Марат ВАЛЕЕВ. РАССКАЗЫ: «Скоко вешать?», "Скрытая камера"

 

Марат ВАЛЕЕВ

РАССКАЗЫ

 

 

                                                                         «Скоко вешать?»

 

Пётр Ефимович пошёл за пенсией. По пути заглянул в магазин – так, прицениться, чтобы на обратном пути уже знать, что прикупить домой. В магазине всего было полно.

«Вот жизнь какая распрекрасная нынче, не то что лет двадцать пять назад, – подумал пенсионер, разглядывая витрины. – Правда, как всегда у нас бывает, несоответствие наблюдается. Хорошо бы сюда те, советские, заработки и пенсии. Ещё лучше, допустим, вернуться назад, к тем пенсиям и зарплатам, но с нынешними прилавками».

Течение благостных мыслей Петра Ефимовича нарушила продавщица.

– Что брать будете?

– Сыра полкило, вон того, за триста тридцать, курочку за двести восемьдесят, колбаски грамм триста за триста пятьдесят, десяток яиц, маслица пачку, литр молока, – стал называть пенсионер выбранные продукты, тут же пересчитывая всё на своем калькуляторе. – Постой, доченька, ты мне пока ничего не взвешивай. Сейчас у меня денег не хватит. Вот схожу на почту, пенсию получу – нам прибавили с февраля. Да ещё с апреля обещают накинуть. Так что мы теперь богатые. Вот на обратном пути всё и куплю.

– Прибавили пенсию, говорите? – задумчиво переспросила продавщица. – Это хорошо. Пойду хозяина обрадую... Так зайдёте на обратном пути?

– Конечно, – подтвердил Пётр Ефимович. – Вернусь и полмагазина у вас скуплю. С такой-то пенсией!

Старик обернулся в полчаса.

– Вот и я, доченька, – сообщил он продавщице. – Ну, давай взвешивай. Сначала сыра. Вон того, за триста тридцать.

– За триста семьдесят, – поправила его труженица прилавка.

– Как за триста семьдесят?! – ахнул пенсионер. – Всего полчаса назад было триста тридцать.

– Всё течёт, всё меняется, – философски заметила продавщица.

– Не нужен мне такой дорогой сыр! Давай колбаски грамм триста за триста пятьдесят.

– Нет такой. Есть за четыреста.

– Да это же чистый разбой!

– Какой еще разбой? – вмешался в их диалог тучный мужчина с несколькими дорогими перстнями на пальцах, вынырнувший из подсобки магазина. – Это коммерция.

– А вы кто такой? – сердито спросил красный от возмущения пенсионер.

– Я хозяин этого магазина.

– Это что же у вас творится, господин нехороший? Не успели нам пенсию поднять, как вы уже цены задрали!

– Так на то они и рыночные отношения, – пояснил хозяин. – О вас вон государство заботится, пенсии вам поднимает регулярно, а нам кто доходы поднимет? Никто, кроме нас самих. Дай вам, пенсионерам да бюджетникам, волю, так вы же нас разорите, раскупите всё по дешёвке и по миру нас пустите – вас же миллионы! А нам тоже жить хочется. И так еле-еле за вами поспеваем. Вон у меня «Мерседес» совсем износился, три года на нём уже езжу. Новый надо покупать. Жена на Мальдивы просится. Сына надо женить, а ресторан не на что снять. Не в кафе же свадьбу играть?.. Или вот – через неделю у кореша моего юбилей. Подарок надо сделать, тыщ хотя бы за сто, иначе обидится... Вот и крутись как хочешь..

Хозяин магазина пригорюнился.

Пенсионер лишь молча, как рыба, открывал и закрывал рот, не в силах что-либо сказать. В кармане он судорожно стискивал тринадцать тысячных купюр – всю свою сегодняшнюю пенсию. Вместе с прибавкой.

– Так будете что-нибудь брать? – нетерпеливо спросила его продавщица.

– И у тебя, что ли, проблемы? – обрёл, наконец, дар речи старик.

– А как же! – искренне сказала продавщица. – Конечно, помельче, чем у моего хозяина, но жизнь портят – будь здоров! Ну, так что мы будем покупать?

– Да всё, что давеча присмотрел, – махнул рукой пенсионер. – Не помирать же с голоду. И вас как-то выручать надо.

– Скоко вешать?

–  «Скоко, скоко», – передразнил её Пётр Ефимович. – Вешай в два раза меньше…

 

 

                                                                      Скрытая камера

 

У меня сосед режиссером на телевидение работает. Узнав, что я в отпуске, он предложил мне:

– Миша, не хочешь подзаработать?

– Чего, – спрашиваю, – делать надо?

И Владик мне популярно объяснил, что в связи с тем, что общество наше черствеет и люди отдаляются друг от друга, задумал он снять сюжет о человеческом равнодушии.

– Твоя задача простая, – втолковывал мне Владик. – Оденешься попроще, ляжешь, куда я тебе скажу, как будто сознание потерял. А мы в это время будем скрытно снимать, как на тебя реагируют прохожие. Согласен?

И во вторник повезли они меня к главному в нашем городе супермаркету.

– Не доходя вон до той лавочки, ложись на газончик. Но чтобы голова была на тротуаре! И не шевелись, – разъяснил суть стоящей передо мной задачи Влад.

