Валерий СКРИПКО. ВЕРХУШКА АЙСБЕРГА. О журнале «Сибирь» №1-2018

 

Валерий СКРИПКО

ВЕРХУШКА АЙСБЕРГА 

О журнале «Сибирь» №1-2018

 

Вышел в свет первый номер журнала «Сибирь» за 2018-й год. Журнал издаётся в Иркутске, что уже само по себе вызывает интерес читателей, которые любят творчество Валентина Распутина и Александра Вампилова, других знаменитых иркутян. Как любой айсберг огромен из-за величины своей подводной части, так и значительность литературного издания определяется теми авторами, которые десятилетиями создавали писательский авторитет региону, городу, его журналам и книгам. Многих из иркутских знаменитостей уже нет с нами. Они скрыты океаном времени.
 Но именно их творчество, как огромная «подводная» часть, – держит на плаву верхушку айсберга под названием журнал «Сибирь». И притягивает всех пишущих.

В конце первого номера журнала большая подборка информации о творческих встречах на Иркутской земле. Читаешь известные имена и убеждаешься – в течение всего прошлого года на конференциях здесь побывала вся Россия. Почти вся российская культурная элита, которая любит свою страну!

Совсем рядом Байкал – сакральное место, излучатель горней духовной энергии. Да простит мне Гоголь небольшой плагиат, но редкий атеист доплыв до середины Байкала не ощутит присутствие Небесных сил. Возле Байкала – нельзя писать плохо…

В числе издателей и авторов «Сибири» мы видим друзей и соратников иркутских «старейшин». Они – известные писатели и поэты, награждены многими премиями и постоянным вниманием читателей. Это Анатолий Байбородин и Владимир Скиф, Валерий Хайрюзов и Александр Донских. В 2016-м году авторитетным жюри журнал «Сибирь» был признан лучшим изданием Российской федерации.

В первом номере «Сибири» продолжает иркутскую тему московский поэт Валерий Хатюшин. Державным своим оком поэт-патриот узрел связь времён…

Нет, на Руси монархия не свергнута.

В ней Царь и вождь скрепились на века.

По улицам Урицкого и Свердлова

я вышел к монументу Колчака.

 

В разделе «поэзия» представлены поэты Нина Ягодинцева из Челябинска и Максим Орлов из Братска. Их произведения не случайно собраны вместе под одной обложкой журнала «Сибирь». Это авторы русского склада, народного лада! И как говорил еще Александр Твардовский: всё понятно, всё на русском языке.

Читая стихи Максима Орлова – вспоминаешь поэтические споры имажинистов и символистов в горячую пору двадцатых годов. Как тогда ценили яркую образность, сколько надежд вкладывали в неё поэты! И как ловко тогда умели «в небеса запустить ананасом», а читателя поразить парадоксальной по смыслу гиперболой или метафорой. И не боялись обвинений в зауми! Часто во время отчаянных экспериментов все смыслы разлетались в клочья. Появлялись неудачно рожденные герои, вроде пастернаковской «любимой», которая «прекрасна без извилин», но были и озарения Маяковского про «единственный глаз у идущего к слепым человека». И многое другое. Главное, поэты искали что-то новое. Максим Орлов весь опыт борьбы за образность стиха, конечно, знает и ничего не боится: высший класс поэта, когда он находит не удачные сравнения, а видит себя неким персонажем и говорит от его имени. Поэт Орлов может выступить то как ученик на уроке черчения, то как художник, свой стих называющий «этюдом».

Но какую бы роль поэт ни определил для себя, он всегда остаётся патриотом и влюблённым в жизнь философом, который мыслит образами, но за образностью не забывает о важнейших вопросах бытия!

Настал октябрь… Светла Покрова гжель,

хотя не вся земля покрыта снегом.

Повсюду — серо-грязная пастель,

и поберега не белá, а пега.

Местами смачно чавкает мокреть –

зима пришла, но злобствует вполсилы.

