Максим ЕРШОВ. ПАТРИОТИЧЕСКАЯ ДЫМКА ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЙ УСТАЛОСТИ. Андрей Рубанов и роман «Патриот»

 

Максим ЕРШОВ

ПАТРИОТИЧЕСКАЯ ДЫМКА ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЙ УСТАЛОСТИ

Андрей Рубанов и роман «Патриот»

 

Ежели случится открыть нам в литературном справочнике статью, разъясняющую понятие «массовая литература», то мы получим возможность навсегда запомнить, что массовая литература: 1) предполагает мещанский реализм, зацветший дешевой романтикой, увенчанный обыденной философией, связанной с чем-нибудь таинственным и восточным; 2) реализм, раскрашенный жирными разводами семейной мелодрамы в урбанистическом (обычно, столичном) пейзаже. Здесь мы устанем удивляться внезапным смертям, чудовищным совпадениям, потрясающим находкам, исчезновениям, разрывающим шаблоны… 3) Мы повторим для себя все, что уже впитали из новостного шума последних лет. 4) Диалоги будут натянуто-деревянны, как и полагается растяжкам и подпоркам сюжета: они звучат, чтобы подменить собою действие, – задним числом. 5) Секс отчетно-количествен, а не художественно-качествен. 6) Юмор не поднимается выше зубоскальства промежду прочим… В общем, доступность, посредственность, вторичность – вот что есть и чем жива массовая литература. Или ещё – «суррогат», как обозначила свои ощущения от романа «Патриот» одна моя знакомая по фэйсбуку. И сам я, начиная читать роман, был близок к тому, чтобы согласиться с этой жестковатой оценкой. Но вовремя вспомнил, что все отрицательные оценки теряют значение в тени одного высказывания Ортеги из «Восстания масс», смысл которого тот, что слеза обывателя, плененного мелодрамою, гораздо прозрачнее и горячее, чем статистический восторг эстета по поводу высокого искусства…

Действительно, поначалу книга раздражает, ведь роман это все-таки нечто большее, чем абы что. Но постепенно понимаешь, что это не абы что, а работа, в которую вложено автором всё главное, что у него есть. Не исключено, что по некоему строгому счету я снисходителен. Но по ходу не счета, а чтения начинаешь вслушиваться в авторское послание внимательнее, соглашаешься его слушать и хочешь уже услышать. Может быть, это происходит потому, что (невзирая на энергичные протесты Бахтина) ты начинаешь смешивать автора и его героя. И сочувствие к последнему становится козырем для первого…

«Патриот» это история (продолжение истории) мужика под пятьдесят, поджарого, словно гончий пес, который, начав погоню за счастьем на волнующем рубеже «перехода из ниоткуда в никуда» лет 25-30 назад, сумел догнать это формальное счастье: стать небольшим столичным банкиром, жениться-развестись-родить-сына-грохнуть-свой-банк… После чего решил вложиться в «безумную идею. Магазин. Национальный антикризисный супермаркет. Проживший, увы, всего семь лет – если считать от момента появления сырой идеи». Магазин героя называется «Готовься к войне». Как один из романов автора.

И у него, значит, героя, есть друзья (остались!).

И враги (эти точно всегда с тобой).

И жена (бывшая).

И сын (умничка и мажор).

И любовница – художница.

И дорогая квартира (два миллиона у.е.).

И естественно – машина крутая (две штуки).

И – неестественно, но стильно – мотоцикл.

И ещё деньги (крупные).

А нет у него, конечно же, – удовлетворения, покоя и воли.

И герой узнает, что сын у него не один (самое время!) – что была в юности или молодости, так сказать, на заре… была она – случайная встреча. Мелькнула. А сын вот остался. И эта девочка (теперь, понятно, тетенька) ничего не просит, она просто мстит Знаеву (а фамилия героя – Знаев) неожиданным знанием, выбивающим из седла. Из седла мотоцикла…

И мужику Знаеву остается только посочувствовать, хотя по сравнению с миллионами мужиков, однажды терпящих очередное (или внеочередное) крушение, он находится в лучшем положении: у него в распоряжении находится миллионная выручка гипермаркета «Готовься к войне». Не военный бюджет, но всё же… У всего этого нарратива есть непередаваемый налет кокетства – несколько далековатого от патриотической искренности. Тем не менее, путь героя лежит к врачу, ибо у него и…

И психотерапевт (ну, невролог, зато столь же дорогой, личный и бесполезный).

