Андрей ГАЛАМАГА. ЧИСТО РОССИЙСКИЕ УБИЙСТВА. О повести Юрия Баранова «Шанхай по пути на ЮБЛО, или Чисто российские убийства»

 

Андрей ГАЛАМАГА

ЧИСТО РОССИЙСКИЕ УБИЙСТВА

О повести Юрия Баранова «Шанхай по пути на ЮБЛО, или Чисто российские убийства»

 

Свою повесть «Шанхай по пути на ЮБЛО, или Чисто российские убийства» Юрий Баранов строит главным образом на художественном приеме, которому лучше всего соответствует понятие гротеск, т.е. «одна из разновидностей комического приёма, которая сочетает в фантастической форме ужасное и смешное, безобразное и возвышенное, а также сближает далёкое, сочетает несочетаемое, переплетает нереальное с реальным, настоящее с будущим, вскрывает противоречия действительности», как этот термин трактуют академические словари.

Но, в отличие от непререкаемых классиков гротеска, таких как Франсуа Рабле, Гоголь, Булгаков или Кафка, у Юрия Баранова «ужасное и смешное, безобразное и возвышенное» сочетаются, на первый взгляд, вовсе не в фантастической, а в самой что ни на есть реалистической форме.

Герои повести – обыкновенные русские люди. Русские не в смысле национальности: наравне с Копытиным, Савельевым, Крымовым, Донченковым выступает их соседка учительница Давлетшина, к которой соседи обращаются почтительно и в то же время по-свойски Фаридовна. Это те, кого потомки и родственники когдатошних «пламенных революционеров» с нескрываемым презрением называют «простолюдинами», «туземцами», «аборигенами» или, хуже того, «эмбрионами людей».

В то же время намек на необычность повествования содержится уже в заголовке повести. И если ставшее в русском языке нарицательным слово «шанхай» – кучно стоящие убогие дощато-фанерные постройки на участках для так называемого «подсобного хозяйства» – не нуждается в особом разъяснении, поскольку, на нашу беду, стало общепринятым и понятным каждому; то аббревиатура «ЮБЛО» требует расшифровки. Это не вполне благозвучное сокращение означает просто Южный Берег Ледовитого Океана; по аналогии с не менее дурацким, но гораздо более известным ЮБК – Южный Берег Крыма. Мне кажется, слово ЮБЛО появилось как насмешка над манерой советских новоязовцев всему, чему только можно, придумывать идиотские, труднопроизносимые сокращения.

Но важно то, что от пресловутого шанхая до этого самого ЮБЛО, в буквальном смысле, как до Китая. И это заставляет считать, что место действия повести – вовсе не подмосковный дачный поселок, а вся необъятная Россия, в каждом уголке которой русским мужикам приходится бороться за выживание на своей собственной земле.

Поселок №2, как он стал называться в результате многочисленных переименований, расположен невдалеке от железнодорожной платформы Товарищ (бывш. Благодать). Исконное его название – село Троцкое, по фамилии владевших им помещиков Троцких, – вскоре после революции получило имя красного героя-командира Муравьева, который, впрочем, оказался изменником. Селу спешно вернули прежнее название, но уже на новый лад: Поселок имени председателя Реввоенсовета Республики товарища Л.Д. Троцкого. Но недолго  имя Лейбы Давидовича красовалось на карте. После позорного изгнания левого уклониста вон из России, поселок совсем ненадолго наименовали в честь верного ленинца товарища Н.И. Бухарина, будущего врага народа, объявленного уклонистом, но уже правым.

После этого некоторое время у поселка не было никакого названия, что спасло его жителей от поголовной коллективизации. Как заметил в своем романе Булгаков: «Нет документа, нет и человека»; в данном случае, нет имени – нет и поселка со всем его населением.

Расположенный в поистине благодатном месте, окруженный заповедным лесом и скрытый от  незваных гостей топким болотом, Поселок №2 во все времена притягивал к себе алчные взгляды. Сначала многочисленных советских начальников. А с победой горбачевско-ельцинской перестройки к поселку потянулись цепкие лапы нуворишей.

Мужики быстро смекнули, что не стоит испытывать жалости по отношению к тем, кто тебя и за человека-то вполне не считает. И если не удавалось решить проблему «мирным путем», разборчивость в средствах отступала далеко на задний план.

Действие повести намеренно не выстроено хронологически. Оно перемежается многочисленными историческими заметками и отступлениями, а также разговорами на философские и социальные темы; причем поселковые мужики проявляют в этих беседах недюжинные познания и эрудицию.

Далеко не в самом начале сюжета мы узнаем, что первой за свое большевистское рвение была отправлена в ад пламенная революционерка Эсфирь Зоревая, коварно пронюхавшая, что Поселок миновал ужас коллективизации. Мужикам, предкам наших современных героев, ничего не оставалось, как только направить ее к станции прямиком через топь, на дне которой и осталось гнить ее революционное тело.

Расправа с пламенной журналисткой положила начало отсчета событиям, которые, как раз в соответствии с определением гротеска, иначе как фантасмагорическими не назовешь. Разнообразие неповторяющихся способов, с помощью которых мужики устраняют своих врагов, производит неизгладимое впечатление. А если к этому добавить то, что повесть написана нарочито языком документального очерка, зачастую сдобренного искрометным юмором, при чтении по коже невольно пробегает холодок.

Стоит заметить, что многие эпизоды повести проиллюстрированы едкими, злыми и в то же время остроумными, замечательными стихами.

И еще хочу отметить, что повесть Юрия Баранова могла бы произвести фурор, будь по ней снят художественный фильм. Сюжет, переработанный в сценарий, сделал бы честь таким непревзойденным мастерам киногротеска, как Квентин Тарантино и Роберт Родригес. Но что нам Голливуд, далеко Голливуд. А единственного отечественного мастера, которому была бы по силам подобная история, Алексея Балабанова с нами, увы, уже нет.

Но мы помним слова, произнесенные его героем: «Вот скажи мне, американец, в чем сила? Разве в деньгах? Вот и брат говорит, что в деньгах. У тебя много денег. И чего? Я вот думаю, что сила в правде. У кого правда, тот и сильней».