Валерий СКРИПКО 
Валерий СКРИПКО
ВСТРЕЧА С ПОЭЗИЕЙ
В день памяти Пушкина
Однажды я перечитывал сборник стихов иркутского поэта Василия Козлова под простеньким названием «Стихотворения». И вдруг остановил своё внимание на стихотворении «В Екатерининском парке». Прочёл его один раз, другой. Чем больше читал, тем яснее вспоминал все детали своего посещения этого парка в 1994-м году.
Поэт побывал в этих местах раньше меня. Наверно, вдохновенные строки рождались почти сами собой! Кто-то назвал живопись – застывшей музыкой. Екатерининский парк – это застывшая симфония. Величественная царская стать деревьев, величавость дворцов, классическая красота дорожек и гротов, прудов и скульптур – должны были привнести и классическую выстроенность сознания любого поэта. Независимо от воли посетителя этого парка в душе должно было родиться безотчётное чувство восхищения самим фактом существования такой красоты. Будь на этом месте не поэт, а композитор… честное слово, у него бы не поднялась рука сочинить здесь развесёлую «Камаринскую»… Здесь слышится только высокая гармония звуков.
Во многих местах парка начинался ремонт, лежали кучи щебня и бетонных плит по всей территории… Видел я и ту скульптуру, о которой говорится в стихе:
Здесь явственней печаль и в крике журавлином,
И в памяти дерев, которым сотни лет.
А дева всё сидит, склонившись над кувшином,
И тихо слёзы льёт, и утешенья нет.
Скульптура девы встретила меня на том же месте с тем же кувшином. Если взгляд перевести от неё вдаль и вверх, по склону небольшой возвышенности, можно увидеть в отдалении окна лицея, где на четвёртом этаже была комната юного Пушкина. Всё близко и всё далеко одновременно. Мы разминулись веками, и не можем, как гоголевский хвастун Хлестаков, – быть «с Пушкиным на дружеской ноге». Но можно сесть на чугунную скамью, где, возможно, поэт сиживал в своё время, и помечтать… Вроде бы, как с Пушкиным на дружеской скамье… Сюда лицеисты прибегали после занятий… Гонялись друг за другом… Смеялись, и даже (слышал от экскурсовода) пили пиво… Как спрессована была жизнь в то время! От юности и лицея до выстрела на Чёрной речке чуть больше двадцати лет – и столько сделано….
Я приехал сюда в смутное время. Петербург был ещё больным, «бандитским». И накануне вечером, в кафе во время ужина, мы были свидетелями одной разборки… Наше счастье, что она не переросла в перестрелку… Многое в городской жизни было в запустении. Красота Петербурга словно затаилась, и ждала своего часа среди полного разгула человеческих страстей.
Но как же тихо и благостно было в те времена здесь – в Царском селе! Даже пруды стояли, не шелохнувшись ни одним всплеском. И птицы – присмирели! В наш приезд в Царском селе было холодно, и пруды отливали запотевшей сталью!
Почему бы не транслировать здесь – на весь парк – по радио стихи Пушкина? В фильме 1937-го года, под названием «Юность поэта», молодой актер – Валентин Литовский, читал стихи Пушкина «Воспоминания в Царском селе». И как изумительно читал! Его, бедного, натёрли чёрным гримом так густо, что вместо смуглого потомка эфиопа получился настоящий негр. Но это – детали. Трудно было найти качественный грим в 1937-м году. И достичь современного уровня косметики.
Но надо бы повторять здесь каждое утро звукозапись выступления Литовского из фильма «Юность поэта»!.. Чтобы волны чудных звуков пушкинских стихов неслись по парку, эхом отражаясь от дворцов и затихая в стройных рядах царскосельских клёнов.
Василий Козлов в своём стихотворении вспоминает великого поэта, но не называет его имени, чем усиливает впечатление таинственности появления гения в родных ему местах. Если вспомнить всю обстановку того времени, всех действующих лиц, то в «Екатерининском парке» мог появиться и Державин, чтобы размять свои стареющие ноги, и кто-то из лицеистов… Но читатель сразу понимает, что речь идёт об Александре Сергеевиче.
Здесь звук его шагов чтит каждый закоулок.
Здесь каждый уголок благословлял судьбу.
Я горд, что в октябре пути моих прогулок
Пересекли его осеннюю тропу.
Я тоже был здесь в октябре. И тоже гулял по тропинкам. В 1994-м году осень по всей Ленинградской области была очень холодной. С Финского залива летели маленькие снежные тучки. В Сибири они летают не так быстро и не так низко.