Докторша дает Сергею Знаеву сильных таблеток. С эффектом погружения в иную реальность. Но это частность. В целом же и при таком лечении мы не можем отказать герою в способности  глубокой рефлексии по поводу новостей.

И мысли его ярки: «…мусульманские автоматчики расстреляли французских газетчиков из-за несчастной любви к Богу.

– Весь мир шатается, грустно подумал Знаев. – Однако он шатается уже пять тысяч лет. Мир специально создан неустойчивым, чтобы люди держались друг за друга». Или: «Человек реализует свои человеческие качества через любовь, и никак иначе».

Понятно, за что этого Знаева рано или поздно начинаешь любить. За то, что этот парень не смог ужиться в «клубе одиноких сердец имени желтого дьявола» (многое изменилось в мировоззренческой палитре Андрея Рубанова со времен «Сажайте, и вырастет»). За то, что он говорит о своей способности любить друзей, даже бывших, даже вообще придуманных себе как друзья, – сам говорит это о себе и не боится так говорить, в глаза. А ты ему веришь. А когда начинает отрабатывать номер: «Кто теперь помнит тот маргариново-брезентовый Эдем, жалкий социализм? Кто теперь понимает, какой рывок сделан за несколько десятилетий?... С каких холодных смрадных днищ мы поднялись до нынешней точки за считанные годы?» – ты готов (всё понимая и усмехаясь понимающе) простить ему эту философски беспомощную, но четкую партийность.

Чего уж там? Как нам жить здесь, как писать? Жизнь у нас плотская, гуляют по ней Плоцкие, и – «В Москве все американское мгновенно превращается в отчаянно русское. Не все тут космополиты, не все загорелы и белозубы, не всем хватает двух шотов крепкого, чтобы расслабиться. Пьют круче, хохочут громче; каблуки – выше, декольте – рискованней, взгляды – прямей. Не Манхеттен, нет. Гораздо интереснее. Цены ниже. Прет сильнее». Но нам здесь, бывает, и захочется сделать еще один «рывок»: покинуть неоново-банкоматные пределы «нынешней точки» высокого кредитного абсурда. Да, от окружающих (о чью «улыбку можно точить кинжалы») однажды можно и выйти через окно, оставив записку на чеке из «Ашана». Как это почти случилось со Знаевым.

Но массовая литература потому и массовая, что не смущается противоречиями. Задумайтесь вот: «В семье, как в бизнесе, хороши честность и прямота»… «Несколько женщин с мускулистыми попами энергично стремились в будущее, попирая резину беговых дорожек». Чем в этом мире нужно восторгаться? Конечно, найдется, чем. Но и «восторг» Рубанова – условный. Для такого отчетного восторга сначала приходится измазать сажей прошлое, как мачеха Аленушку в сказке. Ибо есть понимание: «родная-то дочь» – достигнутая высота современности –  далеко не безупречна? Но о вкусах не спорят, лишь бы не выходить от счастья в окна двадцатых этажей. И не бросаться в экзотические моря с акулами.

В общем, мысли в книге есть. И сюжета в ней – богато. Только бедно с фабулой, с идеей. Действие, перемещение, встречи – лишь предлог для слов, сцена для рефлексии. Поэтому мне в итоге пришло в голову, что Андрей Рубанов преимущественно драматург, и неплохой. Что же до героя-патриота и его несвязного патриотизма как реакции на ритуальные убийства в Донбассе… то патриотом в России быть по-прежнему трудно. Вконтакте писали, что за Россию умирать не надо, за Россию надо жить. И именно вот это – жить, делать дело, радоваться общеполезному результату – очень тяжело в чудовищной нашей трясине, где командные высоты занимает корыстолюбивая посредственность. И когда жить и трудиться уже невозможно – ибо уже нет на это моральных сил, а воевать и погибнуть за неизвестно что, неизвестно кому предназначенное в кормление – бессмысленно, когда какого-то выхода из круга бессмыслицы нет, а жена и дети обеспечены, и впереди – только старость… Что можно сделать? Попробуйте ответить на этот вопрос. Без религии нет ответа, или ответ будет отрицательный: саморазрушение. А если ни то, ни другое не устраивает?

Тогда можно поехать на далекое-далекое, синее-синее море. Зачем? Не скажу. Хотите знать, прочитайте книгу, она не трудная. Ежели же нет охоты, считайте, что отлет на море, подобно журавлю, – это и есть внятный исход патриотизма, бизнеса и семьи. Исход автора от неразрешимости поставленных было вопросов. Ну или просто интригующе-художественный демарш, и как все другие жесты – он еще не точка, но многоточие.