Александр ЛИСНЯК. НЕ ТАЛДЫЧЬ НАМ СТРОЧЕК КНИЖНЫХ… Стихи

 

Александр ЛИСНЯК

НЕ ТАЛДЫЧЬ НАМ СТРОЧЕК КНИЖНЫХ…

 

ВЕСТЬ

Скатилась в грязь последняя звезда,

Луна металась в тучах бесполезно.

Всю ночь летели в бездну поезда,

Стучали в рельс.

                        В ответ гудела бездна.

С реальным миром обрывая связь,

Хлестал дождём ветрище, зол и резок…

А утром,

               где звезда упала в грязь,

Светился тихо голубой пролесок.

 

СОН ПОД ШЕСТОЕ МАЯ*

Волки смелы,

                     волки серы,

На подбор лобастый зверь.

С ними всадник –

                     рыцарь веры.

Вот теперь –

                     поди, не верь.

 

Искры конские копыта

Сыплют в Змиевы зрачки.

Следом стаей степь покрыта –

Разорвут врага в клочки.

 

Уходи туга и горе

Да за русские моря.

С длинной пикою Егорий

Тьму погнал от алтаря.

 

С ним седая мать-волчица.

За семью свою и род

Вышло время ополчиться

На змеиный вражий сброд.

 

Не талдычь нам строчек книжных,

Либероидная глядь: 

Среди змиев нету ближних,

Чтоб им щеки подставлять.

 

Стая может, стая смеет

Мерзость склизкую губить.

Ничего нет в сути змея,

Чтобы гада возлюбить.

 

Гад – он гадит с сотворенья.

Но ведь тем и крепок свет,

Что ни фрукта, ни варенья

Для соблазна волка нет!

 

Всадник с верой,

                        волки в силе.

А клыки – проверь поди!..

Скачет всадник по России,

С верной стаей позади.

______________________________________________

* 6 мая – День памяти святого Георгия Победоносца

 

ПРО ТОСТЫ

Чем больше пьём мы за здоровье,

Тем чаще торжествует хворь.

И, немощных, у изголовья

Пасёт нас кровожадный хорь.

 

Вот-вот и все мы станем пищей!

Уже на помощь не кричи,

Когда возник кровавый хищник

На месте Ангела в ночи.

 

Но тосты (всё мудрей и краше)

Уводят вновь от бытия.

Ужели то судьбина наша,

А каждый тост, как лития?..

 

Чтоб одолеть свои недуги,

Чтоб не кормить собой зверьё,

Хотя б за Русь

                 не пейте, други,

А помолитесь

                      за неё!

 

ТЁМНАЯ ИСТОРИЯ

(складень)

1.

Когда явился в мир грешно и стрёмно –

Моя душа витала в облаках.

Кто ж это был Таинственный и Тёмный,

Держащий чётки дней моих в руках?

 

Когда в любви хотелось быть мне эхом,

Когда к добру вдруг возникал запал,

Он за спиной давился тихим смехом

И по стаканам чётки рассыпал.

 

Служить, мечталось, только королевам,

А честь не сдать ни за какой искус.

Он дни мои всем непотребным девам

На груди вешал, как стекляшки бус.

 

Для правды я придумывал свой метод.

Я днём и ночью совесть сторожил.

А оглянулся, вижу – Тёмный этот

Все дни мои по-своему прожил.

 

Ни стон в ночи, ни слёзы на рассвете

Не пробудили жалость в Тёмном том.

И мать с отцом, и родина, и дети

Остались за туманом, за холмом…

 

Подходит срок прибрать на место кости,

О дне последнем в мире вострубить…

Успеть бы мне без гнева и без злости

Таинственного Тёмного убить.

 

2.

Да как же вызнать, вытащить заразу

Из отраженья дум, и чувств, и глаз.

О нем подумать – ум зайдет за разум,

Его увидеть – ласты склеить враз.

 

Он вхож туда, где мне бывать не снилось!

Таинственному нет запретных мест:

Зайдет за верность, за любовь, за милость,

За образ, за святого и за крест!

