Владимир БОНДАРЕНКО. ЛЕСОВИК. К 80-летию Эдуарда Успенского

 

Владимир БОНДАРЕНКО

ЛЕСОВИК

К 80-летию Эдуарда Успенского

 

Писатель и впрямь похож на лесовика-Лешего своим неуемным и взрывным характером, своей жизнью уже лет сорок в глухих деревнях, своей тягой к животным и птицам. И сейчас с ним живут попугай, два лохматых пса и всякая мелкая живность от птичек до рыбок.

Лохматый, как его псы, независимый и драчливый, творитель всяческих чудес. Это про него Пушкин писал:

Там чудеса, там Леший бродит,

русалка на ветвях сидит.

Там на неведомых дорожках

следы невиданных зверей.

Избушка там на курьих ножках

стоит без окон, без дверей…

 

И избушка не одна уже за эти восемьдесят лет построена, и невиданные звери Эдуарда Успенского во главе с Чебурашкой бродят уже по всему миру, и русалка за эти годы у него не одна побывала. В Москву выбирается нечасто, неуютно там лесовикам.

22 декабря 2017 года Эдуарду Николаевичу Успенскому исполнилось 80 лет. Солидная дата для детского писателя, для автора Чебурашки и крокодила Гены, кота Матроскина, Пластилиновой вороны и многих других неведомых зверушек. От души поздравляю своего старинного друга. Желаю преодолеть свои болезни и жить долго-долго, как и положено Лешему.

Я познакомился с Эдуардом Успенским добрых сорок лет назад, когда работал в “Литературной России” и договорился приехать к нему и сделать интервью для газеты. Тем более оказалось, что мы почти соседи: я жил тогда на станции Правда, а Эдуард – недалеко от меня на окраине поселка Пушкино. Интервью сделал, привез к нему домой, для этого просто пришлось выйти из электрички на его станции по пути к себе. Дом и тогда был весь в животных: жил веселый попугай, жила собака, был аквариум, летали какие-то птички. В следующий раз я привез к нему своего маленького сына Гришу. Сдружились. У него тогда ещё жила дочка Таня от первой жены. Мой сын просто влюбился в этот леший заповедник зверей, людей и детей. Потом к нашей компании присоединился еще один прекрасный детский писатель, ныне покойный Сергей Иванов, живший недалеко от меня на станции Заветы Ильича.

В Эдуарде меня уже тогда поражала его сильнейшая энергетика, неуемная пассионарность и дерзость. Он уже тогда затеял великую войну с Сергеем Михалковым и Анатолием Алексиным, начальниками всей нашей детской литературы. Это и было главной причиной того, что уже став знаменитым, Эдуард оставался без книжек. Популярность к нему пришла исключительно через мульфильмы. И Чебурашка, и “Дядя Фёдор, пёс и кот”, вышли спустя годы после написания, хотя чего уж там запрещать было? Михалков видел в лице Успенского своего сильного соперника, и задвигал его книги подальше. Помню, как отчаявшись опубликовать одну из своих книг “Клоун Иван Бултых” на русском языке, он согласился поехать со мной в мой Петрозаводск, и мы отдали его повесть в петрозаводский финский журнал “Пуналиппу”, там и вышла она впервые в России, и впервые на финском языке. Через нее финны узнали Успенского, полюбили, и стали уже переводить и издавать и все остальные его книги.

По энергетике своей он напоминал мне еще одного близкого друга, Сашу Проханова, тоже, как и Эдуард, закончившего Московский авиационный институт. Я их и познакомил. Хотя они были совсем разные и по взглядам и по характеру, но своей энергией подпитывали всех. Интересно было наблюдать за ними на моих посиделках в Правде, где собирались и другие сорокалетние “дети 1937 года”, от Маканина до Личутина.

Эдуард был немного в стороне, не вписывался в наш круг. У него была своя детская литература, своя нешуточная борьба. Кроме нашей личной подмосковной дружбы, у него был свой, как бы сказали сегодня, либерально-еврейский круг. Помню, как-то Толя Ким высказался: «Что это из Бондаренко какого-то ксенофоба делают? У него же самый близкий друг Эдуард Успенский». Уж не знаю, за какого такого поляка или еврея принял его кореец Толя Ким. Но все они – блестящие русские писатели. А инородность Успенскому навязывал лично сам Сергей Михалков. Как сейчас говорит сам Эдуард: «В клане Михалкова меня называли «главарем сионистского гнезда» – за то, что я помогал писателям-евреям. Тому же Грише Остеру, например. Хотя я сам русский…».

