ПОЭЗИЯ / Владимир МАРДЕНСКИЙ. НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ТИШИНЫ. Соловецкие стихи
Владимир МАРДЕНСКИЙ

Владимир МАРДЕНСКИЙ. НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ТИШИНЫ. Соловецкие стихи

 

Владимир МАРДЕНСКИЙ

НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ТИШИНЫ

Соловецкие стихи

 

* * *

Колоколится-бьётся

на кровле собора дождь.

– Как нам живётся?

слава Богу! Чего ж…

Светлая паперть храма.

Дождя молитвенный гул.

Потоки времени, право,

идут.

Сколько воды неба!

Сколько моря вокруг!

– На галерее не были?

– У-у-у!

 

Какая была паперть!

Монастырю под стать.

Росписи! После – лагерь.

Тяжко пересказать.

В стропилах, рёбрышках кровли,

как в струнах, басит дождь.

Пожаров, лившейся крови

следа не обретёшь.

Дождь сегодня, и свежесть,

и этот северный свет!

Не шестикрылий шелест?

Нет?..

– Как? Дважды в одну воду,

сказано, не войдёшь.

Стойте. Хвалите погоду.

Идёт соловецкий дождь.

 

 

* * *

Птичий крик?

Да! Вон пара летит –

то ли вÓроны, то ли ворÓны.

Та, что выше,

с настойчивой лаской твердит

и сворачивает у Корожной*.

Разлетелись.

О чём толковала другой

птица та в оперенье монашьем?

Утро. Кремль Соловецкий стоит.

Но звучит и звучит этот крик –

не вороний – забыто домашний.

________________________________________________________

* Корожная – одна из крепостных башен Соловецкого монастыря.

                                              

* * *

Лодочный причал.

                         Оттепель.

Капли стучат:

                  Во-о-т – теперь!

Осень – зима

                     спутаны.

Озера снег, вода

                          мутные.

Тает. Снег –

               не грехи – комки.

Что за спех?

                    Постригут в иноки.

Капель звон висит –

                           булькает.

Тишина стоит

                   гулкая.

 

* * *

Великолепие снега!

Роскошь хвои и зимы –

графика леса под небом.

Варежки, шарф и пимы.

Море и ветр даровали

несколько дней тишины:

храм со скитом,

как в коралле,

в небо вознесены.

В снеге иль в свете молитвы

озеро, сосны, кусты.

В Рембрантову палитру

прячутся комли, стволы.

Молятся скользкие тени,

светлы, прозрачны, тонки.

Бодрость здорового тела

после тресковой ухи.

Что же дыхание с дрожью?

Слёзы недалеки?..

Мы прогулялись подножьем

Секирной горы*.

                              Соловки.

__________________________________________________

* Скит Секирной горы во времена концлагеря был превращён в жесточайший карцер

 

* * *

Тихий снег.

Горизонта нет, неба…

Кроет снег брег,

камни брега.

Кроет камни воды –

не воду –

на краю зимы

у краешка года.

Снег летит, гаснет у вод

(водою?).

Пыль звезды (звёзд?).

Звон волны шугою.

Жив, пульсирует храм

стихий, погоды.

Я

    единственный срам

природы:

наследил,

утоптал сомненье:

«Давно ль Покров был –

уже Введенье».

Времени нет.

Ушёл ветер,

но залив, свет

и краешек дня – вечер.

 

* * *

Рухнувшее дерево – «стоп кадр»

средь живых, и зелени, и птиц:

сучья неестественно торчат.

Мухомор естественно торчит.

Остров. Бури валят дерева.

Наблюдаю мумию сосны:

перекрученного естества

остановленные токи сил.

Дерево. Второе… Зоопарк!

Птеродактиль. Осьминог. «Лаокоон».

Двое не боящихся зайчат.

Рядом, знать, зайчиха с молоком.

Туго заплетённые узлы

веток, сучьев, свитого ствола –

всё труды поваленной сосны.

Коренилась, тужилась, росла.

По искусству старых мастеров –

ливня, солнца, снега и времён,

ветра моря – в патине годов

сук-гигант к зениту устремлён

и звучит, и тянет свой исон*.

