Николай РОДИОНОВ 
Николай РОДИОНОВ
ДОСТРАИВАЮ ХРАМ
ДЕД ПРИШЁЛ
В самый короткий день
Раньше пришёл рассвет.
Видимо, порадел
Наш новогодний дед.
Нет надоевших туч,
Облачка в небе нет.
Видимо, он могуч,
Наш новогодний дед.
Близок ли к небесам,
Знает ли их секрет?
Но он силён и сам –
Розовощёкий дед.
Старый знакомый наш
Молод, хотя и сед.
Русский, простой типаж –
Розовощёкий дед.
Скромен, красив и смел,
В солнечный свет одет.
Вовремя он успел,
Наш новогодний дед.
Мучает нас один,
Только один вопрос:
Где ты ходил-бродил
Раньше-то, Дед Мороз?
Думали мы, водой
Зиму прольёт насквозь.
Как хорошо с тобой,
Милый наш Дед Мороз!
СОЛНЦЕСТОЯНИЕ
Два или три или даже четыре
Дня в декабре будто дремлет земля.
Ну а потом день становится шире,
Встречу с весною в итоге суля.
Встречу с весною, но прежде – с зимою.
Солнцестояние – признак того,
Что снег повалит и вьюги завоют
После ночной тишины гробовой.
После ночной тишины перед новым
Годом, стоящим у самых ворот.
Эти приметы просты и знакомы.
Злит, видно, зимушку солнцеворот.
Злит, видно, зимушку яркое солнце,
Ветры, летящие с южных широт.
Но как ни воет зима, как ни бьётся,
Солнце своё постепенно берёт.
Вот отдохнёт – и поднимется выше,
Улицы светом своим оживит,
Маленькой птичкой-синичкой засвищет,
Снег, белый снег превратит в лазурит.
Будет опять очень много работы.
Пусть все, пока время есть, отдохнут.
Сонное царство захлопнуто плотно –
Шарканье слышно секунд и минут.
ГОЛОС НЕБА
Умер Дмитрий Хворостовский –
Самый яркий Божий дар.
Вроде всё привычно, просто,
Но – никто не ожидал.
Как же так! Весь мир встревожен,
Будто вмиг осиротел.
Гнев на нас обрушен Божий
Не за тьму ли чёрных дел?
Страшно: сильный и красивый,
Щедрый, умный, молодой
Баритон всея России
Выбрал горнюю юдоль.
Как же так! Дарован свыше
Нам на радость и в пример.
Неужели не услышим
Голос Неба, высших сфер?
Голос искренний и дивный,
Созидающий в сердцах
Благородные мотивы
От начала до конца.
Брат Орфею, Ариону,
Русскому Баяну брат –
Хворостовский стал иконой,
Рад тому или не рад.
На британской Атлантиде
Завершив земной полёт,
Виртуально пусть, но выйдет
Он на сцену и – споёт.
СРЕДИ СКУПОЙ ПРИРОДЫ
Тихо, сумрачный свет,
Ледяная земля, ледяные столпились деревья.
К небу взгляд мой воздет,
Полный холода и недоверья.
Тонким слоем лежит
Снег, скупым совладельцем разложенный.
Кони, сани нужны,
Но – найти их теперь невозможно.
Полететь бы в санях
По просторам морозным и солнечным,
Рыхлым снегом звеня
Озорно, бескорыстно, бессрочно.
По лесам и полям
Проторить между синих сугробов дорогу,
Поделить пополам
Это всё: это – мне, это – Богу.
Ничегошеньки нет,
И напрасно душевное рвенье:
Тихо, сумрачный свет,
Ледяная земля, ледяные столпились деревья.
ПРОДАЖНОЕ ВРЕМЯ
В этом мире так много ещё не разгаданных тайн,
Ничего невозможно понять,
объяснить досконально.
Телевизор молчит, велико ли число пуритан,
Но, похоже, всё отдано нынче на откуп канальям.
Маски сброшены, карты открыты, стоят короли
Перед нами в чём мать родила,
но по-прежнему верят,
Что способны народам запудрить мозги и рулить,
Никакого значения не придавая потерям.
Оторвавшись от жизни, не вижу движенья её:
Город будто бы вымер,
как будто ушёл в подземелье.
А сейчас, в ноябре, я не вижу, как солнце встаёт.
Звёзды где? Может быть,
в эти дни уцелеть не сумели?
Днём и ночью – во мраке,
и где ж она, светлая жизнь?
Хвалят нас за терпенье,
терпеть предлагают и дальше
Те, над кем звёзды очень удачно сошлись,
Те, что следом идут
за толпою, Россию предавшей.
