Вагиф СУЛТАНЛЫ. ЛЕГЕНДА О ЗМЕЕ. Новелла

 

Вагиф СУЛТАНЛЫ

ЛЕГЕНДА О ЗМЕЕ

Новелла

 

Поднялся горячий пустынный ветер. Песчаное море всколыхнулось. Сумасшедшая духота в мгновение ока втянула в воздух раскаленные крупицы песка. Змея замерла. Выползла из-под горячего песка, нанесенного на нее ветром. Подождала, пока уляжется его порыв.

Наконец, ветер стих. Пустыня очистилась от поднятого им песчаного тумана.

Солнце пылало огнем. Воздух был раскален, как нутро тендира. Жаром при вдохе обдавало легкие, закипал мозг.

Впереди расстилалась серая пустыня. Неизвестно было, где кончалась эта дорога, куда направлялась змея. К жизни вела та дорога или к могиле, к воде или к жажде? Змея этого не знала.

Вдруг она остановилась. Подняв с песка голову, огляделась вокруг. Не слышно ни звука, нависло тяжелое пустынное безмолвие. Высунув раздвоенный язычок, странно заблеяла. Где-то поблизости раздался писк огромных пустынных крыс, забившихся в норы и напуганных блеяньем змеи. И снова все окутала тишина. Змея проблеяла ещё и ещёё раз.

Пустыня тянулась и тянулась. Змея устала ползти без передышки. Горячий песок натер тело до крови. Ей хотелось сбросить кожу. Старая кожа мучила ее, беспокоила.

Свернулась клубком на песке, развернулась, потом, сжавшись, тихонько потянулась вперед. Сероватая старая узорчатая шкура соскользнула с ее маслянистого тела. Какое-то время змея разглядывала свой выползок. Кто знает, в который раз она так меняла одежду. На этот раз, кажется, в последний. Змея это почувствовала. Последнее платье, последняя шкура.

От головы ее поднялся пар. Она свернулась. В солнечном свете блеснула новая кожа, напоминавшая рыбью чешую. Змея свернулась еще раз и еще. Замерла, отдыхая короткое время, и вновь поползла.

Змея была цвета пустыни. И пустыня была цвета змеи. Пустыню и змею не отличить было друг от друга. И пустыня была серой, и змея. И воздух был серым, и белый караван облаков, помутнев, окрасил небо серым цветом.

Новая кожа не выносила жару. Она болела. А дорога в пустыне все тянулась и тянулась. Змея решила, что у дороги этой нет конца, она ведет к бесконечности, беспредельности.

Иногда она, остановившись, переводила дыхание. Потом опять ползла, пока окровавленное тело не лишалось сил.

Солнце быстро клонилось к западу. Впереди змею ждала бессонная ночь в пустыне. Змея знала, что после этой ночи вновь настанет утро, снова взойдет солнце, объемля пустыню огнем, и опять начнутся ее мучения – ползти по пустыне.

Змея уже потеряла надежду найти безлюдное место. После того, как увидела на прошлой неделе у двух пальм в пустыне верблюда и спящего в тени человека в белой чалме. Змея знала, что проклята человеком. Вот и бежала прочь от него. Как же похож был человек в чалме на убийцу ее братьев. Ах! Сердце змеи было полно бесконечной ненависти к человеку. Эта ненависть пронизывала все ее существо, от кончика хвоста до кинжальных зубов. Ненависть эта играла в ее мелких водянистых глазках, кипела, смешиваясь с ядом. Тяжесть этой ноши, этой ненависти была известна лишь ей самой и Аллаху ее.

   

Сколько дней и ночей ползла она, не останавливаясь? У нее уже не было ни сил, ни воли, ни желания двигаться. Все существо ее полно было слез, но плакать она не могла. Что ни делала, глаза ее оставались сухими, не осталось в них больше слез.

Змея испугалась. Плакать было невозможно, плакать было нельзя. Зрачки высохли, болели глаза из-за отсутствия слез.

Чувствовала, что эта ночь – последняя ночь ее жизни. После этой ночи не видать ей больше ни ночей, ни дней, навечно лишившись их.

Что ж делать теперь? Спать ли ей этой ночью или любоваться ночной тьмой, ее прохладой, звездами? Змея не хотела спать, зная, что эта ночь последняя.

…Но уснула. И во сне опять увидела пустыню. Вдалеке на поверхности песка что-то темнело малой точкой. Нацелившись на эту тёмную точку, она поползла. Точка оказалась черным камнем, она стала его лизать. У камня был вкус воды, вкус ночной росы. Змея лизала и лизала его. Вдруг из того места, что она лизала, брызнула вода. Змея, как безумная, с жадностью стала пить ее. Но не напивалась, и все пила и пила. И тут она поняла, что так не напьется, и соскользнула в образовавшийся родник.

 

Когда проснулась, солнце едва выглядывало из-за горизонта. Ночная прохлада еще не оставила пустыню.

Сколько дней уже змея не слышала ни голоса человеческого, ни звона колокольчика. Она тосковала по звукам, очень тосковала. Молчание пустыни пронзительно отдавалось в ушах.

Она совсем забыла о голоде. Ее мучила жажда. А пустыне не было конца. Все ползла она и ползла.

Глаза змеи с трудом различили среди песка серую пустынную крысу. Собрав все силы, она бросилась на крысу и вонзила свои зубы, точно кинжалы, в ее жирную глотку Крыса билась долго, но высвободить свою глотку из змеиных зубов не смогла.

Змея подставила рот под струю крови, брызнувшую из крысиного горла. Стала пить кровь вместо воды. Хотела кровью утолить жажду. Кровь была горячей, с тошнотворным запахом, но томимая жаждой змея этого не чувствовала.

Змея выпила всю кровь крысы. Потом и сама вяло распласталась рядом с крысиным трупом. Живот ее вздулся. Выпитая кровь мучила, желудок будто к горлу подкатил. Она свернулась, извиваясь, её вырвало.

Пенистая кровь лилась у нее изо рта и запекалась в горячем песке.

Змея долго лежала без сил. Солнце жгло ее тело. Если остаться вот так лежать на горячем песке, можно превратиться в шашлык, подумала она. И снова поползла.

Пустыня серела. Ничто не касалось взгляда змеи, кроме серых песчаных холмов.

Но она чувствовала, что больше не может ползти. Не осталось сил тянуть свое тело. Солнце припекало все сильнее. Змее хотелось покончить с муками, отдохнуть. Теперь у нее не было ни желания двигаться вперед, ни сил вернуться назад. Как же избавиться от этих мук, от этой пытки?

Может, глотнуть собственного яда… Тот вечный покой, что несет он всем живым, может пригодиться ей самой… От этой мысли ей стало легче. И она стала глотать собственный яд. Он обжигал нутро. Когда яд достиг желудка, ее пронзила боль… Ее скрутило от боли… Так скрутило, будто внутренности ее рвали на куски, вытягивали железными щипцами изо рта. Змея извивалась, и боль будто стихала, уменьшалась. Потом из желудка яд перешел в вены, в кровь и разлился по всему телу.

Вечерело. Глаза змеи пожелтели, помутнели. Но она еще не умерла. Ждала ночи. Не могла умереть, не увидев своей звезды.

...Ночью на небе народились крупные звезды. Змея нашла свою –  счастливую... Смотрела на нее, смотрела долго своими утратившими свет глазами. Потом положила голову на горячий песок, который не могла остудить летняя ночь, и закрыла глаза.

Перевод Медины Эльдаровой

Баку, Азербайджан