В судороге смеха лицедей

иль грозящий небу мизантроп?

Указатель жизненных путей

на развилках соловецких троп.

Я дорожкой этою шагал

поглядеть на игрища белух.

Опоздал. Отлив не подгадал.

Пешеходну посуху тропу

море-окиян опять забрал –

полуостров островочком стал.

Брёл назад. Устал.

Лежал. Внимал.

Слабый грунт. Земля из валунов:

валится, кто ветру поперёк.

«Выводя из жизненных углов,

Господи!

          Ведь Ты меня берёг…».

В общем, монохром и контражур.

Камеры. Палатка дней на пять.

Со звездой, с туманом поутру

павших великанов поснимать.

А на фотовыставке потом

в мониторе – хоровод белух.

В зале – иероглифы стволов.

Много! Тишина. Звенящий слух.

Размечтался: гонорар! Успех!

Надо мною корень – монстр-паук.

На могилке примудрите мне

под свечу витиеватый сук.

________________________________________

*úсон – тянущийся нижний голос в церковном пении.

 

* * *

Мудрый на берегу:

– Куда все бегут, бегут!

 

Гонит волну вода.

Зачем им туда-сюда?

 

Вот вам прилив-отлив,

море, закат, залив.

 

Не наглядеться всласть.

Но! Деньги, успех, власть…

 

Но! Гонор, азарт, престиж…

Господи, помоги ж!..

Если покину брег –

волны изменят бег.

 

Боязно пересесть.

Вот, принесли поесть.

 

РАЗГОВОРЧИК

– …Да, да, у путника в очах

дороги всех времён.

– Смотри, глаза прикрыл монах –

чего-то видит он.

– …Живут у скульптора в руках

шедевры всех эпох.

– Эй, ты чего затих, монах?

Ты спишь или оглох?

– …А сколько знаний про тела

у мудрых докторов!

– Эй, ты куда, монах? Монах,

постой, прости скотов.

– …Ну вот! И хуже говорить,

невесело болтать.

– Мона-а-ах!

          И где тебя ловить?

Поговорить… Сказать…

 

* * *

Теплится плита,

варится компот!

Колокол сейчас

братию сберёт.

Трапеза проста:

каша, щи, грибы.

От зело труда

трудники пришли

с холода первей.

Свеж горячий чай.

– Кружечку налей.

– Жития читай.

– Брат, подай чеснок.

Коротки слова.

И молитвы слог

говорят глаза.

От трудов, молитв

лёгок аппетит.

Повар – я! – стоит

и готов долить.

Кротко поклонюсь.

Удалась еда.

Тихо улыбнусь –

морда-борода.

Всё, готов компот.

Затворю трубу.

Всенощная ждёт.

В храм! Иду, иду…

 

* * *

У монастыря – море.

В основании его – камни.

Были смута, концлагерь – горе,

Но молитва была веками.

Есть молитва. Молитве вашей

Рядом с нею добро и крепко,

Как каменьям в стенах и башнях,

И просторно, как даль отверста.

Да. И строго, и окрыленно

Здесь дерзать о небесных нивах!

У монастыря – небо

Близко-близко: на вдох-выдох.

 

* * *

Небо. Храмов купола. Кресты.

Луч сквозь облака, как Божья милость.

Серебром веков игра воды.

Всё живёт и всё остановилось.

Камни. Облака. Слеза коры.

Память благодати. Память горя.

Как колокола молчат! Не говори.

Шевелит ветвями ветер моря.

Озеро Святое. Монастырь.

Море Белое. Как всё едино.

Господи! Вот этой

                              меры сил

каплю – мне,

а всё …….. родимой.

 

ДВУМ ПОГИБШИМ БРАТЬЯМ

В море вы шли не в штиль,

                     не в дождь под радугу.

Не своими руками катер сладили.

Не за духовной шли, поди, радостью.

 Молимся, братия!

 

Курс держали на храм

или на кинодекорацию

неведомо нам.

Молимся, братия:

 

«Ты сочти, Господь, братьев наших

дела в твоей обители,

да прости их

самоволие-лихость».

 

Сколь еще добра-труда,

рукодельники, вы бы сделали!