Луч надежды сверкнул
и растаял во мгле навсегда.
Если кто-то и хочет раздвинуть тяжёлые тучи,
Обречён на фиаско, поскольку сегодня предать
И продать – значит, жить,
и при этом – значительно лучше.
МОЖЕТ, ТОТ ЖЕ…
Острова и континенты,
Горы, долы, города –
До последнего момента,
Но – отнюдь не навсегда.
Я шагаю осторожно,
Чтоб не затоптать того,
Что – а вдруг! – всего дороже
Для потомка моего.
Как хотелось бы увидеть
Манускрипты тех времён,
Что лояльны к Атлантиде!
Ну вот как мы их вернём!..
Ищем, роем землю, чтобы
Обнаружить тот кристалл,
Что когда-то вечным гробом
Для стихов и песен стал.
И надеемся на Бога.
Может то, что я пишу, –
Тот же свет таким же стогнам
И – дождя осенний шум.
ВЫСШИЙ СВЕТ
Высший свет – это просто болото.
И ковёр-самолёт, вместе с тем:
Для высокого создан полёта
Самых низменных, мерзких страстей.
Высший свет, состоящий из плебса –
Из воров, проституток, чинуш, –
С виду – всяк – представитель прогресса,
А несёт несусветную чушь.
Высшим светом себя именуют,
Высшим обществом видят себя,
Полагая, что всех обманули,
Дух любви до конца истребят.
Вознеслись и про то позабыли,
Что над нами струят белый свет
Небеса, где от них даже пыли
Не оставит Идущий вослед.
Может быть, это всё понимая,
Разгулялась болотная гниль.
Ну а там, где страда полевая,
Ей уже отступить помогли.
Схлынет гадкое, всплывшее всюду,
Где от высшего общества шёл
Запах тления, славя Иуду
С ненасытной продажной душой.
И вернутся любовь и желанье
Славить землю родную трудом,
Где без высшего общества станем
Строить новый общественный дом.
И пребудет он чистым и светлым,
Словно первый нетронутый снег.
В окна будет струиться бессмертный
Высший, вне конкуренции, свет.
ЖИЗНЬ УДАЛАСЬ
И снова дождь и днём, и ночью,
И снега нет, земля темна,
И червь какой-то душу точит –
Трухой становится она.
Ноябрь – тяжёлый, неуютный –
На преисподнюю похож.
Весь год столетья почему-то
Россию омывает дождь.
Или оплакивает небо
Надежды наши и мечты,
Которые мы так нелепо
Предать забвенью предпочли?
И кинулись в глубокий омут,
Такой же тёмный, как ноябрь.
Разврату предались такому,
Что – караул! – туши фонарь.
Клубки змеиные повсюду
Катаются, повсюду грязь.
Воскликнуть впору чуду-юду,
Что жизнь – как в сказке – удалась.
МРАЧНОЕ ПРЕДЗИМЬЕ
Хоть и коротки дни, ощущенье – конца им не будет.
Дни тяжёлые, мрачные,
ох, снег и грязь продолжают месить
Обречённые жить в нескончаемом месиве люди,
Торопясь, о насущном тревожась,
порой выбиваясь из сил.
Что же делать! Мириться
приходится людям с предзимьем,
С этим мрачным, болезненным временем.
Как нам его миновать?!
А мечтаем о солнце, о небе безоблачном, синем.
Эх, мечта! Так прекрасна она,
так желательна, но – не нова.
Мы живём, свято веря: о наших желаньях услышит
Некто там, наверху,
а, услышав, до них снизойдёт, и тогда
Тучи сразу исчезнут, а небо поднимется выше,
Где и солнце живёт, и луна
звёзд гоняет большие стада.
И наступит зима, оживляя волшебные струны,
Что молчат до поры в человеческой
чуткой и щедрой душе,
И предстанет, представится мир
удивительно юным,
Звонким, ярким, влюблённым,
с улыбкой своей до ушей.
БЛЕФ
Усталость навалилась – не стряхнуть,
Не выгнать из спины тупую боль.
Жизнь вроде бы не гонит, старый кнут
Не парит спину поперёк и вдоль.
И можно жить размеренно, легко
Один устав меняя на другой,
И дело есть, что снова увлекло, –
И не томит безвыходный покой.
И радость навещает иногда,
И хочется встряхнуться и вспорхнуть,
Но знаю я, что надо по годам
Начать себя равнять когда-нибудь.
Но – странно – что-то дерзкое во мне,
Усталость, боль и страх преодолев,
Меня разогревает в тишине,
И забываю я, что это – блеф.
И покидаю свой пустой приют,
И мчусь навстречу тем, кого люблю,
И… как же так! зачем же предают
Они так просто молодость свою?!
