Анна ГУРКОВА 
Анна ГУРКОВА
ЧТО ТЫ ЛОВИШЬ НА УДОЧКУ РЕЧИ ТЕКУЩЕЙ…
* * *
«Не песня страшная, а распевочка.
Найдите Бога хоть одного!»
«А что ты знаешь о Боге, девочка?»
«Не знаю, милые, ничего».
«Чего ж ты ходишь по нашим нервочкам?
Мы все издёрганы и честны,
И в том, что ты народилась, девочка,
Нет нашей прихоти и вины.
Свою рубашку носи-донашивай,
В какой с рожденья, другой не сшить.
Не стыдно в лавках чужих выпрашивать
Клочочки воздуха для души?
И песня страшная, и распевочка,
Да всё ж без песни страшней всего.
Но что ты знаешь о смерти, девочка?»
«Не знаю, милые, ничего…».
ЗА ВЕТРОМ…
В комнате, где неважен источник света,
Где сигареты, кофе, вино, стихи,
Ты говоришь: «Сегодня пойдём за ветром».
Сколько на ветер брошено слов таких.
Сколько их бесконечных? Куда их гонят?
Долго ль стонать, сбиваясь в метель, в пургу?
Всхлипы луны сквозь тучи, и видишь – тонет,
Тонет ребёнок в густом снегу.
Что же? Спасаем! Придумай, что солнце, осень,
Листья как души. Шинель на плечо! Пора!
То, что провоет ветер, он сам же носит.
Мы за ветрами. По ветру. Как ветра.
* * *
Вот как прошло похмельюшко
Да поросло беспамятством,
Мы собрались и выпили,
Думали, будет весело.
Ан ничего подобного:
Всё про систему-матушку,
Всё про работу-мачеху,
Всё про козлов с коровами,
Всё про мужское-женское.
Вот я иду с похмельюшка,
Хочется выпить солнышка,
Хочется скинуть тряпочки,
В баньке помыться хочется…
Ан ничего подобного,
Больше всего мне хочется
Речь услыхать обломную,
Мудрую, неразумную,
Так чтобы мне поверилось:
«Дочка своих родителей,
Без роду ты, без племени,
Ты, как кукушка, маешься,
Ты, словно мир, неправедна,
Всё-то пророчишь-сетуешь,
Всё-то считаешь-думаешь,
Сколько кому и надолго ль
Будет любви да выпивки,
Будет беды да выгоды.
А побеги ты к реченьке
Да прорасти тростиночкой.
Мальчик сорвёт тростиночку,
Да изготовит дудочку,
Да заиграет песенки,
Грустные да весёлые,
Чтоб ничего в них не было
С трезвости да по пьяночке,
Чтоб ничего кромешного
Больше тебе не грезилось,
Чтобы стояли, слушали
И утешались, милые».
* * *
Ну, допустим, ко мне приходил этот некто,
который знает добро и зло,
Ну, допустим, он мне говорил, что со мною
мне, в сущности, повезло,
Про призванье моё возвещал, вещал. Только что с того?
Ну, допустим, чернильницы не было, чтобы швырнуть в него.
Только что опять же с того, я устала, с работы, рухнула на кровать.
Ну, допустим, досадно было, что мне в одежде придётся спать.
Потому что ведь он же пришёл, а я человек и имею стыд,
Не имея должного уваженья: вот он вещает, а у меня голова болит,
И мороз крепчает, не платят денег, напарница с животом,
А работаем мы в помещении душном, и страшно от этого. И потом,
Всё мне кажется, зря он лезет в земные мои дела,
Зря желает, чтоб я срывалась, глаголом кого-то жгла…
Это дело пророков. А мне, наверное, до гробовой доски
Не избавиться от моих недоверия и тоски.
И слова, которые пишет моя рука,
Мне диктуют мои недоверие и тоска.
И неважно уже, приходил он, нет ли. Поскольку так
Получается, будто нет. Но, может быть, он не такой дурак,
Как хотелось бы многим… Лучше не умствовать, «бла-бла-бла»
Проворчать и подумать, что снова рифму подобрала.
