Николай РОДИОНОВ. НАСТАНЕТ КОНЕЦ ЧУДЕСАМ. Стихи

 

Николай РОДИОНОВ

НАСТАНЕТ КОНЕЦ ЧУДЕСАМ

 

ВОКЗАЛЫ

Поездил я немало по стране,

И поезда мне нравились, и люди,

И путь, что под колёсами звенел

Так для меня, как никогда не будет.

 

Не стук, не перезвон, а песня – та,

Что сердце заставляет волноваться

Иначе, чем мирская суета

Иль ветры политических сенсаций.

 

И маленькие чудо-островки

Меня всегда в дороге зазывали –

Вокзальчики у леса, у реки,

И – шумные огромные вокзалы.

 

Я выходил размяться на перрон

И забегал по дощатым ступеням

Внутрь здания, где был я покорён

Порою половиц сухим скрипеньем.

 

И – тишиной, и светлой чистотой,

И жаждой этой несерьёзной встречи,

И оставался я навечно в той

Глуши, вцепившись якорем сердечным.

 

И, окунаясь в шум и толкотню

Больших вокзалов, забывал на время

О тех, что в сердце счастливо храню

Со всеми, кто был дорог мне, со всеми.

 

КОСЯТ ТРАВУ

Всё – в рост. Едва справляются трудяги

Служб коммунальных. Сильная трава

Показывает нам пример отваги:

Не раз косарь в бурьяне застревал.

 

Рычат бензином вскормленные косы,

Летят обрубки спелых трав, цветов.

Постриженные наголо откосы

Канав, газоны чувствуют цейтнот.

 

Успеют ли они опять подняться

И пошуметь стеблями на ветру?

Успеют, но таких цветочных граций

Нам больше не увидеть поутру.

 

И как-то сразу голо, опустело

Предстал пред взором городской пейзаж.

Косарь, конечно, добрым занят делом,

Но – жаль цветы и в целом город наш.

 

Какой июль! Уже как будто осень

В распахнутые улицы вошла

Хозяйкой полноправной, а не гостьей,

Привычной прелью счастливо дыша.

 

БЕЛЫЕ ХРАМЫ

Я шагал потихонечку вниз,

На уставший, измученный берег,

А дыхание озера, бриз

Мне навстречу – с теплом и доверьем.

 

На озёрной равнине одни

Облака, полонившие небо.

И куда ни посмотришь – они,

Друг за другом бредущие следом.

 

Лишь над самой моей головой –

Синева, и прещедрое солнце

Тоже делит по-братски со мной

Этот день, что навек остаётся.

 

Чуть заметно волненье воды,

А деревья стоят бездыханны.

Облака на воде – то ли дым,

То ли новые белые храмы.

 

Так же, видимо, предок стоял,

Восхищался небесным твореньем.

Образ брал из озёрных зеркал

И ваял с превеликим терпеньем.

 

На меня из воды, на меня

С берегов, на меня отовсюду

Смотрят храмы, всемерно храня

Небесами рождённое чудо.

 

МИР, УТРАЧЕННЫЙ В ПРОШЛОМ

Что-то странное вновь происходит со мной:

Не сидится на месте.

И дороги не знаю туда, где иной

Мир – мобильнее и интересней.

 

Та дорога, должно быть, быльём поросла –

Нет желанной дороги.

Зря хожу по знакомым полям и лесам,

По холмам – по крутым и пологим.

 

Вижу заросли здесь, там – одни пустыри.

И куда же исчезли

Те весёлые тропки, что мне подарил

Мир, ведущий к свободе и чести?

 

Заблудился, не знаю теперь, где искать

Мир, утраченный в прошлом.

Мне его незабвенная вера близка

В светлый путь, что сегодня заброшен.

 

Светлый путь я хотел бы найти и спасти,

Но – затея пустая:

Процветают давно обходные пути,

На которые нас не пускают.

 

МЫ НЕ РАБЫ

Позади столбовая дорога,

Впереди – безразмерная топь

И туман. Все, ужасно продрогнув,

Выбивают беззубую дробь.

 

А зачем нам, беспомощным, зубы?

Нет нормальной еды, и борьбы

Не желает никто, отовсюду

По болоту шагают рабы.

 

Вы попробуйте нынче найдите

В букварях фразу дерзкую «Мы –

Не рабы!». Не смущает учитель

Ею наших детишек умы.

 

Всё спокойно, не сгинет болото,

Не рассеется плотный туман.

Что там главное? – жить беззаботно,

Беспросветно беспомощным нам!

 

И не дай бог, чтоб кто-то однажды,

Отрекаясь от гиблой судьбы,

Поднял голос, воскликнул отважно:

«Хватит спины гнуть! Мы – не рабы!».

