Светлана СУПРУНОВА. ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАРОДИИ. Дружеские – и не очень…

 

Светлана СУПРУНОВА

ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАРОДИИ

Дружеские – и не очень…

 

ДАЙ БОГ

           Дай бог не вляпаться во власть

           И не геройствовать подложно,

           И быть богатым, – но не красть,

           Конечно, если так возможно.

                                             Евгений Евтушенко

Дай бог не обижать жену,

Прощенья всем, кого обидел,

И если что-то умыкну,

Дай бог, чтоб кто-то не увидел.

 

Дай бог судье на лапу дать

И верить: всё в суде уладят,

И дальше книги издавать,

Конечно, если не посадят.

 

Дай бог, чтоб срок был небольшой

И впрок тюремная котлета,

Чтоб быть поэтом, – но с душой,

Достойной звания поэта. 

 

ПРЕВОСХОДСТВО

             Когда, раздвинув остриём поленья,

              Наружу выйдет лезвие огня,

              И наваждение стихосложенья

              Издалека накатит на меня…

              Я вспоминаю лепет Пастернака.

                                           Сергей Гандлевский

Когда свой томик трепетно беру

И с ним ложусь в тенёк под куст малины,

То вспоминаю всякую муру –

Сюсюканье Цветаевой Марины.

 

Когда автограф с важностью даю

И еду на побывку в Комарово,

То вспоминаю, как галиматью,

Сухое бормотанье Льва Толстого.

 

Когда на свадьбе через тёмный сад

До ветру будем бегать мы, слабея,

То мы поймём, что пили суррогат,

И вспомним стих Гандлевского Сергея.

 

ГАСТРОНОМИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

                    Я бы в Томске томился,

                     В Туруханске струхнул,

                     На окно бы косился,

                     Опустившись на стул.

                               Александр Кушнер

Города изучаю

И жую беляши.

Я в Сахаре бы чаю

Насластил от души.

 

Съем я в Тете тетерю,

Выпью в Були бульон,

Я по атласу сверю

Свой дневной рацион.

 

В Гусь-Хрустальном румяный

Будет ждать меня гусь,

Я на стул, словно пьяный,

Тяжело опущусь.

 

Съев в Салайне салаку,

По стихам загрущу,

А пока Титикаку

Я на карте ищу.

 

И СНОВА О ЛЮБВИ

                В любви вовеки не умру,

                И что мне бесов рать!

                Я с женщин денег не беру,

                А мог бы, мог бы брать.

                                          Лев Котюков

Она проснулась поутру,

Открыла кошелёк.

«Я с женщин денег не беру», –

Её предостерёг.

 

В окне звезда. Привычный вид –

Расправлена кровать.

Стараюсь, а внутри свербит:

«А мог бы, мог бы брать!».

 

О как трудился я, горел,

Ручьями пот стекал,

Но вот однажды посмотрел –

Не выдержал и взял.

 

Червонец мятый, божий дар,

Считай из чепухи.

Подумал: чем не гонорар

За эти вот стихи?

 

ЗАГАДКА ИЛЬИЧА

             Ночью к стенке я поставлен, 
              Словно белый офицер. 
              Приговор читает Сталин, 
              Взявший душу на прицел. 
              Говорит, что я бесценен, 
              Хоть и вражеский поэт,
              У него товарищ Ленин 
              Отбирает пистолет 
              И кричит: «Поэт он крупный, 
              Недоступный палачам, 
              Мы его с Надеждой Крупской 
              Изучаем по ночам!».
                                            Владимир Скиф 
«Капитал» в шкафу пылится. 
На столе горит свеча. 
Крупской по ночам не спится, 
Нету сна у Ильича. 
Томик мой любовно гладя, 
Вождь зовёт её в кровать: 
«Ну, ложись, товарищ Надя, 
Будем Скифа изучать». 
«Я в литературе дока, – 
Говорит она в ответ, – 
Знаю Пушкина и Блока, 
Фета помню, Скифа – нет». 
Надя сердится, похоже, 
На издательский товар 
И на всякий случай всё же 
Надевает пеньюар – 
До колен, полупрозрачный, 
Тонкий, словно из дождя, 
Взгляд бросает многозначный 
На раздетого вождя. 
Шевелит губами Ленин, – 
Вроде как стихи зубрит, 
Говорит, что я бесценен, 
«Вот так глыба!» – говорит. 
Да, у баб свои запросы. 
Крупская лежит, ворча. 
Ну, какие тут вопросы 
О потомстве Ильича! 