Только дело не в этом. А в том, что собачка шла по полям,
Развесёлая, умная, пела: «Ля-ля, ля-ля,
Ля-ля-ля, ля-ля-ля». Всё-то пела: «Ля-ля, ля-ля».
И цветы распускались, и не горела под ней земля.
* * *
В.Х.
Всем сердцем любить, да и только, людей непохожих,
О, что с тобой делает совесть, ребёнок-повеса.
Сквозь все фонари, и киоски, и пьяных прохожих,
Сквозь город ты смотришь и всё же не видишь там леса.
Ты сморишь туда, где открытые степи стирает
Волна горизонта, а свет – переломная дата,
И чувствуешь кожей, как там для тебя замолкает
Прекрасный певец в злато-розовом цвете заката.
Но мыслей обрывки про цену, измену, замену,
И ты исчезаешь спокойно, навечно, как будто.
И лишь подпираешь собою панельную стену,
Не зная, что делать, когда так светло-неуютно.
* * *
А ещё такое напишется иногда,
Уж не «ля-ля-ля», «баю-баю» – почти взашей:
«Пусть он лучше женится! Никогда
Не смогу присвоить чужих мужей
Ни в мужья, ни в любовники. Наконец
Пусть не просто в ЗАГСе, а под венец,
Чтоб жена ему кого-нибудь родила –
Чтоб совсем серьёзные были у них дела,
Чтобы личное прошлое – словно из прошлой жизни».
Пусть отпустят меня эти мысли,
Что вправду стану ему мила.
* * *
С утра ему жить показалось лень,
А день добавлял вины.
Семейный скандал догорел, как день,
Все спали, смотрели сны.
Он из дому вышел и прочь пошёл,
Босой, по сырой траве.
Но что-то жужжало (как сотни пчёл)
В беспомощной голове.
Он с горки спустился, увидел лес –
Чернеющее пятно
На чёрном. Мелькнуло: «Попутал бес», –
Но пчёлы, но полотно
Дорожки терялось, мелькали сны
Бессонные по кустам,
Кричали, что прокляты, что больны,
И не было чуда там.
* * *
И пока отпускает Россия свои корабли
В ледяные пространства, туда, где неважно, кто платит,
Под бинтами снегов отдыхают каверны земли
Круглый год, наперёд понимая, что снега не хватит.
* * *
Даже не то, чтобы слишком в памяти берегу,
Просто нахлынуло вдруг – и сквозняк по коже…
Осень, дорога из школы, мальчишки кричат: «Абу»,
Бьют и плюют, на макаку – смеются – она похожа.
Дальше одна, домишки и слякоть, старое пальтецо,
Вечный российский ветер, шальной и вольный, –
Видеоряд… Не помню её лицо…
Помню, что ей было больно, а им не больно.
* * *
И с силою бродяги-тунеядца
Придёшь с работы и подушку в жгут.
И старости, и немощи бояться
Не хочется. Ведь как-то да живут
В неисчислимых скорбях и болезнях,
В разрухе зимней, с небом, аки дым,
И Божий дух всё носится над бездной,
Над миром, сотворённым и нагим.
СОЛНЦЕ В НОЯБРЕ
Он язык человечий и голос зовущий
Забывал. И смущённо спрашивала вода:
«Что ты ловишь на удочку речи текущей
В облаках твоего труда?»
На такие слова отвечать не надо.
Пустобрёхи-тучи ширились, и росли,
И дымили, и серое небо казалась адом –
Снег не падал.
Всё равно лучик солнца присел на корточки и погладил
Дорогое лицо земли.
* * *
Детское ремесло –
Разглядывать одуванчики,
Гладить листочки, травинки на вкус пробовать.
Всем повезло:
Были девочки или мальчики,
И куда ни ступи – Родина,
Без словопрений. Ты помнишь: рана любая лечится
Подорожником, расцветают секретики сквозь стекло.
Милый, я не хочу спасать человечество,
Если страдает от этого детское ремесло.