губернии, но и земли Смоленщины, Брянщины и так далее. Националистическое опьянение вещь удивительная, позволяющая совершенно игнорировать обстоятельства подлинной реальности.

Отдельно и специально надо сказать о языке этого романа. Он на удивление пластичен и образен. Картины деревенского быта и воинской партизанской жизни встают перед глазами как живые. Особенно автору удаётся лепка портретов-характеров, по большей части ему бывает достаточно нескольких слов, максимум предложений – и перед нами уже живой человек, с собственным характером, со своими привычками.

Казалось бы, о партизанском движении писалось у нас немало, и писалось большими мастерами, но совершенно очевидно, что перед нами особенное, можно сказать неожиданное слово о тех драматических событиях, что произошли в первой половине двадцатого века на территории Западной Белоруссии, именуемой в польской традиции восточными рубежами.

 

Комментарии

Комментарий #6538 01.09.2017 в 11:34

Роман написан прекрасным живым языком. Тема - малоисследованная русской литературой. Попов - первооткрыватель, практически. И ведут его за собой не идеи, через которые мир спотыкается периодически, а живые человеческие характеры - разнообразные, многопланово неоднозначные. Их он исследует, за ними движется по логике их поступков и мыслей. Главная мысль романа - дикое, грубое, ломающее противостояние человека и Истории. Противоестественное, калечащее его, этого человека. Вместо того, чтобы помогать ему выбраться из вороха чисто житейских, нормальных, человеческих - в плане и биологической и духовной, душевной, конституции его - проблем. Вот за такую глыбу и берётся Художник, её и исследует с помощью живой, ощутимой души и плоти своих персонажей.