 

Мой друг и брат, ведь в том-то весь и ужас,

Что на войне, на воле, на дому –

Как ни служи, ты и ему прислужишь.

Как ни молись – достанет и ему.

 

И не вернуть, не вспомнить и не взбредить –

Все дни слепились в горле в слёзный ком.

Друзья, родные, близкие и дети

Остались за туманом, за холмом.

 

И на краю, у этой тьмы кромешной

Не искупить уже, не возлюбить….

О как бы мне смиренно и безгрешно

Таинственного

                    Тёмного

                                убить.

 

3.

Кто он: двойник ли, отсвет, отраженье?

И почему он Господом храним,

И перед ним в правах самосожженье,

И шевелится волос перед ним?

 

И так тошнит, как будто мерзким гадом

Облапан каждый мой недолгий день.

Он как бы есть, а я как будто рядом.

И это я его земная тень.

 

Зачем тогда веками род мой вился?

Зачем пота струились на боках?

Зачем я в муках в этот мир явился?

Зачем душа витала в облаках?

 

Он то хвалил, то бил, когда не надо,

Насиловал, бесчестил, унижал.

Сажал на цепь и гнал в людское стадо,

Он мне в лицо ругательства визжал.

 

Но оказалось – я за всё в ответе.

И сердце рву, и бьюсь о стену лбом.

А дни мои, деньки родные эти,

Остались за туманом,

                                   за холмом.

 

Обрывки их и стрёмно, и беспечно

Висят в глазах,

                    и хочется грубить…

О как бы мне

                  надёжно и навечно

Таинственного

                     Тёмного

                                 убить.

 

НА ПОРОГЕ АДА

                                    …а город подумал – ученья идут.

                                                                                    Песня

Небо размололи жернова,

Разметали тишину конкретно…

Пожелтела даже трын-трава.

Детский лепет перед ними Этна.

 

В молниях ревущих странных тел

Жизнь теряет ценность и значенье.

Я в ученья верить бы хотел,

Да какое, на фиг, там ученье!..

 

От поделок адовых стальных

Не смолкает гром в просторе синем.

Наши – в небе! 

                Прочих-остальных        

Захимичим и закеросиним.

 

Бабушка оглохшая, шепча,

Денежку на хлебушек считает…

Внук-то вырос.

                    Лупит в жизнь с плеча:

Водку пьёт и в небесах летает.

 

НА ПРОСВЕТ

Эта старая лживая весть

Словно ворон над нами кружит:

Испокон нам мешает расцвесть

То монгол, то германец, то жид.

 

А взглянув сквозь стеклянное дно,

Дальше видим на пьяный просвет

И кумиров своих заодно.

А за ними – треклятый сосед…

 

Есть народ.

                 И всё сущее в нём!

Полно тешить себя лабудой.

Кто мешает огню быть огнём?!

Что мешает воде быть водой?!

 

В БОЛЬНИЦЕ

Пахнёт карболкой, спиртом камфорным,

Больные сны нарушит крик…

В бинты закатан, словно амфора,

На койке бодрствует старик.

 

Друзья, родные –

                         все покоятся.

Один и ночью дед, и днём.

Лишь где-то сын-священник молится,

Но все молитвы не о нём.

 

Луна в окне степенно катится,

Метели рвутся напролом…

Вот снова

             в белом летнем платьице

Фигурка встала за углом.

 

Приходит в полночь,

                          так уж водится,

В сугробе, у бетонных плит,

То ль память лет,

                   то ль Богородица

По душу грешную стоит.

 

Но дед там видит только ворона

С желаньем вовсе не благим…

И с этим миром связь оборвана,

И нет совсем её с другим.

 

ОСВЕНЦИМ

Чтоб уровнять и священника, и духоборца,

Всем предлагал от надежд отказаться плакат.

Над крематорием чёрно-багровый закат

Плавился,

                 с неба текло маслянистое солнце.

 

Эта реальность, и Дант перед нею смешон.