 

ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ

                 Да простит меня Бог и Природа, 
                 В ком и символ, и смысл естества, 
                 Я ворую Слова у народа, 
                 Не стыдясь своего воровства. 
                                              Владимир Молчанов 

Это гены такие, порода, 
По-другому уже не бывать, 
Я ворую Слова у народа, 
А ведь мог бы и не воровать. 

Жаль народ, но привычка сильнее, 
Благо совесть утихнет к утру. 
Он богатый, а я победнее, 
Потому у него и беру. 

И к тому же народу я родный, 

Никогда не предъявят мне счёт. 
Знаю, знаю характер народный –
Не поднимется, стерпит народ. 

Я вчера возле Слова крутился 
(В нём загадочный образ сиял), 
Всё курил, ну, короче – крепился. 
Видит Бог: не хотел, но украл. 

Слово к Слову – вот сборничек новый, 

Снова слава, почёт до седин, 
И пришёл, не стерпел участковый:  

«Одевайтесь, – сказал, – гражданин!».

 

МАЯСЬ УХОДОМ

                 Когда умру, о сколько будет слёз!
                  И сколько слов! И сколько возлияний!

                                            Надежда Мирошниченко

Писатели, правление, родня,

Сбежится люд, барышники с базара,

И понесут притихшую меня

По улицам родного Сыктывкара.

 

И к образу поэта как штрихи

Появятся – ни много и ни мало –

На плюшевых подушечках стихи –

О как трудилась, сколько написала!

 

А сколько слов приятных и речей,

Как много всё же о себе не знала!

И сладость слов – как на душу елей.

Подумаю: зачем я умирала?

 

И прокурлычут громко журавли,

Прислушаюсь: всё слёзы и рыданья,

И вот уже бросают горсть земли.

Последние мгновенья расставанья!

 

Но голоса знакомые слыхать,

Замечу, эти были не речисты.

«Тебя нам будет очень не хватать!».

И догадаюсь – это пародисты.

 

КОШМАРЫ

              Женщины, которых разлюбил,

               Мне порою грезятся ночами,

               С робкими и верными очами –

               Женщины, которых разлюбил.

 

                Женщины, которых разлюбил,

                Мне зачем-то изредка звонили…

                                            Анатолий Аврутин

Вспоминаю Краснодар и Клин,

Видел всё от края и до края.

Кто не знает – Родина большая,

Как поэт скажу и гражданин.

 

То Тува, то Коми, так и жил,

Но звонили изредка в печали,

Плакали и даже угрожали

Женщины, которых разлюбил.

 

Всё виденья, белый свет не мил,

Ну, а мысли – можно ужаснуться:

Вдруг возьмут да вместе соберутся

Женщины, которых разлюбил?

 

И тогда уже не до утех,

Отвернусь, пожалуй, на арапа.

Лес головок, каждый скажет «папа».

Хватит алиментов ли на всех?

 

НЕОЖИДАННОСТЬ

                   Благодаря гашишу

                   Я всё прекрасно вижу:

                   И Дельвига во фраке, и Гоголя в плаще,

                   И Царскую деревню,

                   И Анну-свет-Андревну,

                   И маленьких каких-то, бесцветных вообще.

                                                               Виктор Брюховецкий

Как накурюсь гашишу,

Такое, братцы, вижу!

Вон Кушнер в панталонах и в чепчике Эсхил,

Мережко без корсета,

На поприще поэта

Державин, в камилавке *, меня благословил.

 

А книг моих-то – тыщи,

И не тома – томищи!

Ни критики, ни бури мне не страшны теперь.

