Виталий СВИРИДОВ 
Виталий СВИРИДОВ
ГОЛГОФА НИКОЛАЯ ГОГОЛЯ
Поэма
В ночь с 11 на 12 февраля 1852 г.,
за восемь дней до своей физической кончины,
гениальный русско-украинский писатель
Н.В.Гоголь сжёг почти завершённую рукопись
второй части романа" Мёртвые души" –
своего главного литературного наследия,
призванного содействовать нравственному
переустройству российского общества...
– В моём обиходе нет слова "здравствуйте";
К здравию, у меня особое отношение.
Хотите со мной познакомиться?..
Ах, не желаете, – принимаете за наваждение?!
Вам, видимо, что-то не нравится?!
Бросьте!.. – не о чем сожалеть;
Я ухожу, но доверяюсь вашей памяти...
И спиной повернулась Смерть.
И спиной повернулась Смерть,
Только взглядом косым обожгла:
"Если хочешь со мной улететь, –
Заверши все земные дела",
И кивнула – на топку камина...
– Экий бред в предрассветную рань!
И привидится же чертовщина...
Померещится всякая дрянь!
Ветер в ставни, студеный февральский,
Бил всю ночь, обессилев под утро.
Николай Чудотворец Диканьский
Над больным наклонился как будто;
И на старославянском наречии,
С высоты, где нет смерти и страха,
Отзывалась на боль человечью
Аллилуйя под музыку Баха:
Да бродяжное эхо,
Как песня чумаков
"Від чумацького шляху",
Повторяло настырнее смеха:
– Важный маляр був – мыр його праху...
Важный маляр був – мыр його праху....
"Важный маляр був" – Вот наказанье!
Важный маляр був…... Ні-і-і, – він ще є!..
Чур!.. Недоброе напоминание
Тенью двинулось по стене...
Замигали зажжённые свечи
Дружно, в такте со скрипом полов,
И улегся к больному на плечи
Мёртвый холод из темных углов.
В драматическом форте финала,
В голове неуёмная мысль
То смиренно к земле возвращалась,
То бросалась с молитвою ввысь...
Всё предвидено Промыслом Божьим –
Всякий долей своей наделён:
Крест Голгофы – святым и острожным,
Крест погоста – таким, как Симон...
Ночь кончалась библейским сюжетом:
"Крест нести на Голгофу поможет Симон"...
И больной, что-то силился вспомнить при этом...
Вспомнил вдруг, и позвал еле слышно:
«Семё-ё-н... Симе-он!..».
Восемь суток как вроде не спал камердинер –
Чахнет барин... «Не пьёт, и не ест...
Да и вправду сказать, всё не ладится в мире...
Но зачем же безвременно – крест?!».
Разве мог он понять, бедный мальчик-слуга,
Отчего жизнь для барина не дорога?!.
Ой ты, Русь моя!
Русь – не сытая…
То росой,
То слезами
Умытая;
То привидишься
Птицей
Двуглавою,
То разбойником –
Грозным Вараввою…
То взлетишь над
Землей
Чудо-тройкою!..
Позади следом,
Грязь
Подкопытная...
Всё фантазии это,
И только!.. –
От холопов
Царю челобитная.
Не приемлет
Чванливое
«Жречество»
Бури Вестника
И катастрофы...
Глас пророка
В своем
Отечестве –
Гром небесный,
Но... после
Голгофы:
После ереси, и осуждения – на экзекуцию,
На унижение... До искупления грехопадения
Смертью и Таинством Преображения.
В самых ёмких словах не вмещаются чувства,
И не терпят они многосложные строфы…
И какая же пытка, на грани безумства, –
Речь свою переплавить на образ Голгофы…
На неявную видимость явленных сроков,
От которых и небо гудит как набат,
Чтоб пророчеств святых, и врождённость пороков
Приумножить значением в тысячу крат!..
Впрочем, нам недосуг – не резон отвлекаться:
"Весть Благая" для многих досужая сказка...
Час торопит – к больному пора возвращаться...
Кризис кончился. Скоро развязка.
Суетилась не в меру врачебная свита:
«Воду на голову... тело в корыто...
К носу – пиявки...
Пиявки поставьте!»...
«Ах, оставьте меня! Ах, оставьте!..
Больно мне... больно!.. В темени жжение...
Дайте мне лестницу!..
Лест-ни-цу дайте
Для восхождения...
Изможденное тело уложили в кровать.
В рот залили вина от припадка...
Потрясенный слуга слёз не мог удержать –
Он невольно услышал: «Как сладко...
Ах, как сладко мне умирать!..».
Вся Земля и окрестность Земли –
Ненадежная вотчина.
Цепь событий земных
Прервалась со словами: «Все кончено!».
И в сознание втиснулся мрак,
Потревожив больного некстати, –
Это память его возвратила назад –
В лоно матери.