Искрами души летят из-под рук вертухая.

Жгут как дрова хлеборобов, детишек и жён,

Люди горят на земле пока ад отдыхает.

 

Пламя печей пожирало невинную плоть.

Кто и во имя чего этим капищем правил?

Если то Дьявол, а что тогда делал Господь?

Если Господь,

                    то зачем ещё нужен и Дьявол?

 

И не утешить бессмертием душ здесь, увы.

Что за бессмертье и как его вынести, Боже:

Жить и не помнить – унылая участь травы.

Помнить и жить –

                        да какая ж душа это сможет!

 

РАЗОБЛАЧЕНИЕ

Глумление над людом и не боле,

Бредовая классическая прыть:

«Ах, если б дуб… ах, если б это поле…

Ах, если б пёс… умели говорить!».

 

Прижмусь к своей собаке я без звука.

Нас в фальши чувств никто не уличит.

Такая же как все – овчарка-сука.

Но всё же лучше:

                            ведь она молчит.

 

В СРЕДЕ

Сквозь ненависть, бедность, измены, болезни

Пройду, проползу, не загнусь, не умру.

Тебя не оставлю космической бездне

Одну средь людей, на ветру, на юру.

 

Глаза в белый свет по утрам открывая,

Я чувствую кожей враждебность среды.

В прохладе воды и тепле каравая

Видны саблезубых оскалов следы.

 

От фурий бесстыжих, вонючих сатиров,

До мэров, премьеров и прочих козлов

В природе, в стране и в промозглой квартире

Таится опасность и прячется зло.

 

А ты беззащитней наскальной травинки,

Дыханье твоё замирает оплечь.

Ты клеточка сердца, роднушка, кровинка.

Ну как мне тебя от всего уберечь?..

 

ПАСХА ПЛОТИ

Праздник с неба опустился,

Нет у радостей преград:

Постник рад, что отпостился,

И обжора тоже рад.

 

Тело в церковь рвётся прямо,

Ножки сами в храм хотят:

Так натоптано у храма,

Но ведь души не следят.

 

А где люди, там и праздник –

Повод скушать и поддать.

Только так, возможно разве,

И нисходит благодать.

 

Под молитвы думку нежим

До «Христос воскресе» вплоть:

«Вот уж душеньку потешим –

Попитаем вволю плоть».

 

Поп с дьячком уединился.

Он устал. Но не сердит.

Говорит: «Душа, подвинься,

Рюмка мимо пролетит».

 

Уж мы пили! Уж мы ели!

Коль душе – в бессмертье путь,

Пусть пока пребудет в теле

Прочно, а не как-нибудь…

 

ОСЕННИЙ МОТИВ

На секунду в молчанье замри –

Совершается вечная тайна:

Отлюбившее в лоно земли

Осыпается скопом и стайно.

 

С огородов остатки свезём,

Сядем вкруг на бревно, на полено.

И знакомо пахнёт чернозём

То ль грядущим ростком, то ли тленом.

 

Этим запахом с детства влеком,

Жизнь прошёл я от края до края.

Думал, небо манит молоком,

А манила земелька сырая…

 

Тихо солнце зашло за плечом,

Незаметно грустинка подкралась.

Вот и время мечтать ни о чём,

То есть, думать о том, что осталось.

 

МИНУВШИЕ

Так создал Бог, а значит так и надо:

Уходит каждый этнос навсегда!

И светит нам сквозь толщу лет Эллада.

И древний Рим сияет, как звезда.

 

У них теперь сердца и мысли голы –

Оставил каждый всё, чем был богат:

На конский запах вспомнятся монголы,

На блеск клинка Хазарский каганат.

 

И до истоков православной веры

Себе звезду по вкусу выбирай:

Тонка огранка – стало быть, шумеры,

Горька утрата – это значит Рай.

 

И мы давно в свою попали нишу.

Да так давно, что вспомнить не берусь.

Но та звезда всех ярче и всех выше.

Гори, гори. Сияй Святая Русь!