Павел РЫКОВ. ДИАГНОЗ: ВОЙНА. К Дню Защитника Отечества
Павел РЫКОВ
ДИАГНОЗ: ВОЙНА
К Дню Защитника Отечества
Афанасий Антонович Кирпань – сосед наш по лестничной клетке никогда, ничего о войне не рассказывал, как и мой отец. Обычно они сходились 9 Мая, починали бутылочку известного и извечного русского напитка, и вели неспешные разговоры о разных разностях. Говорили о многом, но только не о Войне, не о тех боевых действиях, в которых участвовали. Только не о Ней. А мне, юноше, в те годы было до крайности любопытно: какая она эта война? Хотелось слышать завораживающие подробности. Но обычно настоящие фронтовики, хлебнувшие военного лиха через край, сколько я помню, чаще отмалчивались, иногда отшучивались, либо отделывались какими-то незначащими подробностями. И это – несмотря на внушительный, порой, «иконостас» орденов и медалей, которые в шестидесятые годы вновь стали появляться на праздничных пиджаках ветеранов. Вставший у власти Леонид Брежнев – фронтовик, участник Парада Победы в 1945 году, вернул народу Великий Праздник, по сути, отменённый ещё Сталиным и не поощряемый при Никитке, как отец и Кирпань презрительно именовали Хрущёва. Но в тот очередной раз сосед не заглянул к нам в праздничный день. Его опять госпитализировали.
– Идёт у него, – сказала Татьяна Насоновна, жена фронтовика. – Опять идёт.
Нескоро Афанасий Антонович вернулся домой с изжёлта-бледным лицом. Зашёл к нам. Однако, на сей раз обошлось без привычного застолья.
– Антибиотики, – коротко и сумрачно пояснил он и, как медикам, рассказал моим родителям, что опять, в который уж раз начался воспалительный процесс в брюшной полости, исполосованной осколками фашистской мины и многочисленными операциями.
– И ты знаешь, Георгий Васильевич, – рассказывал он к отцу, – отошел я от наркоза, а хирург приносит мне в стеклянной тарелочке два сереньких комочка. И говорит: «Вот, товарищ старший лейтенант, что у тебя в животе нашли!». Колупнул я их ногтём. А это что-то вроде известковой скорлупы. Внутри – просяные зёрнышки. Вспомнил я, как в августе 1944 двигались мы с боями по направлению к Плоешти в Румынии. Я со своими разведчиками впереди танков на машине да по спелому просяному полю. А тут немец, как дал, как дал из миномётов. Нас и накрыло. Ребят побило насмерть, а меня в живот. Кишки собрали – и в госпиталь. А дальше в тыл. Сюда, в Чкалов, а дальше в Илек на долечивание. На фронт я уже не вернулся.
Все последующие годы Афанасий Кирпань – журналист, а впоследствии работник облисполкома с разновременными перерывами вновь и вновь попадал в руки врачей из-за мучительной спаечной болезни, мужественно перенося тяготы, поддерживаемый женой, уральской казачкой – бывшей медсестрой эвакогоспиталя в Илеке. Там он с ней познакомился и слюбился. Операция, во время которой были найдены зёрнышки, стала последней. Всё произошло в точности по стихотворению поэта-фронтовика Семёна Гудзенко: «Мы не от старости умрём – от старых ран умрём».
Владимир Михайлович Сукач – главный врач оренбургского психоневрологического госпиталя ветеранов войн, Заслуженный врач РФ, кандидат медицинских наук, слушает мой рассказ и понимающе кивает головой. Для него клиническая картина ранения и последующих мучительных лет жизни ветерана и инвалида ясна и до боли знакома. Сколько таких страдальцев прошло через палаты госпиталя, начиная с 1946 года, когда теперешний госпиталь был образован путём ликвидации и слияния двух эвакогоспиталей. Пока шла война сначала на западе, а потом и на Дальнем Востоке, поезда, наподобие того, что сегодня представлен в парке «Салют, Победа», везли и везли ранено-больных в тыловой Чкалов. Война завершилась и началась работа по поддержанию здоровья победителей.
