Людмила ВОРОБЬЕВА. «ВЕЧНОЕ СЕРДЦЕ РОССИИ». О книге стихов Валерия Хатюшина «Белой Руси голоса»

 

Людмила ВОРОБЬЕВА

«ВЕЧНОЕ СЕРДЦЕ РОССИИ»

О книге стихов Валерия Хатюшина «Белой Руси голоса»

 

Я русский. Таким меня сделало Православие.

Николай Гумилёв

 

Ничто так не впечатляет в поэзии, как непосредственная встреча с самим автором. Когда выразительный голос нашего современника, русского поэта Валерия Хатюшина, зазвучал на белорусской земле, зазвучал возвышенно-лирически, поражая неожиданной образностью, оставляя в душе неизгладимое ощущение сродни глотку свежего воздуха, то пришло острое желание влить и свой собственный голос в это удивительное созвучие, присоединить его к общему камертону голосов Беларуси и России.

Наши братские народы исторически всегда были вместе, неразрывность этих связей прочно вошла в сознание славян. Валерий Хатюшин ментально раздвигает границы между Россией и Беларусью, ведь обе национальные литературы, имеющие единые славянские истоки, взаимно дополняют и обогащают друг друга.

В прошлом уже не проснуться,

сколько мечту ни проси…

Всё же в Россию вернутся

аисты Белой Руси.

 

…Песней прольются родною

реки её и леса…

…Звонко плывут надо мною

Белой Руси голоса.

 

Красивые, печально-торжественные стихи сразу проникают в душу, они, очень классические, строги и организованы по форме и стилю. Продолжая русскую традицию, поэт в очередной раз доказывает, что законы мастерства не убивают поэзию, если рядом с ними неотступно существуют и всепобеждающие законы души.

В новой небольшой книге Валерия Васильевича Хатюшина «Белой Руси голоса», изданной к его юбилею, как раз нет юбилейного глянца, помимо очерков и статей о его творчестве в неё включены и стихи автора, правда, их немного, но они настолько ёмкие по мысли и неисчерпаемые по образности, что мы имеем дело с тем редким случаем, когда каждое отдельное произведение может стать предметом интереснейшего исследования. «Я боюсь, что у русской литературы одно только будущее: её прошлое», — хлестко высказался в 1921 году писатель Евгений Замятин. Читая Валерия Хатюшина, вспоминаешь русскую классику, к тебе возвращается её забытая широта, её свободный духовный полет в поэтических просторах. Автор дарует нам надежду: подлинное творчество живо. И нам так же, как и ему, «лишь ива за окном, лишь дождь и ветер / покинуть эту землю не дадут», — не дадут, чтобы пронзали сердце эти строки, в которых удивительная простота и ясность в сочетании с бездонной глубиной являют миру настоящую поэзию.

Философия природы, соприкасаясь с человеческой душой, творит извечную симфонию любви, а художник слова стремится запечатлеть на этой нотной партитуре и свой нравственно-эмоциональный опыт жизни. Любовная лирика Хатюшина элегична. В ней чувствуется и усталость, пришедшая с годами, и вместе с тем не угасающее желание любить, когда в тебе ещё столько нерастраченного и сокровенного: «А сирень всё равно расцвела, / несмотря на студёные ночи. / Жизнь легко нас с тобой развела, / но свести почему-то — не хочет». И — «дышит сладкой истомой сирень…», щедро отдавая быстротечную прелесть цветения. Так и человек живет для того, чтобы отдать другому человеку свою единственную любовь. Вспоминается здесь и светлое пушкинское: «И может быть — на мой закат печальный Блеснёт любовь улыбкою прощальной…».

Как много печали сокрыто в природе и в человеческой душе! Валерий Хатюшин находит чистейшие мелодии, воздействуя на лучшее в нас, невидимое постороннему глазу, словно виртуозно играя на тончайших струнах уникального музыкального инструмента. Вот и в стихотворении «Бересклет» будто размыты нечеткие краски, и «непривычно холодное лето» несет в себе столько психологических оттенков: «…и как отсвет предчувствий неясных, / краснолистный цветёт бересклет…». Тихая пейзажная поэтика окрашена ностальгическими переживаниями, светлой печалью: «Август, август, зачем же так скоро?.. / Ведь ещё не настала пора…». На фоне уходящего лета и приближающейся осени явственно прочитываются ключевые моменты стихотворного произведения, отражающие философию бытия: «…жизни закатный огонь / истончается необратимо…»; «мы, мой друг, замечаем всё реже / прежний блеск в приземлённых глазах».