ДОСТРАИВАЮ ХРАМ
С утра мне волны улицы слышны,
Она в мой сон врывается и рушит.
Я рад, я не желаю тишины:
Из-за неё закладывает уши.
И – пусто в голове, и в пустоте
Какой-то метроном пустое время
Отсчитывает зло в союзе с тем,
Что никогда в мозгу моём не дремлет.
Перебирает, будто чётки, хлам
Моих грехов и одиозных мыслей.
Гоню, молюсь, достраиваю храм
В душе своей, что в небо устремился.
Но – редко удаётся избежать
Ужасных мук нашествия. Ночами,
Быть может, у кого-то тишь да гладь,
А тут – кошмар, свиреп и нескончаем.
И я ловлю, прислушиваясь, шум,
Что по ночам немилосердно редок,
И вновь молюсь, Создателя прошу
Вознаградить забвеньем напоследок.
За что меня однажды обрекли
Вот эту жизнь взвалить себе на плечи?
Я не хочу перебирать грехи
И после жизни в муках бесконечных.
ПО ПЕРВОМУ СНЕГУ
Как хочется выйти, по первому снегу
Пройтись и вкусить его запах,
Его испытать поднебесную негу
В таком же порыве внезапном.
Прохожий, я вижу, торопится очень
И вряд ли он думает так же,
И стелется след, чёткий след многоточьем
В пустынном сквозном антураже.
Не делится день на привычные части –
На утро, на полдень, на вечер.
Безмолвен и мрачен, ко мне безучастен.
Я вижу – порадовать нечем.
Порадовать нечем сонливой погоде,
И улице нашей бескровной,
И тополю, что лишь ветвями разводит
И неба касается кроной.
И вот уже чувствую – сна не избегну,
Но взгляд устремляется вниз,
А там – снег растаял, по первому снегу
Хотелось сегодня пройтись.
СКАЗОЧНАЯ БЫЛЬ
Бандиты нынче не бандиты –
Предприниматели они.
И с властью воедино слиты,
И с церковью обручены.
Их аппетиты неизменны –
И милосердия не жди,
Когда в твои проникнет стены
Возросший на дрожжах вражды.
Проникнет бравым полицейским
И даже стены отберёт.
На президента не надейся:
Он занят, с дудочкой народ
Ведёт, как в той волшебной сказке,
Единым строем в океан
Любви, где молча, без опаски
В небытии трудиться нам.
Вот депутат, а вот чиновник…
А где, вы спросите, бандит?
Он – нулевыми обречённый, –
Во власть войдя, над нами бдит.
ДАВНИЙ ГОЛОС
Помню радость на лицах: Муслим Магомаев поёт
Нам про солнечный день
и про девушку возле киоска,
Вместе с музыкой мы совершаем безумный полёт,
Но не песней любви, а всего лишь её отголоском.
Ещё рано, ещё было боязно думать о том,
Что любовь где-то рядом живёт и она неизбежна.
Песня сердце настроила, будто большой камертон,
И оно зазвучало до невыносимости нежно.
Не сама по себе песня нас увела за собой,
И не музыки звуки,
а голос – глубокий, влюблённый.
Он и нынче звучит, управляет моею судьбой,
Помогая мне жить, разбивая любые препоны.
Столько лет пролетело, а голос звучит и звучит,
Возвращая меня в те далёкие юные годы,
Где для горестных дум ещё не было веских причин
И легко забывались обиды, любые невзгоды.
Но вчера голос вдруг зазвучал у меня изнутри
Неожиданно громко – так громко, что я испугался:
Ведь любовь позади, да и жизнь,
жизнь вот-вот догорит,
Жду звучанья теперь –
внеземного призывного гласа.
ТО ДОЖДЬ, ТО СНЕГ
Казалось, что мы подошли
К зиме, что столкнулись с зимой,
Но – вновь проливные дожди,
Вновь небо смешалось с землёй.
И медленно и тяжело
Мы движемся, вязнем в грязи,
С тоской вспоминая снежок,
Что нам накануне грозил.
Уже не грозит полонить
Ни землю, ни наши сердца.
Мы были надеждой полны
Его до весны созерцать.
Но – будто бы не было тех
Простудно белесых полос,
Что презентовали успех
Той драмы, что пишет мороз.
Сейчас ни страниц за окном,
Ни строчек белесых его
Не видно, и память о нём
Опять зарастает травой.
Ан, нет – на траве белый пух
Опять появился, опять
Деревья на мрачных старух
Похожи, а снег – не унять.
ЗАБОТЫ
Кто-то стучит по доске молотком –
Стук этот гулко в окне раздаётся.
