Михаил НИКОЛЬСКИЙ. ТВОЙ АСГАРД. Стихи

 

Михаил НИКОЛЬСКИЙ

ТВОЙ АСГАРД

 

* * *

Зачадил огарочек
Свечки стеариновой:
Присланное с нарочным
Письмецо Иринино
Вскрыл, борясь с сомнением:
прочитать иль выкинуть?
Горечь в нём отменная –
Сразу понял – "выкает",
С первых строк растерянность,
Слёз разводы синие...
"К звёздам через тернии…".
Духом керосиновым
Пах листочек сложенный,
С кляксами чернильными.
Господи, как сложно-то
Оставаться сильными,
Если так вот скрючило,
Рот в немом рыдании:
«Дочке быть байстрючкою»...

...Скоро на задание...
Как в таком смятении
Мыслить с хладнокровием?
Под бельё нательное,
Ниткою суровою
Ладанку мамашину
Привязал по-новому:
"Будет всё по-нашему…".

К запаху сосновому
Гари смрад мешается –
Там, за лесом, зарево.
Тьма стеной сгущается
У костёла старого.

Всё, пора: предутренний
Сон особо сладостный.
Снег рассыпан пудрою –
Детям было б радостно...
Тридцать пять архаровцев –
Все бойцы отменные –
Льдом промёрзшей старицы
Шли, взбухая венами –
Тола за четыреста
Кил на них навьючили.
Ветер злой, задиристый
Месяц пас над тучами.

Вон и мост за кирхою.
Фрицы, рассупонившись,
Дрыхнут. В печке пыхают
Угли. Им, не понявшим

Смерти всю коллизию,
Сладко спать за Родину –
Фатерлянд – Элизиум...
Тихо утро вроде, но
Шорохи невнятные,
Снега скрип сыпучего...
Ноги стали ватные –
Варежки колючие
Рты зажали – финками
Часовых порезали.
В штабель, к спинке спинкою,
Сгрудили по-резвому...

Три "быка" кирпичные
Тола рвать полтонною,
Плюс – гранаты личные –
Фермы там бетонные –
Крепко немцы делали,
На века, наверное...

След саней по белому,

Состоянье нервное:
– Под центра закладывай,
Шевелись, соколики,
Свора едет лядова,
Здесь отряд – как голенький.

Только всё наладили,
Мотоциклы из лесу –
Белыми-то гладями –
Прям к мосту и вынесло.
Три машины фрицами
Позади набитые,
С каменными лицами,
Злобные, небритые...

Взвода два эсэсовцев,
Как грачи по белому...
Пулемёты бесятся...

Выкрашенный мелом и
Пуль прошитый строчкою,
В снег упёрся кистями:
Не простился с дочкою...

Струйками по чистому
Насту кровь, как ящерка,
Понеслась... Фанерные
Тола пухнут ящики
Под центральной фермою.
Ток бежит по проводу
Прямо к детонатору –
Фейерверк по поводу
Гитлеровой матери.

Не делить с Ириною
Дочку и имущество –
Снег накрыл периною
Мёртвых и дерущихся...
Ладанка мамашина
Полыхает ссадиной –
В крови цвет окрашена
Под яремной впадиной.
...Взвод пришёл с потерями,
Выполнив задание.
"К звёздам через тернии…".
Что теперь рыдания...

На войне обычное
Дело – смерть за Родину...
Хоть совсем не личное...

Да и не природное...

 

НЕДОЛЮБЛЕННЫЙ ОКТЯБРЬ

Я к тебе ходил за вдохновением,
В жёлтые с подпалами аллеи.
Ты мне в думы золота навеивал.
И они грустили и болели...

Дни твои короткие и странные
Восхищали яркими оттенками,
И листвы кровили ало ранами,
Как пацан со сбитыми коленками...

И нырнув в морозность перволедицы,
Зелень трав выбеливая инеем,
Небо рыл ковшом Большой Медведицы,
Пролетая звёздными долинами.

Засыпал потом, листвой засыпанный,
Сна кино смотреть про осень светлую
В старом парке, с клёнами и липами,
Ветви в зонт сложившими приветливо.

Тополей вздымаясь канделябрами,
Погружаясь в сплин и меланхолию,
Растворишься в этой осени, октябрь мой,
Недолюбленный, как я, и недохоленный.

Сквозь дела какие-то ненужные,
С суетою сшитые усталою,
Отразят под вечер небо с лужами
Октября улыбку жёлто-алую...

А к утру на нет сойдёт всё золото,
Побуреет враз и зябко съёжится...
Каблуком нечаянно расколота
Перволедья тоненькая кожица...

 

И НАД СОННОЙ ЗЕМЛЁЮ ПАРИТЬ

Ты совсем потерялся в прозрачной тиши межсезонья...
Отголоском любви,
Еле слышно, синица капелью звенит,
Словно плач загрустившей души по ушедшим резонам...
Если сможешь, лови
Ту звезду, что стремится в закатный зенит.