Да, по своим корням Эдуард Николаевич, кто бы ни сомневался, стопроцентно природный русский человек. Родился он в подмосковном городе Егорьевске, отец – Николай Михайлович, работал ни много ни мало, в ЦК КПСС, а мама – Наталья Николаевна, работала инженером-машиностроителем. Учился в Московском авиационном институте, но уже студентом больше занимался всяческими вечерами и капустниками, начинал писать первые рассказы. В 1966 году написал первый вариант “Крокодил Гена и его друзья”, но первой книжкой у него вышла в 1974 году другая повесть ”Дядя Фёдор, пёс и кот”.

Историю о приключениях этой компании Эдуард создал во время работы в библиотеке летнего лагеря.

Идея создания истории про Чебурашку пришла к писателю во время пребывания в Одессе. Случайно увиденный в коробке с апельсинами хамелеон натолкнул автора на интересную мысль. Сделать необычного зверька своим новым героем. Даже над именем долго думать не пришлось, благодаря друзьям, которые в шутку так называли свою маленькую дочь.

К славе своей он относился снисходительно, как говорят, не задавался.

Охотно помогал друзьям. Помню, когда у меня умерла маленькая дочка Светланка, мы с Эдуардом и отвозили хоронить её на радонежское кладбище. Он взял с собой ещё и свою дочку Таню.

Со временем с неизбежностью наши пути разошлись, но я по-прежнему следил за его успехами. Эдуард Успенский давно уже стал живым детским классиком, а его герои оказались чуть ли ни первыми в детской прозе русскими национальными героями, в отличие от Чиполлино, Буратино, Волшебника Изумрудного города, доктора Айболита и даже Мурзилки, заимствованных из западных книжек.

Этому лесовику было легче общаться со всякими зверушками, а также с детьми, чем со своими коллегами и приятелями. Да и по взглядам он стал куда более просоветским. Послушайте, что пишет перестроечный Эдуард Успенский:

«Выбивается самое главное, что есть в русской системе ценностей, – ... коллективное мышление... У русского человека много совестей: своя собственная, семейная, клана... Время от времени – по обстоятельствам – включается та или иная совесть. А нас толкают в объятия закоренелого индивидуализма: “Я – сам по себе! Плевать мне на друзей!..”.

И ещё: меня и моих товарищей безумно бесит засилие американских комиксов, всяких сникерсов... Такое ощущение, будто кто-то нарочно их насаждает... Не может весь этот поток идти неуправляемым! Если бы речь шла только о коммерции, то обратились бы к нашим русским персонажам. У нас такой фольклор, такие сказки – и вдруг это искусственное насаждение американских персонажей! Они идут танками. Остаётся надеяться только на то, что русский народ всегда отторгал все, что ему навязывали. На волне этого отторжения и нужно сейчас пропагандировать наших русских сказочных героев!».

Эти вполне “нашсовременниковые” цитаты взяты из недавних высказываний веселого сказочника Эдуарда Успенского... Что же с ним произошло? Как иногда полезно интеллигенту окунуться с головой в мир западных ценностей, чтобы понять, не всё там так хорошо, как мечталось на кухнях советского времени? И куда-то уходит интеллигентское прозападническое мнение, что всё плохое – у нас, а всё хорошее – там, за океаном... «На Западе чувствую себя рыбой, вытащенной из воды», – отвечает Успенский сегодня на предложение переехать в США, где ему даже подыскали в Бостоне дешевую квартиру.

Не забудем и про постоянную защиту консервативных семейных ценностей, семейной морали, нравственности. Вполне можно было бы с такими взглядами Эдуарда Успенского назначить министром по делам семьи, тем более в нынешние времена демографических проблем. И назовут его бывшие друзья охранителем.

Сказки у Успенского всегда – игровые. В них заключен некий сдвиг законов серьезного мира, они – выдумываются, даже изобретаются. Вот и нашли мы ещё ключ к творчеству Эдуарда Успенского. Он не изобразитель, не наблюдатель, не созерцатель, он – изобретатель. Ведь есть и литературные сказки – не игровые. К примеру, “Алёнушкины сказки” Мамина-Сибиряка. Жизнь Серой Шейки реальна во всём, кроме одного – не могла уточка разговаривать. А жизнь в повестях и в стихах Эдуарда Успенского подчиняется законам игры. Он как бы заманивает детей в мир домашней фантазии. Его творчество – это цепь изобретений, реприз, волшебных превращений, перевертышей. Вышел тигр погулять в город, а людей нигде нет, все попрятались от него.

Видит тигр – город пуст.

“Дай-ка – думает, – вернусь.

В зоопарке веселей,

там всегда полно людей”.

 

Корова едет в метро, троллейбус лежит в кровати, бегемоты ходят на заседания. Всё допускается. И ребёнок сам должен делать выбор, что ему ближе. Может, сказанное – сказка, а может – быль.

  Думаю, Эдуард Успенский счастлив, потому что у его героев миллионы поклонников, и вчера, и сегодня, и будут завтра. Это и помогает ему жить.

Живи, Эдуард до ста лет. Радости тебе от жизни и здоровья!