Ещё не срок России околеть,

не тот мороз, чтоб околеть России.

                                                              («Этюд № 5»)

 

И нету у планеты Земля такого количества морозов, чтобы нас совсем «заморозить»! Слишком велик запас духовной энергии. В Иркутской стороне она имеет свойство накапливаться и согревать множество людей. Начиная с памяти о декабристах, к культуре здесь относятся очень бережно, как к общему богатству нашей нации. И здесь есть кому заниматься её сбережением.

Особенность журнала «Сибирь» еще в том, что он не поддался новомодным течениям: показом суетных мытарств российского среднего класса и богатых «хозяев жизни», которые заняты склоками по поводу делёжки капиталов и любовниц. В журнале публикуются произведения, где герои – люди рабочие, люди простые. Петербуржец Александр Богатырёв, например, опубликовал в журнале рассказ о старом церковном стороже.
Есть ощущение, что редакция журнала «Сибирь» подбирала авторов из разных российских регионов по одному критерию: покажите нам народную жизнь большинства российских тружеников, которые не страдают комплексами общества потребления, как герои многочисленных телесериалов. Которые пытаются жить в согласии с природой, сохранили свою душу для любви и веры. Как иногда говорят модные критики: у журнала «Сибирь» – другой творческий проект! Полный антипод коммерческой чисто развлекательной литературе.

Писатель Борис Шергин своими «Поморскими сказами» повествует о поморах Мурманских и Архангельских. В этом же номере «Сибири» Владимир Личутин опубликовал статью об этом удивительном православном прозаике. В статье есть такие строки: «Не только житьё лепит певца, но и рождение; родина входит в твою кровь неслышно от предков твоих и навсегда. Ничего не пропадает втуне, всё копится в нашей долгой памяти, и порою достаточно лишь её одной, чтобы понять отчие пределы. Много ли Шергин пробыл в родном Поморье, но зато до самой смерти странствовал по своей памяти…».

По какой памяти могут странствовать русскоязычные «образованцы» (термин Солженицына) наших мегаполисов? Только по мстительной памяти о своих многочисленных обидах и отрицательных эмоциях по поводу жительства среди нашего народа.

Шергин свою родину слышал: «бывало, поезд от Москвы до Архангельска шёл тридцать шесть часов. И вот сначала грубоватое новгородское оканье слушаешь, потом ярославское – оно помягче, потом круглое вологодское и наконец степенное – архангельское. И говоры эти, как сложный музыкальный инструмент; всякая струна на свой лад выстроена».

Вот как надо чувствовать, чтобы быть не просто по-русски пишущим, а по-русски живущим!

Станислав Китайский рассказом «Рупь делов» напомнил нам о советской Сибири. Он умер в 2014-м году. А вот его проза живёт своей жизнью. Когда-то я встречал его с делегацией писателей в заповедных местах Крайнего Севера. Ему было тогда 44 года. В этом году ему было бы 80 лет. Светлана Тарбеева посвятила юбиляру статью, где достаточно подробно рассказывает о его жизни и творчестве.

Герои рассказа Владимира Максимова «Заненастило» – обитатели барака, но от того их будни не становятся скучнее. Совсем наоборот! Пусть это поход на рыбалку, но это настоящая жизнь на природе… Рассказ создавался в местечке «Порт Байкал». Когда рассказ пишется рядом с Байкалом, он не может не сверкать чистотой языка…

Рассказ Александра Обухова «Бабушка» о детях, а точнее, об учительнице и ученике. Как трогательно изображён мальчишка-сирота, который ищет папе-вдовцу новую жену, а себе – маму. Сюжет простой и прекрасный. Герои – сердечные! Такие случаи надо уметь видеть и желать запечатлеть в литературе. Обухов умеет и желает. Такие истории вызывают искренние слёзы сострадания. Они из всё той же «шинели Гоголя». Видеть за частной историей общедуховное, объединяющее всех, призывал еще воспитанник бездомных сирот Макаренко. Любые повествования о любви педагог-новатор считал частным делом самого автора, если за описаниями любовных историй нет каких-то обобщений, которые будет полезно знать другим людям. История, рассказанная писателем Обуховым, должна потрясти читателя глубоким проникновением автора в душу ребёнка, оставшегося без матери.

