Иван ТАРАН. ВСЁ НАЧИНАЛОСЬ СО СНЕГА. Стихи

 

Иван ТАРАН

ВСЁ НАЧИНАЛОСЬ СО СНЕГА

 

* * *

Вороний час. Синеет за окном.

Беру я томик омского поэта

Непризнанного. Что мне нужно в нём?

Да ничего. Была б душа согрета...

 

Я обращаюсь сам к себе на «вы»,

Я ночью лишь себя способен слушать.

Но после возвращенья синевы

Вода рассвета наполняет душу.

 

* * *

Высокая нота зимы

Звучала в пустующем храме.

 

Где завтра окажемся мы?

Что дьяволы сделали с нами?

 

Свобода врывается в дом.

И лёгкость. Советы… Ответы…

 

Всё так же видны за окном

Берёз одинокие ветви.

 

* * *

А солнце кажется тонким

В холодный октябрьский вечер,

А маленькие тучи кажутся

Нарисованными карандашом.

 

Стоят в переходе панки.

Их вчерашние речи

Не были эпатажны,

Когда я мимо прошёл.

 

Небо – густо-голубое.

Природа изумлена собою.

 

«Мы ушли из зоопарка».

 

КРЕСТОВОЗДВИЖЕНСКИЙ СОБОР

Утешает этот храм взоры

Белизною деревенской печки.

Рядом ели растут узорные –

Стерегут ворота в вечность.

 

На скамейке здесь выходными

Я с товарищем слушал звон.

Звон меня примирил с родными.

Был рассвет для него как фон.

 

А когда пришли все мы

Туда, где леса – под купол,

Я загляделся на светы

И о земном подумал.

 

В ЦЕРКОВЬ

А на молитвеннике пыль,

Как снег ноябрьский, искрится.

Ты вновь уехал в монастырь –

Мне не с кем вечером молиться.

 

Пойду по чистому снежку,

Замёрзну до сердечной дрожи.

«Мир всем!» – я наклоню башку…

Не убежденья Слово Божье.

 

* * *

Свечу и музу дальних странствий

Высматривая в белизне

Тетрадного листа, не стансы

Я напишу, а лишь сонет.

 

* * *

Не надоедают «Отче наш…»,

«Символ веры», «Царю небесный…».

Не звенит во мне глухая тишина,

Не летят ко мне малиновые бесы.

И не летит ко мне слепая тишина.

И не надо песен.

 

* * *

Я закрываю глаза

И вижу перед собой

Собственные очи.

В них входят

Световые пятна,

Неоновые инициалы,

Будущие сны.

Мои очи очень похожи

На твои глаза.

 

* * *

Для тебя

Время стало идти

Не слишком быстро,

Не слишком медленно.

Для тебя

Нет больше

Оттенков белого

И оттенков чёрного,

Потому что меня больше нет.

В комнате твоей полумрак.

 

* * *

Нависли тучи

                      над землёй,

И дождь пошёл,

                       скользящий

По синеватой темноте

Водой своей

                  кипящей.

Он лил,

          по тишине звеня,

Качаясь

            то и дело.

И отражение дождя

На стенке заблестело.

И электричеством дышал

Насквозь промокший воздух,

А шум дождя

                     земле давал

Необходимый отдых.

Послышался

                  грозы разряд,

Берёза посветлела,

И молния,

               как ночи взгляд,

Мигнула и сгорела.

Холодной пыли водяной

Клубы

             по небу

                         плыли,

А на дороге грунтовой

Ручьи и лужи были.

Сгустившись,

                   продолжалась ночь.

И возле дома,

                      между

Деревьев

                был дин лишь дождь:

Лишь капли, гром и свежесть.

 

Пустые улицы зовут,

И мне от них не грустно.

Стучит механика дождя –

Механика искусства.

 

Для нас и утренних богов

Хранить живое нужно!

…В согретом небе высоко –

Механики искусства.

 

* * *

И спелые кладбищенские вишни,

И давно отцветшая сирень белая

На могиле моей матери,

И закрытый храм Иоанна-Воина с чёрными куполами,

И сосновые шишки на могиле еврея Шишкина,

Памятник с нишей,

В которой – металлическая фигура мученика на дыбе,

И сады Поля Верлена,

Рассвет,

Гипсовая Веледа –

Всё это не чужое, а своё,

Родное для моей некогда ослепшей души.

 

* * *

Всё началось со снега. Налегке

Шагая в сумерках, я вспомнил наконец-то,

Что все стихи Верлена – о тебе –

Красивое, но горькое наследство.

 

Июнь, и над погостом ЛЭП звенит.

Стих разветвлён, как старый куст сирени,

А может, бузины. В конце зимы

Я ночевал в саду стихотворений.

 

* * *

Город Омск. Вечер пятницы. Форточку надо закрыть,

Чтобы в дом не проник дух нелепости – дух человечий.

Не просил я у духа святого ни славы, ни женщин,

Ни уюта, ни даже здоровья, ни божьей искры.

 

Я молил об одном: чтоб меня не злословили снизу и сверху

Озорные соседи – внуки рабочих, как я,

Чтобы местные, наконец, перестали меня оскорблять.

Я и так не курю у подъезда, послушал соседку.

 

Но не бог, а поэт Леопарди окажется прав

Снова, снова и снова. И что мне с того, если кроха

Вот опять перепала ко псу? Он же гордостью хлеб свой попрал...

«Негодяям во все времена хорошо, а порядочным – плохо».

 

* * *

Человек человеку – шавка.

Какой уж там волк!

Человеку на ужин – гречневая кафка

И тройка поганых слов.

 

Стал я слушать отечественный рок-н-ролл,

Чернила и ручку с пером раздобыл.

И несётся со всех сторон:

«Очкарик!», «Придурок!», «Дебил!».

 

* * *

Внутри меня – молчание и тупость,

Но на земле заброшенной и странной

Есть осени чарующая скупость

И лик суровый смерти долгожданной.

 

Пусть лик суровый смерти долгожданной

На всех глядит из трещины глубокой,

А на земле, заброшенной и странной,

Самоубийцам будет одиноко.

 

Я не хочу быть проклятым поэтом

И стать шутом для всей страны соседей.

Не удивляйтесь: я сегодня предал

Ночных святых, в моё глядевших сердце.

 

Умел прощать – и стыдно мне за это.

В который раз осмеянный соседом,

 

Всего лишь покупаю сигареты,

Пройдя свой путь – семь вёрст до неба лесом.

 

* * *

Солнце мертворождённого Города,

Озаряющее его чёрной смутой,

Напоминает лицо студента,

Измождённого,

С убитым начинанием,

Бездомным унынием,

С мимолётной удачей на экзаменах.

Посмотри на забытую тобой могилу –

И увидишь в ногах усопшего вселенский Крест.

 

* * *

Мой любимый поэт – Бог.

Мой любимый прозаик – Бог.

Мой любимый философ – Бог.

Мой любимый музыкант – Бог.

Поэтому

Я люблю всех поэтов,

Всех прозаиков,

Всех философов,

Всех музыкантов.

 

* * *

Я не знаю, с какой ноги вставать,

Не умею платить за проезд,

Предсказывать будущее,

Не вижу смысла в чётких линиях.

Я хочу всем казаться медлительным,

Чтобы всех раздражать своей слабостью.

Боюсь окрика грубого мужика.

Зато я умею расти назад

И никогда не смущаться.