И в стотысячный раз пробеги цепкой памятью яркие склоны
Тех отрезков пути,
Где полз вверх или падал отчаянно вниз.
Где не видел ни зги, или путь озаряли святые иконы,

Где сумел ты пройти
И познать рампы свет и потёмки кулис.

А потом оглянись и свали эту ношу, что давит нещадно,
Побреди наугад,
Вслед за всполохом в мраке рождённой зари.
Твой Асгард пусть взойдёт, защищая от брани площадной.
И научит искать берега,
И над сонной Землёю парить.

 

ЗДРАВСТВУЙ, ПИТЕР!

Здравствуй, Питер... Мы квиты давно:
Ты не принял меня, я уехал...
Вдоль маршрута года, словно вехи,
Пронеслись стаей титров в кино.

Ты всё так же февральски угрюм,
Беззаботно-июньски напыщен...
Бесконечно-несметные тыщи
Ходят толпами в кронверкский трюм.

Отражаясь гранитом в Неве,
Петропавловкой в небо вонзаясь,
Навсегда ты в моей голове,
Я – твоя неожившая завязь.

И каналы твои – трубы вен –
Сквозь меня гонят кровь этих улиц,
Фонарями ночными сутулясь,
С Летним Садом купаясь в листве.

Я, южанином став, не забыл
Про дожди и промозглые ветры...
Наводнений балтийские метры,
И коней необузданных пыл.

И качаются в такт фонари,
Скачут в ритме осеннего вальса,

Струны грифа впиваются в пальцы,
И срывается голос на крик.

 

* * *

Так короток взмах напослед
По-летнему тёплых и бабьих
Деньков, что крылами рассвет
Взбивают и туч дирижабли

Гоняют, листвою шурша,
И ночь остужают под утро...
То зноем июльским грешат,
То красят закат алой пудрой...

А после рекой дождевой
Листвы кораблей гонят стаи –
Дней пять – и уж нет ничего,
Лишь осень недели листает...

Сначала – до первой зимы,
Потом до последнего снега,
До зелени яркой каймы,
До зноя июльского неги…

Пусть жизнь на посулы скупа,
Пусть бабье – короткое лето,
Но вновь в золотой листопад
Природа по-бабьи одета.

 

ПРИЗНАНИЕ В ЛЮБВИ

Ты мой мини-Париж,
Как когда-то сказал о тебе Лихоносов,
Над Кубанью паришь,
Сентябрём вновь встречая нарядную осень...
Ты мой старый Шанхай –
Весь в убогих лачугах, как в драных галошах,
Не таящий греха –
Ведь знавал на веку времена и поплоше...

Я скучал по тебе,
Покидая надолго по собственной воле,
И ругал во злобе
В дни, когда от тоски загибался и боли.
И твои тополя
Вдруг вставали во сне, чтоб не скис я от грусти...
И листву шевеля,
Южный ветер гулял в их вершинах до хруста.

А потом, возвратясь,
Упивался по полной твоим бабьим летом.
Словно пёс-сирота
Любовался осенним багровым рассветом.
Повзрослев, понял вдруг,
Что влюблён навсегда в этот город недаром –
В улиц утренних звук,
И друзей тесный круг, что зовут Краснодаром.

 

СКАЖИ, МЫ БУДЕМ ЖИВЫ ХОТЬ НА ТРЕТЬ?

Ещё немного – маленькая смерть
Придёт к деревьям, травам, насекомым...
Скажи, мы будем живы хоть на треть?
Хотя б на треть останемся знакомы?

Иль просто так, листвою, опадём,
Чтобы самим истлеть под слоем павших?
Пропитанных туманом и дождём,
В полёте сверху счастья миг искавших.

Висим пока на ветках мы. Но врозь –
На разных ветках, даже на деревьях...
И превзошли собой шипастость роз.
И просмотрели жизни прошлой превью...

И близок час, когда сорвёт порыв
Оттуда вниз, в пике, на груды хлама...
Глаза сомкнув, а может быть раскрыв,
В полёте лишь поймём, что это драма –

Лететь друг к другу рейсом заказным,
И рядом быть, но вянуть в одиночку...
...А ветер пел, подначивал, дразнил,
В банальной пьесе жирно ставя точку.

 

ПОСЛЕДНИЙ МОСТ

"Бессмертный полк" и смертные полки –
Слои булата, вкованные в Вечность.
Им жизнь с судьбой задрали потолки,
И выше их Луны одна лишь млечность.

В строю мой дед. И множество других:
На фронте павших, выживших недаром.

Не камня всплеск, рождающий круги,

И не вода, что выкипела паром,

А глаз и рук реальных теплота,
Свечей зажжённых, искр во тьме летящих.
Что им теперь могильная плита –
Для светлых душ, с войной «сыгравших в ящик»?

 

Они, бессмертье смертью заслужив,
Навек в строю и вечно рядом с нами.
Но безоружны против скверны, лжи,
Историю крушащих, как цунами.

Которую кроят под тех, кто слаб
Рассудком и причинными местами:
Под мужиков, что стали вместо баб,
И прочих всех, по ком уж плачет Сталин.