Стук не тревожный и с детства знаком,
Яркий и добрый, как вешнее солнце.
Он не мешает, напротив – я рад
Этому признаку чьей-то заботы.
Редкие люди сегодня горят
Страстным желаньем построить хоть что-то.
Строят, конечно… Но этот вот стук…
Вольный он иль подневольный – не знаю.
Может, Христа прибивают к кресту,
Может, – к углу дома алое знамя…
Меньше недели до дня Октября –
Светлой надежды на счастье народа.
Ныне за эту надежду корят
Те, что поддержку у власти находят.
Кто это – знает прекрасно любой
Житель России – огромной, безмолвной.
Нет никого, кто б повёл за собой
Вновь нас, поставив под те же знамёна.
Нет тех борцов, что готовы поднять
Знамя свободы, рискуя свободой
Личной, да что там – дворцовых палат
Нашим вождям не покинуть сегодня!
Разве не так же, с любовью, они
Слушают звуки труда из-за окон,
Голову набок слегка наклонив,
Думая об идеале высоком?
О ПРИМИРЕНИИ
Примирение? С кем? С тем, кто вынес меня
На обочину жизни и корку мне бросил?
Ой, спасибо ему! Биту не применял,
Не убил, не оставил голодным и босым!
Милый, ласковый, сладкоголосый певун
Где-то в Сочи живёт, там и мается, в Сочи.
Никого не бросал, и не надо ему
Говорить про народ, как живёт и что хочет.
Всё он знает, министры (не воры, заметь!)
Приезжают с докладами – где что сгорело,
Как исполнен его строгий Майский Завет
И какое ещё намечается дело.
Уголовных полно, а ответчиков нет:
Укатили, увы, в заграничные дали,
А кто сел, тот за это и держит ответ –
Отдаёт миллионы, чтоб много не дали.
Потому-то и Майский, чтоб маялись мы,
Но, конечно, не так, как «любимец народа».
Зарекаться не надо – от тюрьмы и сумы
Ни один не уйдёт, в ком бушует свобода.
В общем, славно живём, есть с кого брать пример
И к чему безнадёжно стремиться.
Примириться мне с тем, кто всю плешь мне проел,
Сидя в трёх (или больше?) столицах?
Примирюсь! Если он сдержит слово своё.
Да хотя бы писателям данное вспомнит.
И пора перестать песни петь соловьём
В доме, где умирающий стонет.
МОЕЙ ДУШИ АРЕОПАГ
И как же было хорошо, когда мы были незнакомы:
Я не был чувством раздражён
и тем же самым чувством скован.
А вот теперь… а вот теперь…
увы, собою не владею.
Сидит внутри какой-то зверь, а может – демон.
И не сидит: огонь потух, но между мною и тобою
Мятежный мечется злой дух,
последним покидавший Трою,
Когда она уже в огне, в крови утоплена навечно
Из-за любви, которой нет. И я могу, готов отречься.
Но – кто бы мне поведал, как
мне это сделать, чтобы больше,
Моей души ареопаг в ней не устраивал дебоши,
Чтоб всё восстановилось в ней,
полуразрушенной,
как было
До встречи нашей, и сильней
меня разлука укрепила...
Отречься? Обо всём забыть,
что нас с тобой соединяло?
Но чувства были ли слабы,
когда и жизни было мало,
Чтоб наглядеться на тебя
и чтоб тобою надышаться?..
Что сделает сомнений тля
с моей любви протуберанцем!
ПРОЕЦИРУЮ ЖИЗНЬ
Проецирую жизнь на ночной небосвод.
Много звёзд, а своё отраженье не вижу.
Если всё же душа после жизни живёт,
Где ей быть и кому стать по совести ближе?
Пусть не вижу, но знаю, что в жизни моей
Было чёрных полос больше, нежели белых.
И поэтому белые были милей,
Чем у тех, чья душа никогда не болела.
И поэтому я благодарен за всё
Жизни мрачной и светлой, как небо над нами.
И когда ощущу, что почти невесом,
То не теми же разве расплачусь словами?
И не звёзды ли мне помогали в пути,
И не им ли обязан за чуткое сердце?
Не его ли во мне жизнью всей воплотил
Бог, позволив в его звёздный полог всмотреться.
Где-то там, где-то там отраженье моё.
По нему я живу, по готовым лекалам
Или всё-таки этот мой образ живой
Жизнь впервые себе представляла и ткала?
Ну какая мне разница, что здесь и там!
Ощущение боли даровано свыше,
Чтобы голос мой здесь не впустую летал,
Да и там, среди звёзд, был хоть чуточку слышен.