Отдел «Публицистика» представлен статьей Василия Шелехова «Русский крест» и литературными заметками автора этих строк. Хотите увидеть наше российское общество глазами православного человека – читайте публицистику журнала «Сибирь».

В разделе «Критика» публикуется обстоятельная работа Анатолия Байбородина о Сергее Есенине «Душа грустит на небесах». Темы, поднятые в ней, заслуживают новой диссертации по литературоведению. Хотя на Руси это давно не научная дисциплина, а поле битвы русского мира за свою идентичность. И рецензии у нас давно как военные сводки.

Автор статьи воссоздаёт те «круги ада», в которых оказался Есенин, перебравшись в Первопрестольную. Плотной смрадной стеной, как вурдалаки гоголевского бурсака из «Вия», окружили поэта «и порочный малый, стихоплёт, с крылом волос, как с чёлкой конской, укрывшей бесноватый глаз; и женственный певец с косичкой и серьгою в ухе; и раздобревший и лукавый пустобай; и хулиган-жиган из подворотни; и с жирными перстнями душегубец-вор; а с ними и барыги, и правители, иноверцам продавшие Русь. Все они славили рязанского поэта и, размазывая по лицу мутные хмельные слёзы, мусолили «хулиганские» стихи. Но славушка от них, что ославушка, будто и не славили – изгалялись над бедной деревенщиной, заблудшей в каменной чащобе. От таких похвала, что хула!».

Не покидает ощущение, что эта странная толпа из какой-то другой страны… Она не имеет ничего общего с той Российской Федерацией, которую воспевает Маяковский, которая строила социализм. Русский духовный мир в этой толпе как одинокая фигура Иисуса Христа на горе среди иудейской пустыни.

Байбородин видит великого поэта во всей сложности его духовного мира. Крестьянский сын из рязанского села Константиново таил в себе целый Вавилон смыслов: язычество, которое из нашего народа никуда не делось и благополучно отстаивает свои ценности в наших натурах, в наших поэтах. Но рядом, в одной и той же душе, может воссиять особая щедрая православная духовность, как бриллиант, – Светлый мир Христов! В Есенине и его стихах – этого небесного света любви удивительно много. Рискну утверждать, что гораздо больше, чем в поэте Юрии Кузнецове. Только Николай Рубцов получил его сполна. Поэтому Рубцов по-есенински щедр на искреннюю любовь. Прав французский писатель Мишель Уэльбек: только у великого художника может быть мужество быть сентиментальным! Я бы добавил: и предельно искренним, так что со стороны это кажется простоватой наивностью. Особенно с точки зрения литераторов с психикой, тяжело заболевшей иронией и сарказмом.

Не удивительно, что питаться этим небесным светом, поглотить его – собираются все силы зла, как чёрные кошки на запах валерьянки. Сергея Есенина плотным кольцом окружили мариенгофы и бурлюки. У толпы вурдалаков каждый светлый гений на особом учёте. В своё время к поэту Рубцову было приставлено некое существо, очень напоминающее по своему «обаянию» помощницу Воланда из романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита».

А по-другому и не бывает. Тьма только в живописи полезна в качестве тени, а в живых существах она не заботится о колорите, о гармонии светотени, она жадно питается светом, стремится поглотить его совсем, без остатка. Многое, из того Небесного, что было в Есенине, к счастью, осталось в его стихах! Остальное, проглотило окружение и собственная греховная, как у всякого живущего в этом мире, натура поэта. День и ночь дьявольские пляски иудствующих помощников Князя Тьмы отвлекали поэта от его главного великого дела: записывать стихами приходящие к нему в сердце волны Небесного Света! Есенин оказался по-крестьянски сильным, не соблазнился «американской мечтой», и Свита Князя Тьмы – убила его.