Иду уже смелее,

Передо мной, в ливрее,

Сам Александр Сергеич распахивает дверь.

 

Наутро я в тревоге:

Стою в трусах, без тоги,

Со шприцем и в халате какой-то изувер.

Где фраки и манишки?

Всё странные людишки,

И вывеска огромная: «Наркодиспансер».

_______________________________

* Головной убор священника

 

ПРЕДВИДЯ ПОСЛЕДСТВИЯ

                 Я с гениями водку не пила
                  И близко их к себе не подпускала.

                                                        Юнна Мориц

Буря мглою небо крыла,

И менялась я в лице.

Как-то было мне уныло,

Вижу: Пушкин на крыльце.

«Вот закуска, вот чекушка, –

Достаёт пакет поэт, –

Выпьем, Юнна, где же кружка?».

Отвечаю: «Кружки нет.

Кстати, пью я из стакана,

А по правде, дорогой,

Не могу я пить так рано,

А тем более – с тобой.

Это, Саша, очень важно,

Выпью, ты опять нальёшь,

С вами, гениями, страшно:

Приставать ещё начнёшь.

Увлекусь, с собой не ладя,

Вы-то встали – и ушли,

На живот большой мой глядя,

Что да скажет Натали?».

 

УМЕРЕТЬ ЗАВТРА

                И всё-таки в борьбе за Слово

                 Не важно, как я назовусь,

                 Но важно, что воскресну снова

                 И воскрешу с собою Русь.

                  ______

                 Не умру ни сегодня, ни завтра, –

                 Ещё долго я буду любить,

                                      Иван Переверзин

Не умру ни сегодня, ни завтра,

Календарной страничкой шуршу.

Я, пожалуй, умру послезавтра,

Только эти стихи допишу.

 

Умереть мне нисколько не страшно,

Ну, подумаешь, жил средь людей!

Слёзы, сопли – всё это не важно,

Что воскресну – вот это важней.

 

Как положено, шапки снимите,

Помяните меня средь берёз,

Называйте уже как хотите,

Можно ласково: Ваня Христос.

 

ПО ПОВОДУ МУДРСТВОВАНИЯ

                 Грустный запах покоя

                  В спелых гроздьях дождя.

                  Кто придумал такое:

                  Уходить уходя?

                                  Владимир Овчинцев

Вкусный смех чертовщины

В белом вое пурги.

Можно, пудря морщины,

Также пудрить мозги.

 

Немощь бледного слова,

Мысли слабая нить.

Ну, и что тут такого:

Не спеша не спешить?

 

Нет, однако, покоя,

На кровать я гляжу.

Может, кто-то и стоя,

Я же лёжа лежу.

 

Вот уж ловкость поэта,

Что горит, не горя:

Ни про то, ни про это

Говорить, говоря!

 

ПОЛЬЩЕНА ВЕСЬМА

             Январь со мной любезен, как весна.

              Краса мурашек серебрит мне спину.

              И, в сущности, я польщена весьма

              Влюблённостью зимы в мою ангину.

                                               Белла Ахмадулина

Со мной любезны очень сентябри,

Скажу ещё – любое время года

И даже суток; что ни говори,

Но самородков чувствует природа.

 

Подагра, диатез – болезней тьма,

И я терплю беспамятство горячки.

Мне нравится, что матушка зима

Так влюблена во все мои болячки.

 

Да что зима – мне даже пища льстит!

И я опять терплю, хоть очень больно.

Влюблённостью горчицы в мой гастрит,

Признаться, я до чёртиков довольна.

 

Спросите о поэзии меня,

Воистину бессмертны эти темы:

Краса запоров, сладость ячменя,

Уже рукой подать и до поэмы.

 

Я польщена собою и сама,

Меня и флюс и грыжа вдохновляют,

И только тем не польщена весьма,

Что лишь врачи стихи мои читают.

 

ТРЕТИЙ ГЛАЗ

             Что видно мне – не видно «свету».

             А я о том и не тужу,

             Не ржу в экран, не чту газету,

             Народ к восстанью не бужу.