Там, под толщей спрессованных лет,
От рожденья до смерти,
Ярко вспыхнул забытый сюжет
Неземной круговерти:
В нём отеческий голос взывал
Сквозь пространство, и жуткие пропасти
Наполнялись блаженством любви и невесомости.
Ликовала душа, упиваясь азартом восторга...
Отстранённое тело лежало уже не дыша;
И душа подчинилась святому велению долга, –
В карауле, вблизи над покойным, застыла душа.
Вот бывает: неведомо как живет человек, –
Для страстей и пристрастий людских,
неугодная птица...
А когда, утомленный свободой,
закончит свой век, –
Люди разных сословий придут,
чтоб ему поклониться…
Умер Гоголь. Талызинский дом.
Перекрыли проезд по Никитской.
Вся Москва скорбный путь осеняла крестом
До могилы в земле монастырской.
И казалось – весь мир занемел...
В русском храме высокой словесности,
Слово стало подобным зерну, без плевел,
В житном хлебе насущном... для Вечности.
Жил... и помер, с надеждой любви на губах;
Клал себя на алтарь безысходного дела,
Зная – жизнь подытожится в прах...
Как же с этим... душа его не очерствела?
Мир – не мерян… Мы – в Нём, а Он – в нас.
Две сажени земли на мандат атеиста...
В двух саженях земли целый мир удержать?!
О, как это лукавство неистово!
Ах, Создатель Всесущий... как Мир твой не прост!..
Мир – над бездной времён провисающий мост!
Но, оставим земное земному,
В исполнение Судного дня:
То ли жертвой дождю проливному,
То ли – в жертву стихии Огня...
И на этой пронзительной ноте,
Нарушая кармический лад, –
Не вперёд мы посмотрим... напротив –
На мгновенье вернёмся назад:
За черту горизонта событий,
Где фатальным не кажется Рок...
Где славянской души возмутитель
Отзвонит свой "последний звонок".
Да простит мне Всевышний, –
Отслеживать еретический дух этих строк,
Всё равно, что руками удерживать
Мыслеобразов горний поток!
Ни-че-го!.. Ничего в изменённом сознании,
Хоть кричи на весь мир, хоть молчи –
Только нервная дрожь покаяния
На губах, только пламя свечи...
Да под сердцем змея окаянная –
Родовой не прощёный грех, –
Видно, было не впрок наказание
На кресте –
Одного за всех…
Слаще патоки голос вкрадчивый
Зазывает в «калашный ряд»:
«…И богаты там, и удачливы...
Там – и «рукописи не горят»!..».
И торопится Сила вражия
Всё уладить до петухов...
Дескать, против пойдёшь, –
так и... заживо!
Коли с нею – на веки веков...
Одолел душу враг человеческий, –
Ты прости её, Господи!
Огради её святоотечески
От противной ей проповеди.
Глаз хоть выколи!..
Время за полночь;
Без молитвы – совсем невмочь...
Ты помилуй мя, Господи!..
Ты прости меня, Господи!..
Помоги мне, о Господи, пережить эту ночь.
А за окнами вьюга-Яга...
И хотя до весны два шага,
Но дорогу домой в Малороссию,
От Москвы, поглотили снега.
Жизнь... Не жизнь – анимация воздуха,
Незатейливая пантомима,
С жадной страстью последнего вздоха
Ускользая, промчится мимо;
Но пока ещё зубы стиснуты,
И пульсируют кровью вены, – дело!..
Дело ещё «трэба здийсныты»...
Где-то дрыхнет слуга?! – Эй, Сэ-мэ-нэ!..
Вне согласия с чувствами мой лексикон:
Безысходность словами невыразима!..
Безусловно ли, что «перейти Рубикон» –
Равнозначно падению Рима?!
«Перейти Рубикон»... Роковая река, –
Тайных помыслов пуповина...
Перейди, литератор, и не дрогнет рука
Бросить рукопись в топку камина!..
«Что ж ты медлишь, язычник?
Брось жертву в огонь!..
Горстку пепла оставь, – положи на ладонь:
Видишь, сколь смехотворна ничтожная жизнь?!
Паству к Богу ведёшь?!.. Ха-ха-ха!..
Вокруг оглянись!
Ты почти угадал – всюду мёртвые души...
Даром силы не трать: поводырь им не нужен!
Жги!.. Довольно страдать тебе... будет!
В жертве кто упрекнёт тебя, или осудит?!
Разве не было сказано в Древнем писании:
«Всё!.. Всё вернётся в Огонь...
И восстанет из пламени»».
Мысли въедливы – хуже назойливых мух...
Как силён... как затейлив злой дух!..
Наша жизнь – краткий миг
В часовом механизме Вселенной;
В "Книге Судеб" листает страницы
Космический ветер...
Кроме Таинства Смерти
И Тайны Любви сокровенной, –
Что ещё Человека разумного
Держит на Свете?!