И я аккуратно лег поперек тротуара.

Поначалу мне показалось, что Влад прав насчет равнодушия людей. Они обходили мою голову, а то и перешагивали через меня, и шли себе дальше. Я уж думал вздремнуть немного. И тут кто-то ка-ак пнет меня! И напротив меня стали две пары ног в форменных штанах. Полицейские!

– Живой, нет?

Один нагнулся, стал ко мне принюхиваться. А я как выйти из дома, по привычке поодеколонился.

– Ф-фу! Да он парфюма нажрался! – говорит тот, что нагнулся. – Синяк, короче!

– Факт! – соглашается второй. – И что будем делать?

– А куда его? Вытрезвители позакрывали. Так что проспится, сам уйдет.

И полицейские ноги, перекатив меня на газон, зашагали дальше. Лежу я, покряхтывая и потирая незаметно бока. И вдруг слышу участливый старушечий голос:

– Что, милок, холодно?

Около меня остановились боты типа "Прощай, молодость!". Бабка лет семидесяти пяти в круглых очках, с большой теплой шалью на плечах, с жалостью смотрела на меня. А трава действительно сырая, холодная.

Ага, думаю, нашлась таки добрая душа, сейчас шалью своей меня покроет.

– Вот мой так же любил поваляться на сырой матушке-землице, – запричитала бабка. – Да так и околел, язви его! Я из-за этого козла уже тридцать лет вдовствую. Ты тоже жену свою вдовой хочешь сделать, да?

И так покрыла меня, что я поразился богатству ее лексикона. Мало того, бабка пустила в ход свои боты и трость. Охаживала меня, да приговаривала:

– А ну вставай, рожа пьяная, да бегом домой! Пошел, пошел, тебе говорят!

Худо бы мне пришлось, если бы с той стороны улицы не прибежал из своей засады Владик. Кое-как угомонил он эту добрую бабку и спровадил от меня подальше.

– Владик – или двойной гонорар, или сам ложись сюда! – выставил я ему ультиматум, почесывая ушибленный копчик.

– Тихо ты! – зашипел Владик. – Ложись обратно! Будет, будет тебе гонорар! У тебя все замечательно получается. Потерпи еще немного!

И убежал к машине с оператором. Ну, думаю, ладно, потерплю ради искусства и истины. Да и гонорар неплохой мне, похоже, светит. Только пристроился на уже подсохшей подо мной травке, как слышу топот и шарканье многих ног. Приоткрыл глаз и вижу, что по тротуару валит толпа в несколько десятков человек, все с синими плакатами и синими же галстуками на шеях и виднеющимися на них белыми буквами ЛДПР.

– Во, бездомный! – обрадованно вскрикнул шедший первым солидный лысый дядька. – И приличный такой, не бомжара. Как раз то, что нам нужно. А ну вставай, друг, под наши знамена, и пошли к мэрии на митинг против существующей власти! Будешь представлять собой отряд обманутых дольщиков.

– А сколько заплатите? – шепчу я ему.

– А что, идея уже ничего не стоит? – пожурил меня лысый, уже приготовивший для меня один из их плакатов. – Ты же получишь моральную поддержку от одной из самых влиятельных партий!

– Не-а, лучше деньгами! – помотал я головой.

– Ну, как и наш вождь, мы больше пятихатки на нос не даем, – деловито сказал лысый и полез в карман.

– Пять тыщ? – обрадовался я и уже хотел послать куда подальше Владика с его авантюрой, стоившей мне уже не одного ушиба и синяка на теле.

– Пятьсот рублей, – поправил меня лысый.

– Шли себе мимо и идите. Мимо! – сразу же остыл я к мелочной ЛДПР и снова улегся на травку. – Мне за работу "не бей лежачего" куда больше дадут!

Элдэпеэровцы нестройными рядами пошли дальше, горланя что-то малопристойное. А я остался лежать и ждать дальнейшего развития событий. И они не заставили себя долго ждать.

Послышались крики, ругань, выстрелы, топот бегущих ног. Не успел я опомниться, как ко мне подбежали и... залегли за меня двое смуглых парней и стали отстреливаться от настигающей их с матами группы других парней, посветлее. Те тоже стали палить в укрывшихся за мной джигитов.

Матерь божья! Это куда ж я попал: пули свистят, маты летят! Хорошо, что никто из воюющих толком стрелять не умел, так что ни друг в друга, ни в меня они не попали. Но я не стал дожидаться окончания этой битвы, а на карачках, но с невиданной скоростью, стирая коленки и ладошки, перелетел на ту сторону улицу, откуда велась сьемка скрытой камерой сюжета с моим участием.

Владик встретил меня, потрясая рукой с оттопыренным вверх большим пальцем.

– Вот такой фильм будет! – орал он радостно. – На "Тэффи" его выставлю!

Но с гонораром, шкура телевизионная, все же меня нагрел.

– Ты, Мишаня, – сказал он, похлопывая меня по плечу, – должен был лежать до логического завершения складывающейся вокруг тебя ситуации. А ты поломал ее, слабак! Но все равно, держи!

И заплатил мне вдвое меньше. Но обещал снова пригласить на съемки. А что, я не против. Но теперь только в бронежилете...

 

г. Красноярск