Наталья ИВАНОВА. В КОТОРЫЙ РАЗ КОРАБЛЬ ВООБРАЖАТЬ… Стихи

Наталья ИВАНОВА

В КОТОРЫЙ РАЗ КОРАБЛЬ ВООБРАЖАТЬ…

 

* * *

Кажется мне: Одиссей покидает Калипсо,

В сети соблазна запутался ткацкий челнок.

Я понимаю: ведь, сколько верёвке ни виться,

Не пережить ей судьбою отмеренный срок.

 

Я понимаю: привязанность – это не привязь,

Дорого-любо, но милой насильно не быть.

Благословенны истёртые пальцы Элизы,

Между которых крапивная тянется нить.

 

Сколько ни плачь – всё покажется мелким и слабым.

Ветер попутный – и время тебя отпускать.

Снится мне: в старую гавань приходит корабль,

Тутовых ягод чернее его паруса…

 

* * *

Мы встретимся в другие времена,

Когда не будет летоисчисленья,

Когда падёт Китайская стена

И всех династий кончится правленье,

 

Когда плотину каждая река

Прорвёт насквозь, губя свои народы.

По краю раны – рана глубока –

Пойду к тебе, совсем не зная броду.

 

И перейду в потусторонний край,

Где смерти нет, где так невинны страсти,

Где кого хочешь в жёны выбирай:

Всё буду я – какой угодно масти.

 

* * *

Не оставляй меня одну!

Здесь кружат коршуны и грифы,

Цепляют гибельные рифы

И тянет Царь Морской ко дну.

 

Ах, чует сердце: быть беде!

Плавник акулий волны глушит.

Ну почему же я по суше

Всегда иду, как по воде!

 

И коршун клюв вонзает вдруг,

Крылами бьёт, когтями водит.

– Где князь Гвидон? – Он на подходе:

Дубовый сук сгибает в лук.

 

Но князь со мной не заодно.

Летит стрела и – мимо цели.

– Ах, Царь Морской – тебе веселье!

Я камнем падаю на дно.

 

* * *

Саламанки слово сладкое

Прилипает к нёбу нежно.

К первобытной страсти падкая,

Презирая опыт прежний,

Бьюсь в ракушечные впадины

И, невинна до накала,

Пью вино из виноградины

Из горластого бокала.

Крепче корня чемеричного

Пограничная кривая:

Бьюсь за пядь пространства личного,

Пядь за пядью отдавая.

Бьюсь в ракушечные краешки,

В известковые каменья.

Ровно десять книжных камешков

По числу грехопадений.

До седьмого камня падкая,

Об него хребет ломаю.

Саламанки слово сладкое

Пограничная прямая

В небе, пыльном, просмолившемся,

Мелом наискось напишет,

Обозначив путь несбывшийся

К Саламанке наивысшей…

 

* * *

Какой кордон нелепых заграждений!

Я и без них не смею подойти.

Мне б в поле-перекатном настроенье

бегучий след вычерчивать в степи.

 

Мне б одолеть земное приращенье,

горячей пылью сцеживая страх.

Мне б выучить твоё произношенье

и песней поселиться на устах.

 

Мне б время задержать до недвиженья,

переплывая Леты водоём,

Мне б птицей Доненбай до неможенья

кричать тебе об имени моём…

 

* * *

Между фальшью и фальцетом

очень узкий коридор.

Не зови меня Козеттой,

не дари мне луидор.

 

Я готова жить на сольдо,

быть пастушкой, прачкой – но

не зови меня Изольдой,

не дели со мной вино.

 

Не неволь меня любовью,

отпусти меня в бега.

Не зови меня Прасковьей,

не дари мне жемчуга…

 

* * *

                                            И.К.

Волнуешься ль в далёком далеке,

Как дочь твоя, как девочка-супруга?

А я к тебе привязана так туго,

Что и зазора нет на узелке.

 

Не разрубая гордиевых пут,

Не сделать неделимое делимым.

Любимое не станет нелюбимым,

И – верю! – алый цветик привезут

 

Из дальних странствий, дальних атмосфер,

Где корабли Садко и Финист-сокол.

И сказки не закончатся до срока,

Пока ношу я Золушкин размер.

 

* * *

Любитель забав, я свободы твоей не возьму.

Тебе всё равно: в голубом я наряде иль в белом.

Я буду в песочном, надетом на голое тело,

В сухом и сыпучем, царапая, словно самум.

