Светлана СУПРУНОВА. И Я ОСТАЛАСЬ С РОДИНОЙ И БОГОМ. Стихи

 

Светлана СУПРУНОВА

И Я ОСТАЛАСЬ С РОДИНОЙ И БОГОМ

 

* * *

Сидела в несвежей рубашке,

Глядела на рюмку с тоской.

Что деньги? – да просто бумажки,

Чтоб как-то поправить настрой.

 

Шумели, квартиру делили,

Наскакивал коршуном брат…

В хибарку её отселили

И сколько-то дали деньжат.

 

Солёным грибком закусила

Она под кошачью возню.

Что деньги? – да тёмная сила,

Чтоб как-то рассорить родню.

 

И было и страшно, и тяжко,

И думалось в этой глуши:

Неужто такая бумажка

Прилеплена вместо души?

 

* * *

Всё где-то там, в какой-то стороне

Картавый шум и Спасские ворота.

Живые звёзды в маленьком окне

Хранят меня от злобного кого-то.

 

А мне бы этот час приколдовать,

Когда душа не просится на паперть,

И нет обид, и некого прощать,

И под тарелкой праздничная скатерть.

 

Цветы сегодня ярче за окном,

Мой тихий дом как будто ближе к бору,

И шлёпаю, укутавшись платком,

По длинному, как память, коридору.

 

Как много мне надарено с утра

И запахов и света за порогом,

Душа чиста – всё вымели ветра,

И я осталась с Родиной и Богом.

 

* * *

В пути – светло, в пути – покой.

Старушка, помолившись Богу,

Меня дрожащею рукой

Перекрестила на дорогу.

 

Меня возили поезда,

Моталась я куда попало,

Летела, шла, и мне всегда

Дорог российских не хватало.

 

Так и жила – на стороне,

И песни слушала чужие,

Старушка же писала мне

Про хворь свою и сны плохие,

 

Что тягостно в дому одной

И нелегко ей без подмоги,

Что носят пенсию домой –

До почты не доходят ноги,

 

И что не выйти в старый сад,

А уж куда там по сугробам,

Что жизнь и есть тот самый ад.

А есть ли дивный рай за гробом?

 

* * *

Как много красавиц игривых,

Раскрашенных, в модных пальто,

Неброских люблю, некрасивых,

Которых не любит никто.

 

Нисколько не мыслит заумно,

Простая, без ярких обнов,

Ступает легко и бесшумно,

Как будто из прошлых веков.

 

Не станет перечить кому-то,

Смолчит в разговоре лихом.

Дурнушка – таким почему-то

Ошибки прощают с трудом.

 

Не ждёт белокурого принца,

Живёт себе с тихой тоской,

Над мелкой ромашкой склонится –

Не тащит природу домой.

 

Уходит от взглядов холодных,

Как будто, не плача, не злясь,

Всю кротость у барышень модных

Она забрала, не спросясь.

 

КОЛЯ

Без волос, неприметный,

Разговоры тихи.

Одинокий, бездетный,

Коля пишет стихи.

 

Захудалая хата,

Пуст холодный подвал.

Был бухгалтер когда-то,

Всё на счётах считал.

 

Что-то там не сложилось,

Поиздёргался весь,

Где-то там не решилось –

То ли в небе, то ль здесь.

 

Но ему не обидно,

Сам себе господин.

Ноги голые видно

Из коротких штанин.

 

И в глазах полусонных

То ли вечность, то ль миг,

И на полках казённых

Нету Колиных книг.

 

Лишь тетрадка про травы

Да снега под луной.

Коля, хочется славы?

И ответит: «На кой?».

 

* * *

Вот он, домик у тихой реки,

Где под окнами бледные розы,

Где в траве копошатся жуки

И до ночи летают стрекозы.

        

Утра свежи, и синь высока,

И рукою подать до погоста.

Дверь не заперта, нету замка –

Что скрывать? – всё по-божески, просто.

 

И дела здесь и помыслы в лад,

Знают жизнь, равнодушны к излишку,

О погоде, хлебах говорят

И не прячут подальше сберкнижку.

 

Может, путь весь уже позади,

Домочадцам бесхитростным глянусь,

И рукой остановят – сиди!

И послушаюсь я, и останусь.

 

* * *

Огни полуночные ярки,

От этих огней не уйти.

Летят по шоссе иномарки,

А рядом другие пути.

 

Бабёнка шатается пьяно,

Посмотришь – в любой стороне

И пластик прозрачный стакана,

И эти монеты на дне.

 

Ужели уют прозевала,

Россия, куда ты вела?