Русский романс, несмотря на пленительную и притягательную силу слова, всегда был не просто поэзией, он был истинным откровением, и минорная нота романса похожа на нашу жизнь, изменчивую, непостоянную. Подобный песенно-лирический элемент содержит и поэзия Хатюшина. Мелодичная тональность стиха, выражающая гармоничную суть и природы, и души, заставляет звучать его произведения на языке музыки, подчиняя их Божественной воле, Божественному ритму и пульсу. Из всех людей искусства именно творец музыки ближе к сердцу мира. Музыка — язык того высшего мира, который недоступен для земного понимания, но лишь она может говорить нам о том мире. Музыка не имеет границ, не имеет национальности, стирая различия между народами, открывая их сердца добру и любви.

Так же и творчество Валерия Хатюшина излучает неброский свет, манит недостижимым, вызывая в душе какое-то тайное волнение. «Есть в осени первоначальной хрустальный день», — писал Михаил Пришвин, искусно перефразируя Тютчева. У Хатюшина иная осень, и всё же он её принимает: «Ничего, что глубокая осень, // ничего, что опала листва…»;  «Не взыскуй, не кручинься, не сетуй…»; «Не зови, не жалей, не прощайся…»; Ничего, что не будет покою, / ничего, что иссякло тепло…». Но даже в эти, казалось бы, внешне сдержанные пейзажные зарисовки вдруг врываются по-есенински пророческие строки: «Мимо с шумом, как поезд, промчался / леденящий семнадцатый год», — два века и два их непростых исторических периода пересекаются в его лирике, заставляя о многом задуматься.

Неслучайный пример той же поэтической интуиции, образного видения, точного и выразительного, дополненного яркими пейзажными деталями, — стихотворение «Вода Байкала», где вся Россия словно отражается в ней: «Байкала чистая вода», «Байкала синяя вода», «Байкала серая вода». Оно заключает в себе целое композиционное кольцо, цветовую гамму изменчивых тонов и переливов не только водной стихии, но и нашей жизни и судьбы, когда «скрывает столько тайн России / Байкала чёрная вода…».

«Мысль писателя всегда созвучна времени. Это вечный поиск, вечное приближение к истине», — писал Пришвин в своей знаменитой книге «Дорога к другу». Поиск истины — бесконечный путь, не исключающий сомнений, разочарований, крушений надежд. «От поэта остаётся / грустный свет и горький путь», — таков вывод Валерия Хатюшина, познавшего всю парадоксальность русского пути. И приходит ясное понимание и уверенность, что все его лирико-философские стихи — всего лишь прекрасная прелюдия, всего лишь вступление к главной и мощной теме — теме России, тесно сопряжённой с верой, с Богом, с великим чудом Православия.

Исповедальный характер повествования как высшая степень поэтического мастерства, о чем говорил и Александр Блок, когда из написанного остаются лишь те произведения, в которых поэт «сжег себя дотла», в полной мере присущ и творчеству Хатюшина. В его драматичной лире доминирует Человек, доминирует Душа, обращенная к сакральному. Но между Богом и миром сегодня пролегла пропасть. Как её преодолеть?

Как много лет, мой друг, поверь,

в потёмках я блуждал.

Христос в мою стучался дверь,

но я не открывал.

 

Я оставался глух и слеп,

мне было знать смешно,

чьим телом был мой чёрный хлеб

и кровью чьей — вино.

 

…Как много, друг, больших потерь,

как сердцем я устал…

 …Христос в мою стучался дверь,

и я — не открывал…

 

Восхождение к живой правде, к покаянию несут стихи поэта, хотя между строк, в подтекстах можно прочесть гораздо больше, и охватывает противоречивая есенинская полнота с её головокружительным взлетом и неминуемым падением. «Стыдно мне, что я в бога верил, Горько мне, что не верю теперь», — лирическая пронзительность есенинской боли и страдания повторилась и в поэзии Валерия Хатюшина. Только у него уже своя личная ситуация, которую он ни у кого не заимствовал, а выстрадал сам. Раскаяние, стыд, горечь прозрения звучат и в последующих стихах, углубляющих проблематику греха и покаяния: «Голос мне слышался птицы ночной. / Ангел мой плакать устал надо мной. / Жил я в азарте бездумных утех. // Ангел отмаливал каждый мой грех. <…> Птица ночная всё чаще кричит. // Ангел мой горько и слёзно молчит…». Самые простые и конечные истины человек постигает позже всего. Так устроен этот мир.