Я буду в горячем. И, кажется, не ошибусь:

Ты весь – изумленье подвергшихся обжигу веток.

И я загадаю на пару чеканных монеток:

Орёл или решка – вернусь ли к тебе, не вернусь?

 

* * *

Взойти на мост, как будто на помост,

Кляня в сердцах нескладность отношений,

Нелепость моих жертвоприношений,

Стремление не вить любовных гнёзд.

 

Темнеет обмелевшая река,

И Манор Холл угрюм и неприветлив.

Английский сплин накидывает петли,

Из сёдел выбивая седока.

 

Здесь солнечные дни наперечёт

И дождь все карты путает безбожно.

Уйти, не попрощавшись, будет сложно.

И сложно поступить наоборот.

 

Расправив зонт, по улицам брожу,

Ищу в руинах термы римский полис.

Настолько привлекателен Адонис –

На пушечный к нему не подхожу.

 

А дождь не соблюдает этикет –

Без умолку трещит, без передышки.

Меж лужами лавируя вприпрыжку,

Гроша не дам за встречу тет-а-тет.

 

А Манор Холл по-прежнему суров,

Не стоящий того, чтоб возвращаться.

Адонису – счастливо оставаться!

Пока мы с ним не наломали дров.

 

И, кажется, что всё уже прошло,

Что лучшее осталось за горами,

И ангел, прилетающий с дарами,

Сменил своё крыло на помело...

 

О, как мосты пылают за спиной!

И даже дождь пожарам – не помеха.

От берега до берега – прореха,

И некому отправиться за мной.

 

* * *

Там лодка! Там тугие паруса!

Не чёрные, не белые, но цвета

Каперну взволновавшего рассвета.

Там скрипок торжествуют голоса!

 

Растерянно, пристыженно бежать,

Войти по пояс в моря колыханье.

И, сладко замирая в ожиданье,

В который раз корабль воображать.

 

КУРС  НА  ОЗ

Из далёкого далека – девять тысяч миль –

В скороходных сандалиях по ветру: курс на Оз.

Всем моим летучим коврам и голландцам пожелай под киль

Высоты такой, чтоб не сесть на мель, и подуй всерьёз

На горячую кровь и в парус над скорлупой

Да на чашку чая, с которой идёт отсчет.

Не теряй меня – я плыву голубой тропой

Да по краю блюдца… Ты в парус подуй ещё.

 

* * *

Ровно в десять сорок восемь

электричка в Террачину.

Я иду по Виа Росси,

воздух плавится лучиной.

Загорелые коленки,

загорелые ключицы.

Терракотовые стенки

католической столицы.

Город Ромула и Рема –

ветхий, знойный и гудящий,

город волчьего тотема,

сабинянок похищавший.

Восходящий до Траяна,

Рим великий и всесильный,

воспоёт тебе осанну

каждый скипетр стропильный.

Каждый камушек руинный,

каждый гвоздь и каждый молот.

Город бойкий, разночинный –

перепахан, переполот,

перекроен, перестроен.

И угадывают внуки

в каждом глиняном растворе

термы, арки, акведуки.

Город живших и живущих,

проведи меня холмами

до маслин дикорастущих,

возвеличенных псалмами.

Да возникнет перед нами

берег Тибра, берег узкий,

зацепившийся корнями

за династии этрусков.

Да ударят волны оземь,

окропив водой целимой.

Дай мне в десять сорок восемь

стать с тобой неразлучимой!

 

* * *

Нелегко Вам, господин,

шах и мат от полукровки

так принять, чтоб ни один

нерв не выдал маскировки.

 

Осторожных жестов ход,

перекрёстных слов интрига.

И записка ляжет под

недочитанную книгу.

 

Лодки стянутся в узлы,

зашуршит морская галька.

Знак условный – у скалы

дважды чиркнет зажигалка.

 

И ответит – двуедин –

над скалою голос птичий:

«Долго ждать Вам, господин:

ускользнёт из рук добыча».

 

Перепутий – пруд пруди,

где иду – не догадаться.

Но щемит, щемит в груди –

ибо

некуда

податься...

 

ЯБЛОЧНЫЙ СПАС

                                Еве Валери

1

Выставка в стиле Банкси

На многолюдной стрит.

Падают в дилижансы

Яблоки Гесперид

С плодоносящих веток

Ветхозаветных крон.

Град золотых ранеток.

Еве земной поклон.

Слева – эмблема Apple,

Технодизайн витрин.

Яблочный срез и слепок,

Косточки сердцевин.