– Сегодня, – говорит Владимир Михайлович, сверяя память с данными медстатистики, – у нас на учёте 343 инвалида ВОВ, 19351 участников войны и работник тыла, 163 малолетних узника фашистских концлагерей, мы следим за здоровьем жителей блокадного Ленинграда.
Зоя Николаевна Николаева – пациентка кардиологического отделения госпиталя – некогда учитель французского языка в Суворовском училище, а потом и в одной из оренбургских школ, поведала, улыбнувшись: «Бывших учителей не бывает». И это действительно так. У неё профессионально-цепкая «учительская» память. Помнит все выпуски, фамилии многих ребят. Следит за некоторыми судьбами своих выпускников. Голова её безжалостно хранит и блокадную память. В марте 1942 года представилась возможность семье эвакуироваться на большую землю по Дороге Жизни. Солдаты выносили их на руках из квартиры на Петроградской стороне – сами они не могли идти. Доехали до Ладоги. Лёд начал уже таять, был покрыт водой из промоин и воронок от нескончаемых бомбёжек. Они лежали в кузове «полуторки» и слышали рассуждения водителя и попутчицы – взрослой женщины: «Ехать опасно – бомбят. Значит, смерть. Машина может попасть в полынью – значит, тоже смерть. Оставаться на берегу или возвращаться в город – также смерть. А вдруг, да проскочим?». И машина тронулась в дорогу. Шедшая впереди – ушла в промоину. Водитель резко крутанул руль. Их тряхнуло. Но обошлось. На Большой Земле их сняли с машины и понесли кормить: щи, второе, компот и шоколад – каждому по плиточке. Кто-то из встречавших взрослых повторял и повторял: «Не ешьте всё сразу, не ешьте всё сразу». Некоторые ели и умирали сразу за столом с ложкой в руках. Потом эшелон, и два месяца в пути до Рязани. Сначала бомбили, а потом за окном пошла земля, не знавшая бомбёжек. На одной из остановок Зоя выглянула в окно и поразилась безмерно: живая собака! В блокадном Ленинграде ни собаки, ни кошки по улицам не бегали. Всё это Зоя Николаевна всю жизнь старалась не вспоминать. Но это жило, жило в её подсознании помимо желания, терзало душу. И только теперь, отвечая на мои расспросы, стала об этом рассказывать, словно бы освобождаясь от тягостного груза воспоминаний блокадного детства.
Иван Николаевич Масютин – афганец, вертолётчик. Техник по ремонту и восстановлению винтокрылых боевых машин. Мог бы и не подниматься в воздух. Но участвовал в боевых вылетах в качестве борт-стрелка. Он-то кадровый, контрактник. А новобранцев-срочников жаль. Если можно, старались уберечь от душманских пуль и «Стингеров», которыми американцы щедро снабжали моджахедов. Летать приходилось и к подбитым машинам с набором инструментов и запчастей. А такой полёт в зону боя – отнюдь не турпрогулка. Так и ждёшь трассеров зенитного пулемёта или белого хвоста зенитной ракеты, от которой уйти невозможно. Отвоевал своё, вернулся домой. Ту войну забыл, вычеркнул из памяти, затоптал в землю, замазал в два слоя чёрным кузбасс-лаком, крест-накрест заколотил окна и двери в Доме, именуемого Войной. Много лет всё было хорошо. А потом неукротимые побеги страшной памяти стали прорастать сквозь, казалось бы, бетонированную поверхность забвения. Начали вспоминаться нити огня, тянущиеся от его пулемёта вниз на позиции боевиков. И тот бой, когда они ремонтировали повреждённый вертолёт, а душманы подползали и подползали, и пришлось отложить инструмент и взять в руки автомат. До сих пор в глазах лица обезумевших головорезов, одурманенных наркотой, лезущих вверх по горе, и короткие автоматные очереди в ответ – патроны приказано беречь. Когда ты бьёшь с высоты полёта или ведёшь огонь с закрытых артиллерийских позиций – это одно. А когда попадаешь во врага и видишь это попадание, и он падает сражённый – это совсем иное ощущение. Смерть, даже вражескую, забыть трудно, потому что это смерть человека, что ни говори. А теперь – лечение последствий кровоизлияния в мозг, свалившего его с ног. Спасибо врачам за лечение, удачно проходящее.