Наверное, недострадала

И крест ещё не донесла.

 

И выдохнусь, слёзы истрачу,

Пройду меж убогих опять –

И взгляд под руками упрячу,

Но некуда душу девать.

 

ВАЛЕНТИНА

Простирнёт пододеяльник,

Ей успеть бы тут и там.

Валентина днём начальник

И техничка по ночам.

 

Свет погас, в домах уснули.

Залы чистые блестят.

Прикорнуть бы ей на стуле,

Только камеры следят.

 

Жизнь разъята на минуты,

По минутам день и ночь,

И одеты и обуты,

Сыты дети – сын и дочь.

 

Всех-то радостей – получка,

И не пусто в кошельке,

После швабры авторучка –

Как соломинка в руке.

 

После ноет поясница,

Выступит слеза порой,

После долго-долго спится,

Если завтра выходной.

 

Депутаты, суматоха,

Телевизор говорит.

Подойдёт к экрану кроха:

«Тише, дядьки, мама спит!».

 

ПОМИНКИ

Осенний день. Безмолвье околотка.

Дешёвый гроб трясётся на возу.

В пальтишке куцем сухонькая тётка

Смахнула пальцем пьяную слезу.

 

Ни всхлипа и ни воя от ухода,

Ну, что ж, пожил, пора и на покой.

Всего-то горстка хмурого народа

Застыла над разверзнутой землёй.

 

Сюда, сюда сбегаются дороги,

Сошлись сегодня тот и этот свет.

Под белый саван положили в ноги

Бутылку водки, пачку сигарет.

 

Потом в избе раскладывали ложки,

Звенели чарки, люд повеселел.

И дождь пошёл, и крест торчал в окошке,

Но вот никто в окошко не глядел.

 

И гармонист уселся посерёдке,

Запели песню, как шумел камыш.

«А что за праздник нынче в околотке?» –

«Дак много всяких… Разве уследишь?».

 

ВОДОПРОВОДНАЯ ВОДА

В страну кисельных берегов,

С её красой живой и яркой,

Хозяин каменных домов

Явился с трубами и сваркой.

 

Достал Алёнушку со дна,

Прогнал притихшего козлёнка.

Взбодрился – ох и глубина,

Повеселел – что за сторонка!

 

С водой схватился он – устал,

Шумели вековые ели…

Одели, бедную, в металл –

И потекла, куда велели.

 

И не бряцал никто ведром,

И поднялась вода до крыши.

Всё ближе звёзды, громче гром,

А плач козлёночка всё тише.

 

Алёнушка пришла сюда,

Открыла кран с водой холодной –

Её не вспомнила вода,

Навеки став водопроводной.

 

* * *

Доев ломоть последний хлеба

И плоть свою вернув земле,

Я всё же дотянусь до неба,

Повиснув на одном крыле.

 

И знаю, это может статься:

Всегда тоскуя о былом,

Я в землю буду упираться

Другим – опущенным – крылом.

 

Мне не стоять перед божницей,

От музыки небес не млеть,

Я буду век распятой птицей –

И не упасть, и не взлететь.

 

БАБКА ПРАСКОВЬЯ

Наклонилась к земле, ворча,

И не руки над кучкой дров –

Два состарившихся луча

Протянулись из рукавов.

 

Уложила дрова в подол,

Захромала в чаду пурги,

Частым скрипом немытый пол

Отвечал на её шаги.

 

Отдышавшись, она легла,

И как только забрезжил свет,

У печи на ногах была,

И не знала, спала иль нет.

 

Вот и чайник уже вскипел,

Возле чашки пустой затих.

С каждым годом всё меньше дел,

И не выдумать дел других.

 

ОГОНЬ, ВОДА И МЕДНЫЕ ТРУБЫ

Взметнётся пламя выше роста,

И улетит крылатый конь –

Не поверну назад, а просто

Перешагну через огонь.

 

Пусть испытанье будет дважды,

И я хочу такой лишь путь,

Чтоб, измождённая от жажды,

Смогла ручей перешагнуть.

 

Я оближу сухие губы.

Куда опять пути ведут?

О только бы, услышав трубы,

Не понимать, о чём поют!

 

ХОЗЯЙКА

На столе остался зайка,

Куклы, мишки – тут и там.

Всех ревнивая хозяйка

Рассадила по местам.

 

Всё манерно в ней и броско,

Взгляд из-под очков стальной,

Кабинетная причёска –

Стала девочка большой.

 

Нет, она не изменилась,

Черканула под графой –

И легко распорядилась

Чьей-то светлою судьбой.