                    _____

             И нынче время не такое,

             Не лётное – стихом резвить.

                                  Мария Аввакумова

Возьми любую передачу –

Везде позорище и срам.

Я на Сердючку зырю – плачу,

Что видно мне – не видно вам.

 

Торчит рябина одиноко,

Везде дожди, унылый вид.

И тут не дрыхнет третье око:

«Твой стих сегодня не взлетит».

 

В себе не чувствуя отваги,

Пишу я что-то втихаря

И тут же прячу в стол бумаги:

Чего глаголом жечь зазря?

 

Беру «Неву» – такое вижу!

Но то, что вижу, не скажу –

Боюсь, кого-нибудь обижу,

Ведь я со многими дружу.

 

Да, у меня полно секретов.

Я и сама не поняла,

Как вышло так, что из поэтов

Я в ясновидицы ушла.

 

ЗАПАМЯТОВАЛА

                Его я целовала горячо,

                 С ним, только с ним! Навеки. Я решила!

                 Всё помню. Всё!.. Припомнить бы ещё,

                 К кому я это, собственно, спешила.

                                                                   Алла Мережко

Всё помню. Всё!.. Брехали дружно псы,

И планов я настроила немало.

Высокий лоб. Роскошные усы.

А собственно, кого я целовала?

 

Потом я помню тёмный сеновал,

Как паспорт я листала на рассвете.

Но кто мне это, собственно, сказал,

Что он женат и у него есть дети?

 

Ещё я помню взгляда чистоту.

Всё, этот мой! Навеки. Я решила!

В прикиде белом, нацепив фату,

К кому я это, собственно, спешила?

 

Да мне ли о несбыточном тужить!

Другой в костюме модного фасона.

«Как звать тебя?» – успела лишь спросить

Под сладостные звуки Мендельсона.

 

Готовку, стирку помню и теперь,

Как сковородкой замахнулась в споре.

С носками и сорочками, за дверь

Чей чемодан я выставила вскоре?

 

Все имена затёрты, впору выть,

Картины лишь всплывают в беспорядке.

А может, стоит одного любить,

Коль с памятью такие неполадки?

 

ЗЛАЯ МОБИЛА

            Зима. Что делать мне в вагоне? Я встречаю

             Проводника, несущего мне чаю,

             Словами: мы опаздываем? нет?

             И не найдётся ль свеженьких газет,

             Чтоб, в новостях пошарив хорошенько,

             Узнать, что стало с Юлей Тимошенко,

             Не взорван ли иракцами Багдад

             И что в Москве – дожди иль снегопад?

                                                     Николай Переяслов

                  

             Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю

             Слугу, несущего мне утром чашку чаю,

             Вопросами: тепло ль? утихла ли метель?

             Пороша есть иль нет? и можно ли постель

             Покинуть для седла, иль лучше до обеда

             Возиться с старыми журналами соседа?

                                                                 А.С. Пушкин

Зима. Что делать мне на даче? Я скучаю,

Друзьям мобильными звонками докучаю:

Цела ль Москва? проснулся ли Мадрид?

Что Абрамович нынче? ходит иль сидит?

Всё сыплет снег, всё значимей вопросы:

Как Тимошенко Юля? не остригла ль косы?

А Вова Путин? В будущем году

Займётся ли он танцами на льду?

И почему моя фальшивит лира?

Где вы, певцы любви, свободы, мира?..*

И тут мобила начала басить:

«Кончай, дружок, под классиков косить!».

__________________________

* Стих Н А. Некрасова

 

ЛЕРМОНТОВСКОЕ

            Стоит одиноко на севере диком

            Писатель с обросшею шеей и тиком

            Щеки, собирается выть.

            Один-одинёшенек он на дорогу

            Выходит, внимают окраины Богу,

            Беседуют звёзды (кавычки закрыть).

                                                Сергей Гандлевский

И как это я оказался далёко?

На севере диком стою одиноко

(Из классики, скобку закрыть),

И шмыгаю носом, и плачу натужно,

Заросший щетиной (здесь скобок не нужно),

Уже приготовился выть.