Примерно, то же самое рассказывали ветераны Великой отчественной в Берлине, куда я как-то попал вместе с ними в качестве журналиста во время поездки по местам боевой славы накануне Дня Победы.
– А что! – говорил мне один бывший пулемётчик из Соль-Илецка. – Или он меня – или я его. Третьего не дано. Дал по нему очередь. Его и перерубило.
Мы не раз говорили с Владимиром Михайловичем Сукачем о том, что память об ужасах войны проникает глубоко в сознание и даже подсознание человека и скрывается там до поры до времени. Но вот что-то происходит. И то, что крылось в подсознании, как осколки и пули, или просяное зёрнышко, что носят и по сей день в себе некоторые ветераны-фронтовики, начинает пошевеливаться, даёт о себе знать. Да так, что мало не покажется. На научном языке это именуется «стресс-провоцирующий фактор». Ночные кошмары, истерические срывы, внезапные, немотивированные, казалось бы, смены настроения, эпилептические припадки – это лишь часть воздействия этого фактора. В организме человека всё взаимосвязано, и потому вдруг, как бы не из-за чего начинает тяжелеть общее состояние ветерана и усугубляться недуги, что у обычного человека при своевременной медицинской помощи быстро сходят на нет, у ветерана дают серьёзные, иногда фатальные осложнения. Как сказал главный врач, в штате госпиталя работает 9 (девять!) высококлассных специалистов, отвечающих за психическое состояние ветеранов, помогающих распутывать туго стянутые узлы психологических внутренних конфликтов. Когда-то этим начали заниматься первыми американцы. Полной мерой они хлебнули т.н. «вьетнамский синдром», поразивший армию США после поражения во Вьетнаме. Была создана сеть клиник, существующих за счёт средств бюджета. Лечение ветеранов в США бесплатное, несмотря на всеобщую платность американской медицины. США, кстати, позаимствовали опыт специализированной медицинской помощи ветеранам войн, существовавший в нашей стране с сороковых послевоенных годов. Но лечение синдрома, как такового… Тогда кое-кто в СССР недоумевал и даже подсмеивался над таким диагнозом. Сегодня в нашей стране всё далеко не так. К пониманию плотной взаимосвязи психического состояния человека и соматики подходят на серьёзном научном уровне. Достаточно сказать, что госпиталь – клиническое медицинское учреждение, на базе которого работают семь кафедр Оренбургского медуниверситета. Главные специалисты областного минздрава. А уровень оренбургской медицинской школы ценится далеко за пределами области.