Русская литература всегда помогала открывать человеку самого себя. Величие русской поэзии и заключается в её извечном искреннем плаче об утерянной жизни души с Богом, о великой утраченной любви, о «тоске по Богу». Сакрализация нашей поэзии ставит её выше многих других. Тоской о забытом идеале святости пропитаны и стихи Валерия Хатюшина, которые не обезличены, не перегружены излишне религиозной символикой. Будучи предельно понятны, они будто о каждом из нас, потому что в них главенствует душа человека, ведущего свой разговор с Богом. Видимо, в этом и сокрыта их притягательная загадка.

Герой Хатюшина вступает в прямой диалог с Богом, надеясь на Его высшую справедливость, но вот что он слышит из уст Создателя: «…Отойди. / Кайся и плачь во Христе. / Раньше меня никого не суди. / Я ради всех на Кресте». Русский богослов и философ Михаил Тареев, говоря о романах писателя и мыслителя Достоевского, отмечал его религиозные переживания как живой факт действительности. Стираются грани между поэзией и жизнью и у Валерия Хатюшина, что тоже дает богатую пищу для философских раздумий. Христианские ценности — духовно-нравственная почва его творчества. Одна из сложных библейских тем, затрагиваемых литературой и искусством, — исследование понятия Креста и судьбы Христа. Осмысление и постижение Креста мы часто встречаем и в произведениях поэта. «В празднословье своем убогом / мир безумный идёт вразнос. / Наши пращуры жили с Богом, / в бой их вёл за собой Христос. <…> Стала доблестью их безмерной / сохранённая русская речь. / Всех мощнее на свете — вера. / Перевёрнутый крест — это меч», — новозаветные реминисценции философского единства жизни и религии находим мы в стихотворении «Вера», где для мира и для воина есть молитва и есть храм. «Не нами, но нам сказано: «Если весь мир против меня, но со мной Бог, то я сильнее всего мира»», — считает и русский писатель Владимир Крупин.

Аура глубоких религиозных переживаний обволакивает поэзию Хатюшина, и это тоже тайна: «Чего хотеть всезнающей душе? / Какого ждать никчемного итога? / Когда слова все сказаны уже, / Когда никто не нужен, кроме Бога». Или приведем другие строки, подтверждающие составляющую веры как составляющую полноты человеческого бытия: «Я из рая сбегу, если он — без Христа», подразумевая при этом всё же рай умозрительный, созданный нашим воображением. И совсем рядом — чистые строки откровения, выражающие наивысшую форму проявления любви, что заключается в любви к Богу: «Свою ещё живую душу, / Как дар любви, вручу Ему». Перед нами предстает не отстраненный, а конкретный и убедительный образ героя-христианина. Подобную метафизику искренности православных чувств представлял в романе «Братья Карамазовы» Фёдор Михайлович Достоевский на примере хорошо известной библейской истории Иова, которая «в том и велика, что тут тайна, — что мимоидущий лик земной и вечная истина соприкоснулись тут вместе», — писал неутомимый исследователь человеческих душ.