И этот полк из мёртвых и живых –
Последний мост меж будущим и прошлым...
Как Дедов взгляд на нас из синевы,
Как правды их рассыпанные крошки...

 

НОЧНОЙ РЕЙД

На погон упала звёздочка –
Боевая, капитанская...
И её обмыть бы водочкой...
Тьма коварная афганская...

В полевой хэбэшке старенькой
В рейд ночной по души духовы...
Жаль, давно не пишет Варенька
Из твоей деревни Глухово...

Темнота, лишь звёзды пялятся,
И шакалы воют истово.
В автомат вцепился пальцами –
Ну глотни хоть спирта чистого.

Уши ловят ночи шорохи,
А глаза кошачье-зоркие –
Ты давно понюхал пороху,
А душа покрылась коркою.

Бывший взвод твой необстрелянный
В Кандагаре лёг под пулями...
За тремя уже апрелями
Тот лейтёха, "духом" пуганый.

Тот, что был тогда салагою,
Из училища командного...
Со щеглами-бедолагами
В бой вступил с душманской бандою.

Вас троих всего и вывезли
Припоздавшею вертушкою...
Бой тогдашний душу вызлобил –
Ржой покрылась, как веснушками...

По дороге – всё под горочку –
Эх, обратно-то намаетесь...
Вдруг пахнуло дымной горечью,
Застучало сердце – маятник.

Поворот – колонна битая:
Пять "Уралов", две "коробочки"...
Брезентуха вся прошитая
"Калашами", гильзы горочкой...

И "двухсотые", "двухсотые"...
Интересно, сколько выживших...
Тишина из звуков соткана,
Перевал, огнями брызнувший...

И разрывами наполнилась,
Светляками жёлтых трассеров,
Ночь дохнула смерти волнами,
Обжигающими фразами:

"Шурави, сдавайся!". Выследил,
Крик откуда. Из подствольника
Долбанул, ругнулся мысленно:
"За убитых тех соколиков!".

Полчаса разрывов, выстрелов,
Матов русских и ненашенских...
Повезло, опять ты выстоял
Под огнём кинжальным вражеским.

"Духи" дёрнули долиною,
Ты собрал живых да раненых –
Впереди дорога длинная,
И дойти туда б заранее...

Зачищать кишлак – не лучшая
Из задач, войной намеченных.
Совесть зря напрасно мучаешь –
Враг здесь каждый, ночью встреченный.

А обратною дорогою
Ты попал в засаду с ротою.
Гиндукушскими отрогами
Шли, ущельями и гротами.

Словно бы заговорённые –
Треть дошли от роты целыми,
Загорело-заострённые
Скулы, лица... Зубы белые...

Изорвал хэбэ о камушки –
Всё равно уж было стареньким...
Ты вернулся. Только замужем
Не дождавшаяся Варенька...

 

ПОД ТРОИЦУ

...А под Троицу так спится...
Снятся радостные сны.
Пахнет липой. Сонно птицы
О местах поют лесных.

Шелест листьев, ветра шёпот,
И прохлада от реки.
Дождь вчера по лужам шлёпал
Босиком. И струй тонки

С неба нити землю шили –
Ткали зеленью травы...
Туй вдали темнели шпили –
Гром их жаловал на "вы".

А под Троицу всё стихло...
Сладко спится... Неба чернь,
Облака сугробик рыхлый –
Светлый дух святых вечерь.

 

* * *

Солнце нынче скупо на лобзанья,
И теплом нечаянным маня,
Ждёт в кафе на кофе и лазанью,
На свиданье вытащив меня.

По траве зелёной блики света
Словно зайцы скачут там и тут.
Чей-то образ грезится мне светлый,
Кажется, что где-то очень ждут.

Посижу в кафе, смакуя кофе,
Поглазею молча на девиц,
Что сбежали с "пары" про Иоффе,
Покормлю остатком булки птиц.

Пусть весна свежа и так дождлива –
Ничего – придёт ещё тепло:
Солнце выпьет лужи после ливня,
Защитят студенточки диплом.

Ну и я расстанусь с этим сплином,
Что мешает жить как в двадцать пять.
И расправлю плечи, выгну спину –
Пусть часы отсчитывают вспять.

 

* * *

Дождь о чём-то шепчется с асфальтом,
Промочив до нитки всех и вся.
Прогудел клаксон охрипшим альтом,
У дождя прощения прося.

И понять, а в чём он виноватый,
Вовсе не пытаюсь – мне-то что –
Может извиняется за ватты,
Выданные в гонке за мечтой.

Абрикос роняет снег весенний
Лепестков, отживших краткий век.
Жаль, не видит этого Есенин –
Просветлел бы "Чёрный человек".

И с лихвой дождями напитавшись,
Зелень прёт так мощно и легко,
Что коровы, с силоса уставши,
Доятся по ГОСТу молоком.

Тракторист, полей вскрывая зяби,
Про весну поэму сочинил.
И поёт поутру яркий зяблик,
Выбиваясь в певчие чины.

А прохлада – вовсе не помеха
Ожиданью Пасхи волшебства.
И апрель встречает первым смехом,
И приятной клейкостью – листва.