Зреет зелёный глобус,

И на его оси –

Надпись «Одной особе».

Яблочко откуси –

И оживут из праха

Мёртвые: стар и млад,

Гектор и Андромаха,

Трои великий град.

 

2

У мирового древа

Яблоку негде пасть.

Примет потомков Евы

Суши шестая часть.

И набирает силу

Колокол каждый час.

А в городах России –

Яблочный нынче Спас.

 

* * *

Душа моя – то истина, то кривда.

То ровный путь, то ломаный зигзаг.

Всё мечется меж Сциллой и Харибдой,

Которых разделяет только шаг.

 

То разольётся вешним половодьем,

Выплёскивая чувства через край,

То ненавистью высушит угодья

И прежний уничтожит урожай.

 

Душа моя – в исканиях духовных

Смятенье двух колеблющихся чаш:

То гордостью наполнена греховной,

То святостью неутолённых жажд.

 

То решкой, то орлом переодета,

И золото в ней чудится, и фальшь,

Душа моя – двуликая монета:

Ни Кесарю, ни Богу не отдашь…

 

* * *

Не загуби меня –

я принесу тебе счастье,

Радость познанья

и радость чего-то иного,

Ради которого

Феникс горит в одночасье,

Ради которого

он возрождается снова.

 

Ради которого

служит Иаков Лавану,

Падают копья

к шатру Шамаханской царицы

И из Сианя

идут и идут караваны,

Чтоб в Византии

неистовым шёлком струиться.

 

Непостижима

в своей гуттаперчевой сути,

Неудержима

уздой твоего обладанья.

Вот оно, сердце –

шагрени последний лоскутик!

Не загуби его

неисполнимым желаньем.

 

* * *

С этой палево-дымчатой мягкостью рысьего меха

Только мягкость волос твоих может сравниться и спорить,

Я на мшистых полянах нам терем затеяла строить –

Лубяную обитель в резных деревянных доспехах.

 

Посмотри на хоромы – как ладно уложены брёвна,

И на угол передний запрятаны гривны и ладан.

Стережёт ли нас Чур, бережёт ли нас добрая Лада,

Здесь всегда на столе каравай да напиток скоромный.

 

Здесь всегда хлебом-солью встречают гостей и прохожих

И колодезный ковш принимает рушник домотканый,

Кружит голову мак, а душица румяна и пряна,

Ветер лисьим хвостом заметает следы бездорожий.

 

Ясный сокол ты мой, несказанно пленительный омут,

Домостроя законы для нашего века ничтожны.

Ни водой, ни огнём разлучить нас уже невозможно,

Я тобою живу и не знаю, как жить по-другому.

 

ИМЯ ЛАСТОЧКИ ГОРНОЙ

Если птицей Семург – то на Кафские горы лететь,

Если белой голубкой – зерно из ладоней клевать.

Но, покуда бескрыла, за стаей лучей не поспеть,

Стрекозу не нагнать и до неба, увы, не достать.

 

Ниву чёрной грозы орошают обильно дожди,

И повсюду рождается молний ветвистый побег.

Ты внимательно в ту раскалённую крону гляди,

Чтоб увидеть гнездо, из которого пал человек.

 

Если б я, как одёжку, себе подбирала судьбу,

То пернатую суть воплотила бы в редкий костюм:

Сердце ибиса алого, звёздочка Сирин во лбу,

Имя ласточки горной, пророческий дар Гамаюн.

 

* * *

Скошенной пахнет травой и незрелой пшеницей,

Донником, мятой, гречихой – как будто по ним

Память могла бы разыгрывать действие в лицах

И возвращать меня девочкой в прежние дни:

 

Переворачивать вилами колкое сено,

Переливать молоко через марлю в бидон,

В спутанных косах выискивать шарик репейный,

Прятаться в стог, собирать облепиху в подол.

 

Снова катиться с горы в трехколёсной повозке,

Плакать навзрыд, ударяясь о щебень плечом.

Вёрткой скакалкой раскручивать в воздухе мостик,

Прыгать в резинки и салить упругим мячом.

 

Шахматных кукол возить в доминошной коробке,

Воображая автобуса будний маршрут,

И провожать причитанием божью коровку –

Детки-конфетки тебя, мол, пропащую, ждут…

 

Время летит... Созревают ирга и калина…

Семечко ржи прорастает тяжёлым зерном…

Боже, Ты знаешь, живу я не хлебом единым –

Дай мне ребёнком вернуться в родительский дом.