Надя ВАФФ. РУССКИЙ ХАРАКТЕР. Рассказ

Надя ВАФФ

РУССКИЙ ХАРАКТЕР

Рассказ

 

Тяжёлая ночь нынче выдалась у деда Архипа. Мало того проклятущая бессонница в последнее время всё чаще и чаще прогоняла и без того недолгий старческий сон, а с вечера ещё и мысли нехорошие в голове закопошились. Так всю ночь и пролежал дед без сна с закрытыми глазами, вспоминая, как назвал накануне американский президент Россию угрозой для всего мира. Что этим хотел сказать Обама, Архипу было неведомо, но, судя по тому, как подорожали продукты в деревенском сельмаге, из-за очередных американских санкций, дед понял, что Америка объявила им войну. Война, конечно, была не такой, как та, с которой Архип вернулся без ноги, на костылях. Но одно дед знал точно – война это не игра, в ней можно или победить или проиграть, ничьей не будет.

В деревне дед Архип слыл свистульных дел мастером. Стругать из дерева птичек, кораблики и разные другие фигурки, мигом превращая их в звонкую свистульку для детворы, Архип научился давно, сразу после войны. Чем-то надо же было занять себя инвалиду. Вот и решил он тогда: «Буду дарить детворе, настрадавшейся от бомбёжек, эвакуаций и прочих несчастий, хоть какую-то малую, но радость». Помимо выделывания свистулек дед Архип прославился тем, что был ещё первоклассным сочинителем. Со всей деревни шёл к нему люд с просьбой, кому жалобу написать, кому обращение, кому заявление обычное. От своего же имени дед писал нечасто, если не сказать, что редко. Письма, написанные им за всю его жизнь и ответы на них, Клавдия, жена Архипа, бережно складывала в шкатулку, стоящую на старинном серванте с потрескавшейся от времени полировкой.

 

Возвращавшаяся из сельмага баба Клавдия заметила деда Архипа издалека. Он сидел на завалинке возле перекошенного сарайчика, служившего некогда хлевом для коровы, и что-то сосредоточенно выстругивал. Мелкая щепа летела в разные стороны, словно снежком присыпала землю возле скамейки.

– Уф, – выдохнула Клавдия и плюхнула авоську с продуктами прямо на пожухлую осеннюю траву перед Архипом, – что-то сердце зашлось. Насилу дошла до дому.

– Спешила дюже или сумка тяжёлая? – дед Архип глянул поверх очков на жену.

– Ни то и ни другое, – вздохнула баба Клавдия, – На цены в магазине глянула, зло разобрало, вот сердечко и придавило. А как не расстраиваться? Вон куры давеча были по восемьдесят за кило, а нынче по сто двадцать. Так по телевизору-то обещали, что большого удорожания не будет. А куда уж больше-то?

– Ты сейчас-то себя, Клаша, не накручивай, – дед сдул остатки пыли и стружки с уже готовой фигурки и хлопнул ею об лавку. Полюбовался немножко, потом снова глянул на жену/ – Неси сундук, Клашенька.

– Эт-т для кого же ты такую фигулю-то выточил? Ой, хулиган ты, – бабка Клавдия закачала головой. Потом вспомнила последнюю просьбу Архипа и поинтересовалась: – Зачем тебе сундук-то? Али президенту про цены написать хочешь?

– Ты лучше сундук неси. Ишь залюбопытничала.

Клавдия скрылась за низкой входной дверью, вскоре появилась снова с небольшим ящичком в руках, обклеенным старыми открытками.

– На, дед, держи своё богатство, – Клава бережно поставила ящик на скамейку рядом с Архипом. Дед также осторожно, словно это было хрупкое богемское стекло, пододвинул шкатулку к себе и открыл. Достал оттуда пачку пожелтевших незаклеенных конвертов, перевернул их так, чтобы самый старый оказался наверху и начал перебирать. Клавдия сидела рядом с мужем и с интересом наблюдала за происходящим.