 

Запрыгали скулы, задёргалось веко,

Меня затрясло – не узнать человека,

Моя задрожала спина,

А в горле-то спазмы, уже я заика,

И для объясненья подобного тика,

Конечно же, сноска нужна.

 

Пустыня внимала доверчиво Богу,

Пока выходил я один на дорогу,

Пока собирался я выть.

Звезда прошептала: «Кто сей созерцатель?»,

Другая хихикнула: «Это писатель.

Немедля кавычки открыть!».

 

ОО УДАРЕНИИ И РИФМОВАНИИ

                 Возвратившись в избу с мезонином,

                  С пристанью и замёрзшей рекой,

                  Стану спирт рифмовать с магазином,

                  А гранёный стакан – с полыньёй!

                                                                  Игорь Тюленев

Отдышался я в кои-то веки,

Вот вернулся домой и пою

О замёрзшей за рощицей реке,

С опустевшей зимой пристанью.

 

Я к мышленью пространному склонен

И с ударными звуками лих,

Я с избою рифмую мезонин,

Со славой – ненаписанный стих,

 

Чей-то трепетный взгляд – с пуповиной,

И с колхозницей – тяжкий молот,

Дядьку в Киеве – с этой бузиной,

Что в моём огороде растёт.

 

Пью ночами от нервов микстуру,

Поглобальнее надобно брать:

Нашу родную литературу

Да с собою бы зарифмовать!

 

НЕ ПЕЙ ИЗ КОПЫТЦА!

              Я тебя не видел слишком долго,

               Слишком много водки утекло.

                     _____

               Жена-любимая, смотри, проходит лето.

               Сердца болят, готовятся к зиме…

               Парит орлица. С птичьего полета

               Я с каждым годом меньше, меньше, ме…

                                                            Сергей Соколкин

Эх, кабы знать такую вот развязку,

Тогда бы я к застолью ни ногой!

Не помню – как, но мы попали в сказку,

Идём вдвоём, с любимою женой.

 

Видать, лило – и сыро так, и влажно,

А на пути глубокие следы:

Кабаньи, волчьи – как-то даже страшно,

И каждый след полнёхонек воды.

 

И говорит родная, чуть не плача:

«Ты из копытца этого не пей,

Ведь у тебя одна теперь задача –

Хоть внешне-то не выглядеть свиньей

 

Взгрустнулось мне: далече лето, лёто,

Проходят годы в разной ерунде.

Горит нутро, кому терпеть охота?

Я отлучился как бы по нужде.

 

Напился я из козьего копытца.

Летели листья (дело шло к зиме).

«Любимая, кончай, не надо злиться», –

Хотел сказать, но получилось: «Ме-е-е!..».

 

РЕЙТУЗЫ

              Муза в розовых рейтузах,
              С непокрытой головой,
              Полезай, подруга, в кузов
              Санитаркой фронтовой.

                                 Александр Люлин

Чьи-то музы в платьях, блузах,

А моя так просто ах! –

Ходит в розовых рейтузах,

На высоких каблуках.

 

Я писал, бывало, бодро

(Правду-матку говорю),

На обтянутые бёдра

Каждый день теперь смотрю.

 

Сладко сердцу, ярко глазу,

Я теряюсь, как никто,

Мысли путаются сразу,

Представляется не то.

 

И уже душою маюсь,

И не думаю совсем,

Ну, короче, отвлекаюсь

От больших и вечных тем.

 

И, прилепленный к рейтузам,

Понимаю всё сильней:

Чтоб стихи звучали, музам

Одеваться бы скромней.

 

ЧЕМ НЕ ПОЭТ?

               Так было! Было, есть и будет
                С тем, что родится от корней.
                Я знаю: будущее будят
                Дела давно минувших дней.