Но мы отвлеклись. Читаем стихи Василия Козлова дальше:
Он в полдень отдыхал на той скамье железной.
Небрежно снял цилиндр, поставил рядом трость.
О гибели друзей, о смерти неизбежной,
Наверно, думал он «И я уйду как гость».
Да какой же гость Александр Сергеевич?! У него же здесь в поклонниках был сам Державин, Гаврила Романович, – православный русский поэт, и большой чиновник. Было кому обнять, защитить поэта. О вот уже через полтора века русские поэты, в большинстве своём, оказались в своей стране в каком-то странном положении – вроде нежеланных гостей.
Если бы Господь присудил Пушкину жить в наше смутное время, то за стихи «Клеветникам России» ему пришлось бы сильно пострадать! Потому что «править бал» у нас стали духовно чужие нашему отечеству люди, с чужим мировоззрением, но с большими претензиями, как настоящие хозяева! Они принялись яростно защищать Запад – их общую кормушку, их «ночной клуб» для изысканных удовольствий. Это «нашествие дьявола» началось ещё в пушкинскую эпоху. Недалеко от Пушкина уже подрастал страстный защитник западных ценностей, прозаик Иван Сергеевич Тургенев.
Вспоминая девятнадцатый век, учёные сокрушаются, как много людей в самом цветущем возрасте в то время забирала чахотка. Болезнь носила массовый характер. Никто не подсчитал: сколько блестящих умов и душ славянских – поразила смертельная духовная болезнь западнического либерализма.
Жизнь как служение – или жизнь как удовольствие! В выборе одного из этих путей мыслящая Россия раскололась на века! Внешне эти представители интеллигенции были вроде такими же, что и остальные их образованные соотечественники, а качественно – по своей системе ценностей, по своему мировоззрению – совсем другие. Современник Тургенева Лев Толстой – человек русских дворянских традиций, ещё стеснялся своей связи с крепостной женщиной. «Европеец» – писатель Иван Тургенев, ничего не стеснялся. Он просто скупал у соседей красивых крепостных девушек и содержал их в качестве любовниц. (О нравах наших «западников» хорошо написал известный литературовед Игорь Золотусский.)
Пушкин всегда чувствовал мировую гармонию. В каждой нации она проявляется по-своему. В России гармония эта могла сложиться из патриотизма служивых людей, воспитанных на примере суворовских побед, из быта патриархальных семей, образцом которых служат семьи славянофилов Аксаковых.
Любое крепкое непобедимое общество, как и крепкое здание, может быть сложено только из надёжных, подходящих друг другу «кирпичиков» и «блоков» в их дополняющем друг друга сочетании. Патриархальность семей славянофилов могла бы гармонировать с европейской образованностью. Славянофильский духовный «цемент» скреплял бы семьи, европейское образование – рождало бы из членов таких семей интеллектуальную элиту. Любой строитель скажет, что для каждой части строения нужен свой материал. И один – не должен подавлять другой.
Только «вольные каменщики» масонских лож не собирались «строить» Россию с соблюдением правил сопромата и духовных правил гармонии! Они всегда выступали разрушителями одной части «здания» ради другой – «своей». И всё «строение» рушилось…
Василий Козлов пишет, что у пушкинского поколения:
Здесь жизнь текла беспечно и свободно.
Ждут наших голосов аллеи и кусты.
Скорее в Петербург, в Сибирь, куда угодно,
Чтоб не сойти с ума от этой чистоты.
В «Екатерининском парке» прежней чистоты уже нет. «Чистоты» в её метафизическом смысле. Поэт Державин в Царском селе больше не появится. Через год после встречи с Пушкиным он умер. И нам всем, пишущим, не хватает такого доброго наставника. Родились и у меня стихи по этому поводу:
Был независтлив и нежаден
милейший наш старик Державин.
Талант заметить, в гроб сходя,
мог ночью, в снег, среди дождя…
Но в наши дни – себе в угоду,
И в очень ясную погоду
Не видят мэтры яркий стих,
А лишь соперников своих!
И новых Пушкиных не видно…
И за Державина обидно,
И за Державу! Всё ясней,
Кто верховодит нынче в ней!
Но не будем грустить! Потенциал творчества у нас огромен. Из этих замечательных царскосельских мест люди не уезжают просто так. Они становятся другими… Гений даже через века, как Прометей, передаёт им свой творческий огонь, который долго-долго будет вдохновлять их!