– Вот, Клаш, это пришло от товарища Сталина, – дед Архип держал в руках конверт с выцветшим синим штемпелем, – Мы тогда так радовались, что проклятая война закончилась. Я не снёс в одиночку этой радости и написал Сталину: «Спасибо Вам, Иосиф Виссарионович, за победу!». А он ответил, представляешь? Сейчас-то я, конечно, понимаю, что, скорее всего, Сталину про моё письмо никто и не докладывал, и в глаза он его не видывал. Какая-нибудь барышня, что у него в секретаршах числилась, этот ответ мне и состряпала. Но это я нынче такой умный стал, а тогда свято верил, что сам товарищ Сталин со мной в переписку вступил.

– А может это и был сам товарищ Сталин, – поддакнула мужу Клавдия, – кто теперь знает? Времена-то другие тогда были, не то, что нынче. Вон Нюрка наша Пугачёвой каждый вечер письма строчит, а та ей отвечает. Я у Нюрки поинтересовалась, как она с примадонной так вот запанибратски-то? А она только рассмеялась в ответ. Говорит, что это Ленка Сафонова, подружка ейная, в компьютере всем Пугачихой представляется.

Сразу за ответом от Сталина, шло письмо к Горбачёву. Оно было очень длинное, написанное разными чернилами, но так никогда и не отправленное. Тяжёлые были времена, перестроечные. Проблемы наслаивались друг на друга, вырастали как снежный ком, и… дошли до Фороса.

– Я помню, как ты проснулся утром, включил радио, а там говорят, что страна на грани и у неё больше нет президента, – улыбнулась печально баба Клавдия.

– Ага, – поддакнул ей дед Архип. – Вот, не поверишь, Клаш, такое уныние тогда на меня напало. Мало того, что жили впроголодь, так ещё и пожаловаться на это безобразие вдруг стало некому.

– Эх, отец, а мы тогда с тобой ведь ещё не знали, что будет ещё хуже, – вздохнула Клавдия.

– Не, мать, не скажи, при Ельцине сытнее жилось. Денег, конечно, не хватало, но «ножки Буша» по мне так лучше, чем талоны на соль, трусы и мыло.

– Ох, и натерпелись мы тогда с тобой, Архипушка! Пенсии задерживали по полгода, лекарства не на что купить было. Земля спасала. Если бы не огород, вымерли бы, как мамонты.

– И народ озлобился. Так до сих пор и не отошли некоторые. Да я и сам тогда злым стал. Смотри, сколько ответов на свои многочисленные жалобы получил, – Архип собрал в кучу письма ельцинских времён и потряс ими перед носом Клавдии, – если бы только ответы были от того, кому вопросы задавались. Оттого и злился. Что это за порядок такой: кому ни пожалуйся, а ответ один хрен придёт из сельсовета!

– Лучше молчи, Архипушка! Бардак тогда в стране ещё тот был, – поддакнула мужу Клавдия.

– А знаешь, Клаш, я ведь простил его.

– Кого простил? – не поняла Клавдия.

– Ельцина. Он когда сказал, что, мол, устал и уходит, я ему поверил. Вот от души прямо поверил. И мне даже жаль его стало. Больной, осунувшийся. Думаешь, он за страну не переживал? Переживал, Клаша. У него это в глазах прочесть можно было. Вот только что с такой махиной озлобленных людей делать – не знал. Мы ведь на него всех собак тогда вешали, все гадости ему приписывали. Чуть перебрал спиртного – алкаш! Сплясал с народом – скоморох! Зато, когда Клинтон с Моникой того, ну ты помнишь, Клаш, все хором высказались в поддержку Клинтона – настоящий мужик! То есть, чужому все грехи простить можно, а своего затюкаем. И ладно бы трезвенники возмущались, так ведь нет. Встанет из лужи конченый забулдыга, опохмелится, глаза вылупит и давай орать – Ельцин алкаш, всю Россию пропил! Так вот, я на Бориса Николаевича зла не держу, пусть покоится с миром.

Дальше шли письма Путину, потом Медведеву, и снова Путину. Они были аккуратно свёрнуты, лежали каждый в своём подписанном конверте.

– А что ты, Архип, никогда даже не попытался Путину письмо отправить? – поинтересовалась Клавдия, – Глядишь, может быть ответил бы.