В 2013 году в Оренбурге на ул. Родимцева начал функционировать «Центр реабилитации для воинов-интернационалистов», где находится также и центр лечения эпилепсии. На первом этаже этого здания, возле которого установлено артиллерийское орудие, расположен уникальнейший музей, рассказывающий о подвигах земляков, о которых в прежние времена говорить запрещалось под страхом уголовного наказания за разглашение гостайны. Это и Корейская война, и Карибский кризис, и гражданские войны в Анголе и Мозамбике, и Ближний Восток с его арабо-израильскими войнами, и Афганистан, и Чечня. Везде, где свистели пули и рвались снаряды, служили, доблестно исполняли свой воинский долг и гибли наши земляки. Недавний пример – уроженец села Городки Тюльганского района, Герой России Александр Прохоренко, совершивший подвиг в Сирии. В музее собраны имена всех оренбуржцев, отдавших жизнь за Родину. Опекает музей Надир Раимович Ибрагимов – воин-афганец, депутат Законодательного собрания области, заместитель председателя попечительского совета госпиталя. Он активно помогает работе как всего госпиталя, так и деятельности лечебного центра, его молодого, но весьма профессионально работающего коллектива, который возглавляет высококлассный врач-невролог Антон Петрович Герцен. В Центре успешно оказывают медицинскую помощь людям с эпилепсией. А эта коварная болезнь свойственна людям, получавшим в ходе боевых действий черепно-мозговые травмы, контузии разной степени тяжести.
В.М. Сукач скрупулёзно отчитывающийся перед попечительским советом, возглавляемым Юрием Бергом – губернатором области, всякий раз убедительно рапортует об успехах лечебной деятельности. Но всё же недовольно сетует: не удаётся совладать с некоторыми «молодыми» ветеранами. Не исполняют ребята правило ежегодной диспансеризации, надеясь на «авось» и своё здоровье, зачастую не такое уж и здоровое.
Давно остались в прошлом милые, но очень несовершенные методы старых докторов, слушающих сердцебиение с помощью деревянного стетоскопа. Давным-давно не кипят на электроплитках в процедурных кабинетах стерилизуемые стеклянные многоразовые шприцы. Сегодня госпиталь уверенно переступил порог цифрового века. Можно говорить, что и врачи, и пациенты имеют дело с технологической медициной. Например, болезни, что раньше требовали наркоза и скальпеля, лечатся аппаратными методами. Лежит человек на столе, а камушки в почках лупцуют ультразвуковые импульсы и дробят конкременты. А прежде надо было только вырезать. Широчайший спектр современных физпроцедур помогает врачевать и телесные, и душевные недуги.
Принято в народе говорить при всяком добром и тяжёлом деле: «Бог в помощь». И в дни Великой Отечественной, и в наши дни люди, попавшие в невыносимые, бесчеловечные условия войны, до того неверующие или исполнявшие некие религиозны обряды только потому, что в семье так заведено, обращают взоры к Всевышнему. В попечительском совете госпиталя – руководители традиционных религиозных конфессий, действующих на территории Оренбуржья. Два помещения отданы для молитвы: православным и мусульманам.
Если подняться на четвёртый этаж госпиталя, а туда приходят практически все пациенты для прохождения лечебных физпроцедур, то вы, скорее всего, попадёте на художественную выставку. Здесь одна за другой вывешиваются картины лучших оренбургских художников. Недавно Наталья Бровко – главный художник Оренбурга выбирала для экспозиции свои картины. Не всякое произведение подойдёт для показа пациентам госпиталя. Люди, в душе которых продолжают клубиться черный дым войны, нуждаются в жизнеутверждающих полотнах, добром искусстве. Всё это в полной мере есть на полотнах художницы. В картинной галерее госпиталя сочли за честь выставляться Ю.Рысухин, А.Власенко, С.Бочкарёв, фотограф С.Жданов. Пациентов радовали детские рисунки. Нередки приезды в госпиталь творческих коллективов. В актовом зале, где обычно ведутся врачебные конференции, звучит музыка. Вот и накануне Дня медицинского работника в госпиталь с шефским концертом приехала Юлия Учватова – певица, известная в Оренбуржье и далеко за пределами. Раздаются звонкие голоса юных исполнителей. А слушатели и слушательницы приходят сюда не в вечерних нарядах, но в больничных пижамах и халатах. И всё это – не блажь. Но врачевание души человеческой искусством, которое было открыто ещё в годы Великой Отечественной. Поневоле вспоминаются строки поэта-фронтовика Александра Межирова:
Какая музыка была!