                                       Терентий Травник
Все что-то пишут и рифмуют,
Бегут в издательство скорей.
Меня, как никого, волнуют
Дела давно минувших дней,
Преданья старины глубокой.
Я посмотрел, вот это вид! –
Глаза большие, с поволокой,
Русалка на ветвях сидит.
Какие перси, нос точёный!
Так было, леший там бродил,
И днём и ночью кот учёный
То пел, то сказки говорил.
Да, было, и, видать, немало,
Там ступа шла сама собой,
К избушке вон заковыляла
Старуха с костяной ногой.
Гулять полезно для здоровья,
И я, намедни встав чуть свет,
Гулял себе у лукоморья
И думал: чем я не поэт?

 

МУКИ ТВОРЧЕСТВА

                Всё мир я спасаю, всё духом скорблю.

                 Как сбросить мне эту обузу?

                 Я каждую ночь своим сердцем кормлю

                 Свою сумасшедшую музу.

                                                     Николай Зиновьев

Тревожные мысли по кругу неслись,

На глобусе выцвели краски.

Спасительных строчек, поди, заждались

В Гвинее, Мали, на Аляске.

 

Я грыз карандаш, я зачёркивал вздор,

Но муза явилась – о чудо!

И, видя голодный, блуждающий взор,

Я выложил сердце на блюдо,

 

Печёнку, кишечника пару мотков,

Отрезана правая почка.

И вот не осталось уже потрохов,

А только одна оболочка.

 

И гладила муза свой круглый живот,

Мне с хищницей не было сладу,

И чтобы её подзадорить на взлёт,

Я музу пошлёпал по заду.

 

Она натянула короткий подол,

Взмахнула крылами, зарделась –

И рухнула тут же на письменный стол:

«Прости меня, Коля, объелась!».

 

ВДОХНОВЛЁННЫЙ ВЕСНОЙ

              Расцеловал бы первого встречного!

              В рожу бы плюнул! а всё зачем?

              Чтобы припомнить лицо, а нечего,

              Что-то такое на букву «м».

                                              Олег Чухонцев

Вот и весна, соловьи за стенкою,

Не усидеть за столом уже.

Этого встречного – да коленкою

Пнуть бы под что-то на букву «ж»!

 

Я ароматом сражён и красками,

Эта брюнетка, как дама треф.

Врезать бы ей, засветить под глазками

Что-то такое на букву «ф»!

 

Долы родные, речушка узкая,

Радостно мне по земле идти.

Сила ты, силушка, удаль русская!

Кто попадётся мне на пути?

 

Плюнуть бы нынче в любого встречного!

Дальше, в словесной кружа пурге,

Зарифмовать бы чего, а нечего,

Что-то такое на букву «г».

 

ПРОВИДИЦА

              Лет через двести, максимум – через триста

              Мир на Земле изменится несказанно:

              Переведутся лётчики, машинисты,

              Звёзды уйдут на небо с телеэкранов…

                                                   Вероника Сенькина

Я подсчитала: через триста лет

Не будет ни тарелок, ни стаканов,

Маразм рекламы, ну, и прочий бред

Исчезнут навсегда с телеэкранов.

 

Колдуньи, маги улетят во мрак,

Как будто ввысь, но главное не это –

От «Дома-2» и Ксении Собчак

Вот отдохнёт уставшая планета!

 

Сквозь дырку в шаре вытечет вода,

И росы испарятся, и туманы,

Поэтов бестолковая орда

Переведётся, словно тараканы.

 

О, времена великие грядут!

Земля по тишине истосковалась,

И если пародисты не уйдут,

То это значит – я пока осталась.

 

ПРЕДАТЕЛЬ

              Провалены явки, затёрты пароли,

               Нас вывели ловко на чистую воду,

               А я всё никак не отвыкну от роли,

               А ты всё воюешь за нашу свободу.

                                             Вероника Сенькина

Масштабные планы, престижные роли,

Накрашены губы, открыта коленка,

И я для тебя сочинила пароли:

По первости «Чтиво», а после – «Нетленка».

 

Пароль прошептав, прошмыгнёшь ты в квартиру.

В глазок посмотревши, я дверь запираю.

На стрёме давно я, настроила лиру

И, страстно дыша, всё читаю, читаю,

 

Что ты не свободен, а я-то несчастна,

И часто вздыхаю в плену междометий.