В творчестве Валерия Хатюшина чётко высвечивается национальная идея, так до сих пор и не определенная российской правящей элитой, — национальное представление о святости Руси, её первостепенный источник — вера, Христово братство. И что сегодня может быть более важным для наших славянских народов? Тема Православия — это вся огромная Россия, уходящая корнями к Святой Руси. «Без Бога нация — толпа», — верны прямые слова отца Романа. Валерий Хатюшин задается самым насущным и болевым вопросом, в котором содержится и ответ: «Россия, далеко ль уйдешь без Бога? / И есть ли путь без веры на земле?». Сколько раз, предавая веру, отказываясь от неё, живя теплохладно, мы теряли и страну. Такие смутные времена Россия испытывала неоднократно. «Ты услышишь не раз как о сказочном чуде / об ушедшей Отчизне своей. / Той великой страны больше нет и не будет. / Много раз мы поплачем о ней», — разве поэт не прав в своих гражданских чувствах? Да, мы уже «познали всю горечь скитанья / без идеи, пути и названья…», — и непростительно, печально то, что новое поколение продолжает этот путь. И нельзя сказать окончательно, насколько остался в прошлом данный исторический катаклизм, связанный с развалом СССР, с потерей былого величия нашей общей державы. Он ещё долго будет отзываться своей незаживающей раной в наших душах. Впрочем, нынче стало модно видеть во всём фатальность, ведь не зря же мы вошли в эпоху мистики.

Валерий Хатюшин этому беспощадному и «подлому миру» с его лживо-фарисейскими святынями противопоставляет свои, те святыни, что для него по-прежнему «неизменны», о которых во весь голос он заявляет в стихотворении «Перекличка», посвященном известному русскому поэту из Беларуси Анатолию Аврутину. «Мы росли на руинах великой войны, / со страной возвышаясь и каясь, / нас безродные пичкали чувством вины, / от святынь и побед отрекаясь», — говорит он о своем послевоенном поколении, рожденном в той стране, которой сегодня нет. Когда-то поэт Владимир Соколов изрек: «Я устал от двадцатого века». Но и Хатюшин перенёс эту усталость в новый век. «Рыцарем русского образа» назвал его Анатолий Аврутин за патриотическую и гражданскую позицию, а я бы добавила к сказанному: Валерий Хатюшин и романтический рыцарь человечности, сострадающий «униженным и оскорбленным», по-достоевски спасающий людские души.

Необычайный синтез слияния большого и малого, что практически исчезает, что крайне редко встретишь в современной литературе, поэту удалось удивительным образом воплотить в одном стихотворении «По Онеге и Ладоге»: «Как широка и высока Россия! / И не по силам никаким штормам. / Наш теплоход «Княжна Анастасия» / На Север шёл навстречу холодам». Впечатляет невероятная пространственность поэтической строки, наполненной символическими озарениями на этой духовной дороге, ведущей в прошлое России, к её древним истокам, как будто напоминая и весь человеческий путь, который и должен быть таким — к православным храмам, к святым монастырям, путь к покаянию, а значит, к возрождению, путь, что простирается между бренным и вечным: «…из древних чёрных брёвен церковь Спаса / над островом висела в облаках, / и с чёрных досок свет иконостаса / нас грел, продрогших, точно южных птах». Это и есть наша мудрость — мудрость Бога, освящённая благодатными молитвами и долготерпением всех святых великомучеников земли русской. «Россия слишком малоизвестна русским!» — оставил нам Пушкин слова, или, точнее, завет будущим потомкам. «Велико незнание России посредине России», — замечал и Гоголь. Вот и Валерий Хатюшин также открывает иной мир, незнакомый многим, мир праведный, что преображается трудом и молитвенным словом монахов, реально приближаясь к миру горнему: «В любом пути есть неземные знаки. / И был священный остров Валаам, / где возвышался монастырский храм, / где сотни лет в трудах живут монахи».

Меняется жизнь, меняются люди, но лишь Христос неизменен. Вера — это и есть скала, на которой стоит Россия.

Как много чуда в мире и как много

дано нам свыше знаков и даров!..

Славянский съезд, славянская дорога —

длинна, крута на сквозняке веков.

 

Философская глубина, лаконичная афористичность, граничащая с насыщенной метафорой, оставляют неповторимые ощущения от пронзительно вдохновенной, эмоционально сильной лиры Валерия Хатюшина.

Но широка и высока Россия!

Она — навеки дар бесценный нам.

А теплоход «Княжна Анастасия»

плывёт к своим славянским берегам…

 

Все люди, каждый из нас, приходят на эту землю, чтобы найти свои ответы, найти свой путь, чтобы через боль и скорбь, холод и отчаяние выйти к правде, к свету и надежде. Этот ответ должен совпасть с ответом Божьим, о чём и говорит нам настоящий русский поэт Валерий Хатюшин, утверждая православные истины добра, любви и веры.

 

г. Минск