Сергей БУРДЫГИН. И В ОЗЕРЕ УСНУЛИ КАРАСИ... Стихи

 

Сергей БУРДЫГИН

И В ОЗЕРЕ УСНУЛИ КАРАСИ...

 

* * *

Мы все у жизни

В каком-то ранге.

У Бога каждый

На карандаше.

Вчера ко мне

Приходил ангел.

И мы с ним беседовали

О душе.

Жизнь ведь не прошествуешь

Тихой сапой,

Иначе Бог тебя

Создал зря.

А мне приснился вчера

Папа,

О чем-то нужном мне,

Говоря.

Он был в напряжении

Постоянном,

И было видно,

Что он устал.

А я был просто

По-русски пьяным,

Поскольку что-то там

Написал.

Он всё говорил,

Говорил о чём-то –

От полнозвучья

До тишины.

А я смотрел

На его причёску,

И видел – прибавилось седины…

И вот я проснулся

В квадрате комнат:

Снаружи,

Так же, как и внутри.

И я ничего,

Ничего не помню,

О чём он оттуда мне,

Говорил.

Не всё понимается

Словом, взглядом.

Мир для вечности –

Не очень нов.

И сидели мы с ангелом

Просто рядом.

И водку пили

Из стаканОв.

Помянули папу,

 Поговорили,

О грехах

О нашем вокруг бессилье.

Утро.

Прощаемся.

Накурили.

– Такси вызвать?

Так я – на крыльях…

 

ЭТА ОСЕНЬ

Солнце уже

С холодами не справится.

Желтеет осень –

До зимних седин.

А мне почему-то

Эта осень нравится.

Один – а не грустно.

Да и вообще не один.

Смотрю из окна –

Ворона на ветке.

Она ни за что

Не слиняет на юг.

А рядом с компьютером –

Хомяк в клетке.

Он любит семечки.

И я их даю.

Он хрустит семечками,

Смотрит глазёнками,

Пытается что-то

Мне донести.

И я себя чувствую

Почти ребёнком.

И мне так нравится

Это почти.

И мне хватает

Земли и неба,

И даже клетки

Своей судьбы.

А плохого в жизни

Ничего и не было, –

Его, наверное,

И не может быть.

Какое плохое

Может длиться,

Когда, кажется,

Небо слышишь?

Когда на асфальте –

Желтеют листья,

И ты, как воздухом,

Ими дышишь.

А ближе к вечеру,

Часов в восемь.

Схожу, наверное,

За коньяком.

На ветке – ворона.

Вокруг осень.

И едим мы семечки

С хомяком!

 

УТРО

И день – жених,

И ночь – невеста.

И утро – колыбель всего.

И дед Арсений у подъезда:

– Вот жизнь прошла.

А для чего?

Вот жизнь прошла –

Не до веселья.

Обратный начался отсчёт.

Конечно, может, он с похмелья,

А может, сон пришёл не тот.

 

А может, раз такое дело –

Не повстречать в квартире лиц, –

На сковородке

Подгорела

Яичница из двух яиц…

 

И мы закурим сигареты.

Седое утро.

Дым горчит.

Я просто помолчу об этом,

И дед Арсений

Помолчит  –

 

Ведь, может, вышло и такое:

Обида принесла вину.

Он всё-таки любил и строил

И защищал свою страну,

 

Свою страну – совсем не малость,

Не партия в короткий блиц.

Но нет страны – она распалась.

И жизнь прошла,

И в ней осталась

Яичница из двух яиц.

 

* * *

Мы рядом с вокзалом все –

Железнодорожные жители.

По ночам – перестук колёс,

И гудки в темноту ревут.

На станции Оренбург

Работают составители.

Цепляют друг к другу вагоны.

А дальше – как повезут.

На станции Оренбург

Все сразу заметны лицами.

Здесь видно сразу чужих,

Такой на рельсах закон.

На станции Оренбург

Бездомные и полиция

Кормятся, как в реке.

И кормит их всех перрон.

Приходит поезд с Ташкента –

Другого пути не будет.

И все бросаются сразу,

Чтобы не ошибиться –

Бомжик с разбитым глазом

(Надо ж помочь людям)

И полицаи тоже –

Надо ж опохмелиться.

Бомжик несет чемоданы,

Скованно и неловко,

Ему и ходить-то больно,

Но как не поймать момент.

А где-то в экипировке,

В бюджетной экипировке

Ждёт гостей из Ташкента

Мент.

Он даже уже немного

Оплыл от сытья и жира,

За всё заплатить обяжет

За каждую пядь минут,

Работают составители.

И все вокруг – пассажиры.

Вот пройдём немного по жизни,

А дальше – как повезут…

 

* * *

Жизнь по своим меркам

Идёт иногда с хрустом:

Умер сосед сверху.

В подъезде теперь пусто.

В подъезде теперь слишком

Тихо, стыло особо.

Стоит на площадке крышка

Гроба.

А был он всегда с нами,

Что-то там мастерил он,

Стучал, пилил вечерами,

И это меня злило.

Вечером бы – потише,

А тут – почти перестрелка.

Он этажом выше, –

У меня с потолка – побелка…

Конечно, любой – не практик

Правильной жизни плавной,

Но был у него характер,

Скажем уж так, – не славный.

Любил говорить громко,

Любил наводить порядок.

А теперь вот – лежи на кромке

Венков, могил да оградок…

Не был он монументом,

Понимал по-своему что-то,

Говорил мне: «Интеллигенту

Нужно просто больше работать.

Походить в комбезе потёртом

И не лазить по верхотуре»…

И добавил: «И я четвёрки

Получал по литературе…».

Вроде вовсе не жил он праздно,

Ходил в халате и в тапочках.

А теперь вот в подъезде грязно,

И кто-то выкрутил лампочку…

Пахнет свечами терпко,

И мне теперь не до сна –

Умер сосед сверху.

И спать не даёт

Тишина.

 

ДРУЗЬЯМ

Забыть уже

Я это не смогу.

Мне этот вечер

Вспоминать не жалко.

Вот осень.

Вот костёр на берегу.

И мы вокруг костра.

У нас рыбалка.

Ещё смеяться

Нам хватает сил.

Хотя вокруг

Полным-полно печали.

И в озере уснули караси

Которых

Мы сегодня не поймали.

Но хватит

Чешуи нам и хвоста

И будем выпивать мы

И смеяться.

И понимать, что детство – это там,

Где нам уже никак не оказаться.

Теперь ты, осень,

Сморщенно стара –

И нас уже немного здесь осталось.

Один погиб вот тут же у костра,

Другого сердце мучить отказалось.

Ещё кого-то в драку занесло,

Кого-то – в забугорные объятья...

Но было у костра тогда светло.

И, видит Бог,

Тогда мы были братья.

И повторится всё, как на бегу –

Как в жизни – и не шатко, и не валко:

Вот вечер.

Вот костёр на берегу…

И мы вокруг костра.

У нас рыбалка.

                               

* * *

И вот уже

Стою я на меже.

И день мой

Одинок и безрассуден.

Но иногда  ко мне

Приходят люди,

Которых здесь, со мною

Нет уже.

Конечно,

Это всё-таки во сне,

И там свои

Условности иные.

Но там, во сне,

Любимые, родные,

Как будто снова

Помогают мне.

Мы там живём,

Мы пьём на кухне чай,

Веранду к нашей даче

Снова строим,

И говорим,

И ссоримся порою,

Обидевшись на что-то

Невзначай.

Там свой, особый

Жизненный уклад,

Мы там готовим

Курицу на гриле.

И все мои собаки –

Те, что были, –

Чуть рядом

В ожидании

Сидят.