Но вот постучали – и громко, и властно.

Нас двое в подполье, откуда здесь третий?

 

Пунцовыми стали на лбу бородавки.

Неужто мой тайный пришёл почитатель?

Жена на пороге. Провалены явки!

И я процедила сквозь зубы: «Предатель!».

 

РАЗМЫШЛЕНИЯ О ТУАЛЕТНОЙ БУМАГЕ

             За пятнадцать копеек любимых поэтов
             Покупали на завтрак, обед и на ужин.
             Если сыт от духовной пищи всё лето,
             Туалетной бумаги рулончик не нужен.

                                              Марина Шамсутдинова

Давно известно, в мире всё двояко:

Душа и плоть, трава и облака,

Духовное питание, однако,

Полезнее котлет и шашлыка.

 

На завтрак Тютчев, а Толстой – на ужин,

В обед с Рубцовым справишься едва.

Всё так путём, глядишь, совсем не нужен

Рулон бумаги или даже два.

 

Не до супов и не до винегрета,

Затишье в кухне, невключённый газ.

Лежишь себе, допустим, с книжкой Фета,

Который день в потёмках унитаз.

 

Не бродишь с бутербродами по дому,

Не пачкаешь словами чистый лист,

Но может быть и вовсе по-другому,

Когда зайдёшь, к примеру, в «Букинист».

 

Полны еды духовной магазины,

Товар лежалый, страшно за живот:

Возьмёшь стихи какой-нибудь Марины –

И от духовной пищи пронесёт.

 

ЗАЯВКА

            Теперь бы каждому поэту,

             В расчёт порядочность беря,

             Раздать пора по пистолету,

             И это было бы не зря.

                               Вадим Корнеев

Я не подумал, ляпнул сдуру:

«Пора, друзья мои, пора

Военизировать культуру

Для благоденствия пера!

 

В издательствах наставить пушек,

Дать автоматы в культотдел,

К стене каких-то там Андрюшек,

Взять графоманов на прицел!».

 

Я сразу взбудоражил прессу,

Оратора являя дар:

«Поэтам выдать по Дантесу,

А мне ещё и гонорар!».

 

Не гонорар большой поэту –

Такое выдали в ответ:

«Читателям – по пистолету,

Корнееву – бронежилет!».

 

ЗАД ВДОХНОВЛЯЕТ

            Я живу на задворках Самары,

            Где цветёт ботанический зад…

                                              Сергей Лейбград

Ай да зад! Тишина и прохлада,

Ну, а в мае – так только держись!

Я кругами хожу возле зада,

Так и нюхал бы целую жизнь.

 

Эх, такого роскошного зада

Не видал я во веки веков.

Душам творческим много ли надо,

Раз нюхнул – и томищи стихов!

 

Источает какие-то чары,

Как-то в радость его белизна,

Что живу на задворках Самары.

Да, поэтам из центра хана!

 

Снова май, и на сердце отрада,

Я всегда тут весною ходил,

А сегодня рванул мимо зада.

Просто я к логопеду спешил.

 

РЯДОМ С НАРОДОМ

             Разведусь я с поэтом, и уйду я в народ,

             То бишь к дворнику Федьке...

             Буду двор с ним мести по утрам,

             Собирать стеклотару…

                                                      Диана Кан

Эх, знал бы Герцен, что затеял,

А мне теперь вот разгребать.

Народ всю жизнь пахал и сеял,

Кормилец, в общем, так сказать.

Подумалось: ведь нету риска,

С народом и себя найду.

Чтоб рядом быть, ну очень близко,

Я к Федьке-дворнику уйду.

Какие тут уже сомненья,

Я буду с ним гонять чаи,

Ещё читать для просвещенья

Стихи (конечно же, свои).

Читать о городе и роще

(А Федька и всхрапнёт порой).

Оденусь в старое, попроще, –

И ну с утра махать метлой!

Ах, всё ж решусь, задумки пылки,

Ведь можно жить и без строки,

Лишь собирать в мешок бутылки,

Сгребать окурки и плевки.