Потом, сменив наряды и имена, – такой же толпой – чёрная Свита стала кружить вокруг писателей следующего поколения «почвенников». Эти новые «дьявольские пляски» убедительно описал в журнале Анатолий Заболоцкий, рассказывая о судьбе писателя Василия Белова. Герои книг Белова – настоящие живые русские люди, которые проходят сквозь все революционные проекты, сквозь все режимы и все государства, потому что они — люди Отечества. Но это же можно сказать о многих героях произведений, опубликованных в журнале «Сибирь».

Журнал словно чуткий камертон. Он умеет слышать настоящее русское слово. Умеет отличить искренность и боль творческого человека от постмодернистских забав нынешней литературной либеральной тусовки в мегаполисах, родину, как духовное понятие, от страны, как места проживания.

Раздел журнала под названием «Вернисаж» посвящён памяти художника Анатолия Костовского. Читаешь, смотришь репродукции, и еще раз убеждаешься: такие картины может писать только верующий человек – с трепетом и благоговением, как чудодействовал Нестеров.

Точно так же о самом художнике может написать только автор, владеющий богатейшим словарным запасом народного русского языка и близкий к Православию. Григорий Лазарев – именно такой автор. После ужасного полуиностранного языка критиков либеральных журналов с их вывертами, вроде «дискурса», «брутальности», «игры в смыслы» – кажется, что статья Лазарева выводит читателя на чистый воздух из прокуренного подвала. Вот отрывок из статьи:

«Художник взошёл к русскости, народности, когда храм на холстах не столь памятник зодчества, не столь и живописный образ, сколь обитель Божия, где в очистительном страдании, в покаянной молитве спасается грешная душа на пороге Вечности; когда деревенские избы, старгородские ветхие усадьбы не столь милый сердцу живописный вид, сколь русская судьба, величавая и печальная, о которой Анатолий Костовский мог бы воскликнуть: «Люблю навек, до вечного покоя...».

Образы родной сибирской природы, старых городских улочек, близких сердцу земляков, в произведениях иркутского художника Анатолия Костовского вызывают смешанное чувство грусти и восторга – настолько они правдоподобны и так эмоционально созвучны нашему восприятию. Его пейзажи, натюрморты и портреты – протяжённое во времени живописание любимых образов».

Не могу не привести здесь один случай из моей практики посещения картинных галерей. В далёкие советские годы в Иркутске проходила художественная выставка японской живописи. А в одном из залов заканчивалась выставка полотен Ленинградского Эрмитажа. Сначала я посетил японскую экспозицию. Сложилось впечатление, что наши восточные соседи выражали себя с помощью пейзажа. Настроение они создавали в картине особым расположением растений и деревьев. Сам человек в этом живом саду «говорящих» растений только присутствовал. На довольно больших полотнах художников – и лица были крупными. Но вместо глаз – узкие ровные горизонтальные линии-щёлочки. Эти глаза молчали. Лицо молчало. Говорил свет среди деревьев, гамма цветов. Таков их восточный художественный язык.

В соседнем зале на стене висела маленькая Мадонна работы итальянского художника Рафаэля. Крохотные глаза портрета Мадонны горели как живые. Их можно было создать с помощью какой-то особо тонкой кисти, точнее, даже волоса. Но по-другому было нельзя. Без блеска в зрачках картина бы не ожила, взор бы её не сиял несколько сотен лет. Так, выражаясь только ему присущим языком и стилем, – живёт любое национальное искусство!

Перед русским художником в Сибири стоят свои поистине метафизические творческие задачи. Тут орнаментом и чёрно-белым рисунком наших восточных соседей-японцев не обойтись. У нас в России еще со времён картины «Грачи прилетели» художника 19-го века Саврасова – пейзаж понимается художниками, как сложное произведение со своей драматургией... И если уже берётся за него русский художник, то с мыслью о вечных вопросах бытия. В каждом пейзаже ищет разгадку мировых тайн… И если вложил в него душу, пейзаж сам начинает говорить и подсказывать разгадку этих тайн!