Какая музыка играла,
Когда и души, и тела
Война проклятая попрала.
Стенали яростно, навзрыд,
Одной единой страсти ради
На полустанке инвалид,
И Шостакович в Ленинграде.
С 2006 года целенаправленно и последовательно руководство госпиталя развивает шефские связи с деятелями искусств в рамках попечительского совета. Вот и оренбургские писатели вносят свою лепту. Регулярно в библиотеку госпиталя поступают посылки с книгами оренбургских писателей и поэтов, с очередными номерами литературных альманахов «Гостиный двор» и «Башня».
И ещё одно госпитальное мероприятие следует особо отметить. Регулярно всё в том же актовом зале расставляют столы, за которые усаживаются ответственные чиновники минздрава, минсоцразвития, облвоенкомата и других ведомств. Они ведут приём пациентов госпиталя. Трудно подсчитать, сколько «заноз» на таких встречах было извлечено из израненных душ ветеранов, многие из которых живут в отдалённых уголках области и в силу немощей не в состоянии обивать пороги казённых кабинетов.
Много лет подряд, в качестве члена попечительского совета наблюдаю, как госпитальный коллектив расширяет сферу своей компетенции. Константин Иванович Филиппов начинал добывать себе пропитание в тринадцать лет. Именно в этом возрасте заслужил он во время Великой Отечественной взамен карточки иждивенца, продовольственную карточку работающего. А она давала возможность на получение ежедневно почти восьмисот граммов хлеба при условии выполнения планового задания. Сегодня многие молодые люди и помыслить не могут себе такого. Живут беспечально на всём готовом в благоустроенном доме, сыты, одеты-обуты. Кое у кого безработное, беззаботное «детство» затягивается надолго. Да и некоторые законы, и нормы слишком уж «опекают» эту беззаботность. Время от времени взвихриваются возмущения по поводу того, что чьё-то дитятко заставили в школе сделать что-то своими руками для общей пользы. Например, класс убрать. В годы войны, да и послевоенные годы всё было иначе. Дети войны – ещё одна категория оренбуржцев, за состоянием здоровья которых пристально следит Госпиталь. Создано и действует гериатрическое отделение. А сам госпиталь является областным центром гериатрии. В декабре 2014 года в присутствии губернатора области, который лично патронировал эту стройку, открыто было новопостроенное здание отделения паллиативной медицинской помощи на 30 коек. Здесь лежат и проходят лечение наиболее тяжёлые больные: гериатрически-терапевтические, неврологические и онкобольные. Светлана Петровна Котлярова – опытнейший врач, заведующая отделением, и её коллеги делают всё возможное и невозможное, дабы облегчить неимоверные страдания пациентов.
Но велики ли возможности госпиталя? В.М. Сукач, характеризуя материальную подоснову жизни госпиталя, улыбнувшись в усы, говорит: «Живём на уровне минимальной достаточности». Что это означает на практике? Директивные показатели по заработной плате достигнуты. А всё остальное? В остальном всё ещё ощущается недобор. 250 коек стационара, поликлиника на 290 посещений – такова ежедневная нагрузка для коллектива, в котором и уникальные специалисты-врачи, и медсёстры –
золотые руки. А ещё те, кто чистит снег метельными зимами, готовит диетическую пищу, убирает коридоры и палаты, водит машины скорой помощи, выполняет огромный объём работ, без которых деятельность госпиталя просто невозможна. Пациенты не услышат здесь просьбы принести простыни и прикупить медикаменты, как это случается, порой, в некоторых медучреждениях. Зато персонал госпиталя: врачи, медсёстры слышат постоянные слова благодарности. Убедиться в этом несложно – зайдите на сайт, поговорите с теми, кто лежит и лежал в госпитале. Внимание и доброта к пациентам возведены в госпитале в культ. Между прочим, доброта, предупредительность, терпение, милосердие иной раз действуют не менее эффективно, нежели лекарства.