 

ВОЛШЕБНАЯ КИСТЬ

И снова я в кремле. Василий Козачук

Наматывает кремль на кисть, и на бумагу

Наносит вновь его, уменьшенный чуть-чуть

Он покоряет нас, конечно же, во благо.

 

Сначала синий фон, на фоне – кирпичи,

Один из них потом становится собором,

А в небе – облака, и яркие лучи

Пронизывают кремль, и зрителей, бесспорно.

 

Конечно, кремль не тот, что окружает нас.

Конечно же, они подвижнее, живее –

И кремль Козачука, и этот пересказ:

И облака летят, и свежий ветер веет.

 

И храмы не стоят, а ловят облака,

И яркие лучи, и наши с вами взгляды

На кремль, на акварель Козачука,

В которой всё живей – и сравнивать не надо.

 

Вокруг меня стоят крепки и тяжелы

Свидетели земли родной и веры древней.

Вот как сумел, как смог художник оживить

Кирпичный этот кремль и сонные деревья?!

 

Волшебная ли кисть сейчас в его руках,

Или в душе его магическая сила?

Василий Козачук в трудах слегка лукав,

Но как же получается красиво!

 

ДЕФИЦИТ

Старые фильмы – любимые лица –

Напоминают, что было всё то,

Что побуждало в Россию влюбиться,

Думать о ней, как о самом святом.

 

Доброе сеяли старые фильмы.

Что теперь делать нам с этим добром?

Смотрим беспомощно, как простофили,

Как нам наносят смертельный урон.

 

Вроде бы правильно правит начальство:

Церкви открыли, и цензоров нет.

Но разрывается сердце на части:

Всё под топор ради звонких монет.

 

Дружбу, любовь, и культуру, и совесть –

Всё под топор, всё на свалку, как хлам,

Будто бы только о том беспокоясь,

Чтоб стал героем убийца и хам.

 

Фильмы-убийцы пестрят на экране,

Фильмы-развратники, воры, лжецы.

Мерзкое души незрелые ранит,

Доброе нынче – большой дефицит.

 

ПЯТЬ КЛУБОВ БЫЛО В ГОРОДЕ

Пять клубов было в городе, теперь –

Ни одного, есть, правда, дом культуры.

В нём нет находок (значит, нет потерь),

Зато всегда полно мануфактуры.

 

Нет творческих находок, наш театр

Обходится сегодня без театра,

А значит, меньше на культуру трат

Сегодня. Бог с ним, с тем, что будет завтра.

 

Давно пора переименовать

ДК в торговый центр, но, как и прежде,

Здесь тишь да гладь, да божья благодать,

И вся культура сводится к одежде.

 

Нет, конкурсы, концерты – и не раз,

Не два в году – проводятся, а как же

Иначе отучить наивных нас,

Приученных к партеру с бельэтажем.

 

Да, бельэтаж в ДК когда-то был –

В том старом здании, что рушится и рушат.

Культура наша – беспросветный быт,

В котором неуютно нашим душам.

 

ИЗВИНИ, ОЛИГАРХ

Извини, олигарх, беспокоит тебя нищеброд.

Как живётся у вас

                      в недоступном для нас коммунизме?

Не мешает ли вам

                         разорённый бесправный народ,

Русский люд, что для рабства,

                               холуйства пока что не вызрел?

 

Мы не против, мы за

                                 процветание ваших семей,

Ваших банков, заводов,

                          торговых и прочих империй.

Вы не бойтесь, резвитесь,

                           глумитесь над нами сильней –

Мы потерпим, мы выдюжим, и не такое терпели!

 

Как, скажи, олигарх, там живётся,

                                           в роскошном раю,

Как тебе помогает

                         воскресшая в золоте церковь?

Хочешь,

              я тебе свой бутерброд с колбасой подарю

Из коровьих хвостов,

                      за которые держишься цепко?

 

Извини, олигарх, что не вымерли всё ещё те,

Кто о равенстве – пусть относительном –

                                                            помнит,

                                                                       о дружбе.

После страшной войны

                                      мы живали почти в нищете.

А теперь?

                 А теперь взяться хочется нам за оружье?

 

Извини, олигарх, понимаешь, наверное, сам,

Что терпеть беспредел

                     (а ведь ты, согласись, беспредельщик)

Долго люди не смогут, настанет конец чудесам –

Затрещит голова у тебя от народных затрещин.

 

Молодец, сразу понял,

                            что здесь, на российской земле,

Олигархам спокойно пожить не дадут нищеброды.

Вот и славно! Не ждите, катитесь-ка вы веселей

За границу, и там

                    набивайте хоть чем

                                       ненасытные ваши утробы.