Лазарев пишет, что «Однажды в мастерскую к Анатолию Костовскому … наведались студенты художественного училища, затаённо дерзкие, одержимые бесом крушения реализма, мечтающие на порушенном реализме нагромоздить Содом и Гоморру. Но… посмотрели работы мастера и оторопели: да реалист ли Костовский при столь образной, символической живописи?! Может, у иных слепых котят разлепились веки, отпахнулись глаза на реализм, который у художников, подобных Анатолию Костовскому, не убогий натурализм, но поэтическое, символическое, образное воплощение на холсте земной реальности, непостижимо таинственной, причудливой, парадоксально сочетающей в себе горний свет и дольний сумрак!».

Кто знает лучших иркутских писателей, не сомневается, что раздел пародий под названием «Сумочка к ребру» в журнале «Сибирь» будет всегда на высоком профессиональном уровне. Один из его основателей, Владимир Скиф, много лет был широко известен именно как поэт-пародист! Большинство из поэтов с годами теряют горячий лирический пафос. Восторженные песни юности сменяет элегия… грустный романс или злая пародия... У Скифа – обратный отчёт творческих этапов. Чем больше ему лет, тем искреннее и лиричнее его поэзия. Та самая... серьёзная, которая «не читки требует с актёра», а полного погружения в трагизм и противоречия нашей жизни. Но – неистраченный на лирику в молодости – молодой задор остался. И еще осталась никогда не проходящая доброта.

В разделе «Сумка к ребру» самые разные авторы выступают с пародиями на самого Скифа. Много ли найдётся редакторов, которые способны на это? Это, как бы дополнение к статье Евгения Степанова «О пародии». Пародия может быть и сатирой, и поводом для юморески, и вежливым напоминанием автору о допущенных им в тексте произведения смысловых ошибках, невнимательности, небрежности. Но во всех вариантах и жанрах – пародия должна быть доброй!

Но с добротой сейчас в литературе – дела обстоят совсем плохо. Как отмечает Евгений Степанов: «в настоящее время распространён, прежде всего, фельетонно-эпиграмматический стиль пародии, когда пародист, найдя смешную и несуразную строчку у поэта, высмеивает её. И тогда пародия – литературная критика. Таких пародий – большинство. Однако лучшие поэты-пародисты не просто высмеивают стилистические огрехи стихотворцев, но показывают особенности их версификационной манеры. Характерны в этом смысле пародии современного поэта-пародиста, живущего в Израиле, Евгения Минина». Вот одна из его пародий на следующие строки из «Божественной комедии» Владимира Скифа:

Поэтов мало, стихотворцев рать,

И это очень грустная примета.

Ведь только Бог способен выбирать

В своей Господней милости — Поэта.

                 

Так у Владимира Скифа. А вот Евгений Минин:

Услышал как-то я Господний глас,

От перепуга чуть не стал заикой:

Владимир, выбрать я способен вас

Для миссии почётной и великой.

Литинститут не нужен больше тут,

Ведь уровень его стал ерундовский.

Возглавите вы новый институт.

Он будет называться — Скифосовский…

 

Раздел «Сумочка к ребру» публикует удачные пародии других авторов. Но вот сложносочинённое слово «Скифосовский», придуманное Мининым, кажется знаковым для всех читателей журнала «Сибирь».

В духовном аду постмодернизма, среди «творческих» сборищ пишущих эгоистов всех мастей и оттенков, у которых гордыня разрослась в голове до неоперабельной опухоли, наверно нужен новый «Литературный институт неотложной моральной и нравственной помощи» для всех любителей литературы, у которых согласно пушкинскому определению «сердца для чести живы» и для Веры – душа открыта!

И создавать такой институт лучше на базе журнала «Сибирь» из славного города Иркутска.