Платные услуги, оказываемые оренбуржцам, желающим получить помощь именно у специалистов госпиталя, приносят доход в бюджет. Добрая половина заработанного идёт на повышение заработной платы врачам, медсёстрам, младшему медицинскому персоналу. Это позволяет удерживать квалифицированных специалистов, хотя кадровые подвижки неизбежны. Например, доктор А.В. Климушкин ушёл из госпиталя с повышением – главврачом в областной онкодиспансер. Дополнительные средства поступают от партнёров и попечителей. Это и денежные средства, и необходимое для госпиталя медицинское и офисное оборудование. Среди попечителей – депутат горсовета В.Булнаков, предприниматель В.Киданов, воин-афганец В.Кажаев, писатель П.Краснов и многие другие: члены и не члены попечительского совета, ветераны войн, и те, кто помогает этому уникальному медучреждению, понимая всю значимость медучреждения, в котором милосердие по отношению к защитникам Родины – основной вид деятельности.
В госпитале по мере сил и умения лечат Войну как источник людских страданий, и её тягостные последствия. Лично для В.М. Сукача война не есть нечто отвлечённое. Его дед, сгинул в огненном вихре бомбёжки на Украине, не успев дойти до передовой. Где он нашёл последнее упокоение, никто не знает. Его родители – в те поры подростки – испытали свирепость войны, когда гитлеровцы по Украине рвались на восток, а затем отступали, откатываясь назад под ударами Красной Армии. Они хорошо запомнили «прелести» жизни при оккупантах. Быть может, отсюда проистекает сердечная заботливость доктора Сукача и его коллег по отношению к пациентам госпиталя.
Что касается меня… У меня особое отношение к тем людям, что трудятся в госпитале ещё и потому, что сам я родился и вырос в семье фронтовых медиков Они также не очень-то делились воспоминаниями о своей работе в прифронтовой полосе, зачастую под обстрелами и бомбёжками. Мама отмахивалась от моих вопросов: «Ничего героического. Мы просто работали». И только из архивных документов минобороны узнал я о том, за что она награждена была боевым орденом «Красная Звезда».
Думается, что и те, кто сегодня отдаёт всего себя делу милосердного служения людям, являются достойными наследниками традиций, заложенных в 19 веке великим русским фронтовым хирургом Николаем Пироговым и медиками Великой Отечественной. А война… Диагноз: «ВОЙНА» можно уверенно ставить всему минувшему столетию. Оно начиналось на фронтах Первой Мировой, продолжилось Гражданской, затем Советско-Польской, Финской кампанией, Великой Отечественной. А затем последовали те «незнаменитые» войны, в которых скрытно принимали участие наши солдаты и офицеры. Афганистан, две чеченские войны с международными террористами, краткосрочная, но достаточно кровавая война в Южной Осетии. Сегодня – Сирия. Недавно В.И. Сукач по секрету поделился: в госпиталь поступил ветеран Советской Армии с Украины. Он – один из немногих, кто чудом уцелел 2 мая 2014 года в огне Одесского Дома профсоюзов, когда украинские фашисты расправились с истинными патриотами Украины, выступившими против нацистов и погромщиков, захвативших власть в стране. Надумал, было, я встретиться с этим человеком. Но главврач остудил мой журналистский пыл: «Нельзя! Слишком кровоточит душа. Разговор может пагубно сказаться на его здоровье».
Тяжело, неимоверно тяжело излечивать старые военные раны, извлекать из тел и душ людских осколки войны. Зачастую они подобны мельчайшим просяным зёрнышкам, о которых рассказывал некогда ветеран. Но не следует обманываться их только кажущейся малостью. Врачи госпиталя и не обманываются. Ежедневно, ежечасно они ведут бой за каждого пациента. За каждого, кто свои ратным трудом или работой в тылу обеспечивал и обеспечивает могущество и независимость нашей Родины.