Захочет Федька похмелиться –

Я тут как тут, аж гордость прёт.

Где Кан? – встревожится столица.

Вестимо, где – ушла в народ!

Текучки в классике, утечки,

И шепоток пройдёт опять:

Такие, знаете, словечки

Порою стала выдавать!

И голос странный, как продутый,

И взгляд как будто нездоров,

Краснеет даже критик Лютый,

Слыхавший много разных слов.     

Но стоп! Задето за живое,

На кой такие женихи.

Взбредёт же в голову такое,

Когда не пишутся стихи!

 

ЭЛЕКТРОННЫЕ ЗАМОРОЧКИ

                Печаль сменил я на усмешку:

                Наш мир – компьютер, а не дом.

                Судьба, похожая на флешку,

                Едва протиснулась в разъём.

                Не жду от техники подвоха,

                Но знаю, сущность не виня, –

                Возможно, новая эпоха

                Отформатирует меня.

                                      Дмитрий Ханин 

Боюсь, что времени убудет,

Усну я за полночь в тиши,

И виджет, как часы, разбудит, –

Пиши, мол, дорогой, пиши.

 

Примчится глори – значит слава,

Апгрейдится моё нутро.

Есть куча гаджетов и клава –

Зачем бумага и перо?

 

Какая глупость – мастер-классы

И эти догмы, наконец.

Слова, слова – что прибамбасы,

По клаве щёлкну – и виндец.

 

Писать, вестимо, не наскучит,

Но только в разной суете

Винчестер старенький мой глючит –

Слова роятся, да не те. 

 

Признаюсь вам, судьба жестока,

И снова, юзера кляня,

Читатель едкий – ох далёко! –

Отформатирует меня.

 

ПЕРЕМЕЩАЯ ЭПИТЕТ

               Скажу тебе душою всей –  
                Аз есмь пиит Руси великой …
 

                Здесь сам Бобров меня читает
                И вскользь цитирует Крупин!

                                            Сергей Сметанин

Скажи-ка, тятя, ведь недаром

Меня в пииты занесло,

Мне руку жмёт Мединский с жаром

И восторгается зело.

 

Кому вареники и сало,

Кому – плотва и караси,

Вон сам Швыдкой за два квартала

Снимает шляпу: «Гой еси!».

 

Река. Ступаю по граниту,

И не отбиться мне от муз.

Донцова чмокает в ланиту:

«Друзья, прекрасен наш союз!».

 

Мне так спокойно с этой кликой,

И только б всуе не взболтнуть,

Что любо от «Руси великой»

К себе эпитет пристегнуть.

 

РОДИОНОВНЕ

             Родная Родионовна, шепни
              Мне хоть одну заветную быличку.
              В кануны полнолуния есть дни,
              Когда вступают души в перекличку.
              Коль хочешь, принесу тебе вина;
              Ты с кружкою рассядешься, как сваха.  

 

                       ***

               – Ну как  ты добрался, хороший? –
               Спросила жена с-под кукушки. 

                                              Владимир Подлузский

Темно и грустно в брежневской лачужке,

И день увесь я пил, кажися, чай.

Я выглянул под вечер с-под кукушки

И закричал: «Старушка, выручай!».

 

Пейзаж, замечу, с подлинником схожий,

И снова буря крыла небо мглой.

Чужая няня, одуванчик божий,

Перекликалась ласково со мной.

 

Мы выпьем с ней, как с доброю подружкой,

И я сказал, не чувствуя вины:

«Ты приходи, но со своею кружкой,

Ведь у меня всё больше стаканы.

 

Хотя б одну заветную быличку

Мне одному шепни, и все дела.

Не откажи и спой мне про синичку,

Что тихо-тихо за морем жила.

 

И не забудь, конечно, про девицу,

Как за водой ступала поутру…».

С надеждою смотрю я на десницу,

Когда же та потянется к перу.

 

И – потянулась! Тот позыв извечен,

Бумаге я доверил мемуар

И подписал с-поднизу – «Зимний вечер».

В.В. Подлузский. Коми. Сыктывкар.