 

* * *

Как получается – не знаю,

Что, чуя дух родных ветров,

Опять дорогу выбираю

Вдали от храмов и крестов.

 

Намаявшись по белу свету,

Я в край попала, да такой,

Где с небом сходится по цвету

Мечети купол голубой,

 

Где Бог сменил свои уборы –

Венец терновый на чалму.

Не загораживают горы

Лампад таинственных в дому.

 

Восток Руси моей не прячет,

А добавляет в грудь тепла,

Но молится, как будто плачет

О чём-то горестно мулла.

 

И эхо катится, рыдая,

И я смотрю туда, где Русь,

И, за муллой не поспевая,

Словами русскими молюсь.

 

* * *

Опять в окошко стук с утра –

Вчерашний дождик беспокоит.

О нём писала я вчера,

Писать о нём уже не стоит.

 

Зачем стучится он опять –

Всё так же тихо и устало?

А может быть, устав писать,

Чего-то я не дописала?

 

Что не услышала я в нём?

Какой привет? какое слово?

Беспомощно вожу пером,

Смотрю в окошко бестолково.

 

Воспрянул вдруг – что за дела? –

И по стеклу ударил смело.

И я внезапно поняла,

Что ливень в нём не разглядела.

 

* * *

Вы позовите – я приду,

Когда – в открытке черканите,

Меня куда-то усадите,

Но только чтоб не на виду.

 

Пусть будет за окном темно

И вскоре расшумятся гости,

Растрогается кто-то в тосте

И на меня прольёт вино.

 

И буду я смотреть на вас,

И музыка внезапно грянет,

Старик подвыпивший вдруг встанет

И пригласит меня на вальс.

 

Ну, что ж, я выйду танцевать

И опьянею от круженья.

Какие делать мне движенья,

Чтоб на ноги не наступать?

 

Оставлю пир. И может быть,

Что кто-то, с нежностью во взоре,

Меня приметив в коридоре,

Домой захочет проводить.

 

Себя виня и не виня,

Что происходит – не узнаю,

Как будто я вам изменяю

И вы прощаете меня.

 

* * *

Постель неприбранной осталась.

«До завтра», – чмокнул и ушёл.

Клён облетел, зима промчалась,

Шиповник под окном расцвёл.

 

Я всё глядела на дорогу,

Вот был – и сгинул человек.

Мою засыпали тревогу

Сначала листья, позже – снег.

 

И сердце сжато, как рогожей.

«А вот и я!» – шагнул вперёд.

Спросонья бормочу в прихожей:

«Который час? который год?».

 

* * *

Всё будет уже по-другому,

Ты спрыгнешь на мокрый перрон,

Свернёшь неуверенно к дому,

Встречаемый граем ворон.

 

На стенах забытые снимки,

От поздних машин огоньки.

Ты мокрые снимешь ботинки,

И дам я сухие носки.

 

И мы в ожиданье тревожном

Присядем с тобой у стола,

Нисколько не вспомним о прошлом,

А если и вспомним – без зла.

 

Заплещут лампадные блики

На тонких оправах простых.

«Зачем эти скорбные лики?» –

Кивнёшь на серьёзных святых.

 

И я не сумею ответить,

Что так повернулись дела

И что по-другому отметить

Жилище своё не смогла.

 

Мы выкурим по сигарете,

И, глядя в пустое окно,

Ты выдавишь: «Где наши дети?» –

«Да выросли дети давно,

 

Разъехались, съедутся к лету

Родные края повидать».

Ты снова возьмёшь сигарету

И что-то захочешь сказать.

 

Пробьются лучи золотые,

Носки с батареи стащу.

Уйти не захочешь впервые,

Впервые легко отпущу.

 

* * *

Нас соберёт однажды время,

Нарушив будничный уклад,

И, лапу положив на темя,

Заставит посмотреть назад.

 

Вручит стаканы нам по праву

И, насыщая интеллект,

К словам подсыплет, как приправу,

Родной афганский диалект.

 

Война покажется подружкой,

Вновь обнажая полюса,

И будет вертолёт «вертушкой»,

«Зелёнкой» – редкие леса.

 

Тяжка смертельная пропажа.

Воскреснут лица в тишине,

Которые эпоха наша

В чужой рассеяла войне.

 

В укор посмотрят, неутешно,

С иконы будто – свысока.

За третьей стопкою поспешно

Сама потянется рука.

 

За тех, кто под звездой упрятан

От жизни этой, как от бед,

За тех, кто в цинке запечатан

И у кого могилы нет,

 

Кто жуткий крик в горах оставил,

Чей стон в душе своей храню,

За всех, кто, падая, добавил

Свеченья Вечному огню!