– Бесполезно всё, Клаша, – махнул рукой дед Архип, – не ответил бы мне президент. Дел у него по самое горло. Если с каждой такой букашкой, как я, в переписку вступать, то кто врагов «в сортире мочить» будет? То-то же, Клашенька… Да и жить вроде бы получше стали. Чего зря к человеку приставать?

– Где же получше-то? Я тебе про то, как куры подорожали, а ты мне в ответ, что жить получше стали. Вот и поговори с тобой, дураком!

– Опять – двадцать пять! А кто тебе говорил по весне, что надо несушку купить? Позор, в деревне жить – живности не иметь. Сказал бы мне кто, что я буду питаться американскими окорочками, ни за что не поверил бы. Больше скажу, его бы куры на смех подняли! А оно вон как обернулось. Один петух Захаркин остался на всю деревню. Голосит бедный по утрам до хрипоты, пытается оповестить всех, что новый день занимается, а никто ему в ответ ни гу-гу. Только храп из всех окон, да куры спросонья на нашесте пару раз квохнут. Вот на кой ляд нам такая жизнь?

– Ну, понеслось-затарахтело! – баба Клава собралась было уходить, но дед Архип остановил её.

– Не серчай, Клаша. Это я не только тебе сейчас претензию предъявляю. Себе тоже. А раз понимание проблемы есть, значит, всё скоро наладится. Всё перетрётся, Клаша, – Архип сложил все письма на место и накрыл ящик крышкой, – надо только ещё немножко потерпеть. Нельзя сейчас письма Путину писать, не время. Враг у нас объявился. Со слащавой улыбочкой к нам втёрся в доверие, а теперь вот давит нас разными санкциями. Оттого и куры твои подорожали. Ох, Клаш, не поймёшь ты, да и я толком ничего не понимаю в ихней политике. Одно только знаю наверняка – надо ещё немножко потерпеть.

– Долго ль терпеть-то, а то ведь так и жизни не хватит?

– Ну, ты тоже скажешь: «Жизни не хватит!» – улыбнулся дед Архип, – Какие ещё наши годы, Клашенька? У нас ещё с тобой большие дела впереди. По весне надо коровку завести. Это чтобы внуки узнали, какое оно – настоящее молоко. Опять же, как любил говорить Матроскин из Простоквашина, где коровка, там и приплод. А раз так, то и голод нам не страшен. Вот справим хозяйство, тогда и напишем Путину письмо. В гости его к себе пригласим. Я его на рыбалку, на речку поведу, покажу ему место, где карась клюёт круглый год. Я понимаю, что карась, конечно, не щука, но на безрыбье и рак – рыба. Там и поговорим с ним с глазу на глаз. Расскажу ему о наших бедах и радостях, может, и совет какой дельный дам. Есть мне, о чём поговорить с президентом.

– Чудак ты, Архип. Тебе уже на покой пора, а ты всё планы на будущее строишь, – только и вздохнула Клавдия, взяла со скамейки ящик с «президентскими посланиями» и хотела уже идти в дом, но дед Архип вдруг сказал:

– Клаша, дай стольник.

– Это тебе ещё зачем? – удивилась Клавдия.

– Пойду до почты докренделяю. Хочу в Белый Дом американскому президенту свою фигульку отправить бандеролькой. Писем ему писать не буду, только записочку приложу: «Врёшь, не возьмёшь!» И подпишусь – дед Архип из России. Пусть знает наших.

Клавдия покачала головой, ни слова не говоря, вынула из кармана носовой платок, в котором на два узла были завязаны деньги. Вытащила из этого узелка две сторублёвые купюры, одну из них протянула мужу. Потом подумала, протянула вторую: «До Америки далеко, вдруг ста рублей мало будет?». Дед Архип молча взял деньги, сунул их в карман фуфайки. Туда же определил «кукиш». Встал на костыли и похромал по единственной деревенской улице в сторону почты, чтобы отправить на последние, оставшиеся до пенсии деньги свой ответ распоясавшимся «чёрным силам мирового империализма». И не думал дед Архип в тот момент, что на плечи вот таких как он, обычных неприметных людей, опирается испокон веков самая великая страна – Россия.