 

УДАР ПО СИРИИ

Трамп нанёс ракетный удар по истерзанной Сирии.

Проявление силы это, подлости или что?

Штаты кровь проливали, но всё же врага осилили,

Превзошли всесильного, грозного на все сто?

 

С чем сравнить-то такой их порыв-обстрел героический?

Разве только с детсадом, в который ворвался пьяный бугай

И давай раздавать малышам свои зуботычины

И орать на весь мир: «Поперёк меня не встревай!».

 

И смотреть равнодушно, с ленцой на зловещие оргии

Не пристало порядочным людям и странам, но мир

Стёр с лица своего тот плевок, а у Трампа на многие

«Детсады» занесён кулачище его безголовых громил.

 

У одной лишь России хватило и силы и мужества

И правдиво обстрел оценить и поставить заслон

Штатам с Трампом, которые ёрзают, злобятся, тужатся,

Но не смеют теперь хрупкий мир превращать в полигон.

 

* * *

Взрыв в метро.

И не первый, да, видимо, и не последний.

Врыв в метро сразу несколько жизней, невинных, унёс.

Я не ехал в вагоне том, взорванном, да и в соседнем

Я не ехал, но мучают боль и наивный вопрос:

Неужели нельзя отыскать человекоподобного чёрта,

Что затеял кровавую бойню на грешной земле?

Ведь он ходит по ней, с нами сводит неясные счёты

Или просто резвится: убьёт – и ему веселей.

 

Взрыв в метро.

Это было вчера, а что будет сегодня и завтра?

Может быть, слуги чёрта до завтра дожить не дадут.

Ведь пока незаметно, чтоб менее стало азарта

У него и у тех, кто настроил его самосуд,

Кто хотел бы, как нам говорят, уничтожить всех лишних,

Расплодившихся, их, кровососов земных, не спросив.

Стало меньше бараков и их окружающих вышек,

А вот крови людской увеличился дьявольский слив.

 

Взрыв в метро.

А контузило всех, кто к подобным вещам не приучен,

Кто не в силах понять, почему снова – взрыв, почему

Кто-то – юный, талантливый – к смерти спешит неминучей,

А другой – бесов босс – здесь фашистскую сеет чуму.

Почему? Почему не находится нужного средства

И спецов, что способны фашистскую мразь извести навсегда?

Не хотел бы, погибнув от взрыва, оставить в наследство

Своим внукам тот страх, что на нас много лет наседал.

 

Взрыв в метро.

Долго будут ещё и в ушах и в глазах очевидцев

Крики, кровь, трупы, стон, боль и плач, боль и плач, боль и плач,

Бег людей из метро, у которых и ужас на лицах,

И растерянность с тем же вопросом: а кто же палач?

Нет, не тот дармоед азиатский двадцатидвухлетний,

Что себя и других ликвидировал, ужас в живущих вселил.

Ну а кто же? кто нам и когда на вопрос наш ответит?

Или нам отвечать на него своей жизнью и смертью самим?

 

Взрыв в метро.

Он не скоро утихнет и сердце в покое оставит.

Но уже начинаем – о, ужас! – к тому привыкать,

Что безвинные души и юных сограждан и старых

Поглощает, уносит кровавая эта река.

И в ушах и в сердцах не смолкают ужасные взрывы,

И пугает ночами весенний раскатистый гром.

Как страшны, нет, – ужасны и невыносимы

Эти адские взрывы в домах, на вокзалах, в метро…

 

* * *

                                                                  Я.А. Храброву

Ветераны войны до конца остаются в строю.

Вот и снова идут по дорогам великой Победы.

И не слякоть окопную, злость на судьбину свою –

Помнят шутки друзей, матерей и подружек приветы.

 

Нынче их, ветеранов, по пальцам легко сосчитать.

Вот идут – на груди яркий блеск орденов и медалей.

Их походка сегодня гораздо скромнее, чем та,

Что была в сорок пятом, до Берлина промаршировали.

 

Не забыть даже нам те победные их марш-броски,

Потому что до нас отголоски войны долетели.

В наших генах и ярость атак, и в угрюмых полях колоски,

И крапивные щи, и рыданья свинцовых метелей.

 

Ветераны идут, и у каждого больше наград,

Чем самих в этой горстке победной дорогой идущих.

Ветераны идут, и я слышу тревожный набат,

Пулемётную дробь, и – как плачут бессмертные души. 

 

В честь Победы – салют, по щеке ветерана слеза

Побежала: и радость и горечь – его непоседы

Всякий раз, когда взгляд устремится всецело назад

И пред ним снова те же дороги великой Победы.