Молитв последних сила-глубина

Господу ведома.

 

Кто кого спасал? Как прощались вы?

Может, по делу-слову последней мили

да направил Господь души ваши ввысь

мытарств помимо.

 

Дрогнет ключ гаража в руке,

дело какое не заладится –

тень твоя, инок Елисей,

мелькнет – спрячется.

Телу твоему быть среди преждепочившей братии.

Где тебе, Илия, крест рубить-ставити?

 

Быть тебе, Илья, волной в сулой,

рыхлых льдин шепотом,

облаком над Секир-горой,

маревом-миражом,

лебедей клекотом.

Как искали вас, найден был другой –

водороследобытчик живой, морем спрятанный.

Сергием звать, не Ильей.

Молимся, братия!

 

В Петербургском Князь-Владимирском я

имена назвав, положил в кепку две денежки,

Да в Херсонесском помянуть заказал,

Да вот, написал несдержанно.

 

Нам, живым пока, маяком –

устав, посты, правила.

Иоанну – Лонгину, Вассиану – Ионе

молимся, братия!

 

* * *

Поздняя осень. Предзимье,

по слову друга, здесь тянущееся до весны.

Курортного города-героя имя

знаешь ты.

 

Самое место больному, старому

повспоминать

тутошний отдых. Дети малые.

Жена – их мать.

 

Отдыхают от отдыхавших

пляжи, набережные. Пустой мангал.

Старики за шахматами.

Карнавал-фингал.

Лето, побитое суетою,

сбежало. Обрывки светогирлянд

колючей проволокой покоя

висят.

 

Ветерок. (Памяти? Забвения?)

Костерков-садов марихуанистый дым.

Кипариса ли, мирта ли терпко-пряная зелень.

Молодым, седым

Горизонтится мыс Хрустальный.

Память – яблоко. Червяк – мысль.

Мы устали?

Устал мир?

 

Живописных афиш лохмотья.

Инсталляция? Артефакт?

Танкер на горизонте,

рядом в лодке рыбак.

 

Бухточку, где дочка училась плавать,

размыло море. Порушен грот.

Ну кто по тебе будет плакать?

Такому вот?

 

Помнишь? Помнишь? Ну, выдохни, ну…

Стих замастырь.

Позвони дочери. Волнуется.

Сворачивай в монастырь.

 

* * *

Молчала звезда, и снежинка молчала,

над улицей Росси кружась.

В промоине Мойки луна не качалась,

чугунной серьге не кривясь.

 

Молчали дворцы, монументы, колонна.

Антиква могильных камней

печальную тему вела монотонно…

Увереннее… Светлей…

 

И в сомнамбулическом стадном покое,

гоня ощущенье вины,

мосты, виадуки творили симфонию

из тишины.

 

Не шумно (две рюмочки-то!)

Чижик-Пыжик границу двух рек охранял.

И удивительнейшей из снежинок

сам Санкт-Петербург

бражник, труженик, инок,

как взапуски с временем,

с чьих-то поминок

летел и не отставал.

 

ПОМОР

Цвет дерева старого дома –

моё фамильное серебро!

Канун поста Рождества Христова…

Сервизы?.. Геральдика?..

                           Пестерь да весло.

 

У дома шумят кроны.

В море волна шумит.

И у холма на склоне

их сочный аккорд гудит.

 

Солнца закатные блики

прячутся в бок волны.

Глубины маняще близки,

неведомы и родны.

 

У недотроги неба

дуэньею – горизонт.

Дуэльно собрано море Белое:

настаёт

 

время звезды. Ожидающе пусто,

но встанут звёзды моим родовым гербом.

Мидий с морской капустой

положит на берег шторм.

 

* * *

Поболе, чем лес, – камни…

Поболе камней – воду

люблю. И штормы, и глади,

и дождь… Водяную породу.

 

Радуга – её чадо.

Дождь – снегопад замёрзший –

и снежный, и голый – падай,

приглаживай и взъерошивай.

 

Всемирный потоп напомни…

Нехорошо вели!

Опять океан гонит

волны лицом земли.

 

* * *

Он во сне рисовал небо,

по-взрослому – мастихин, мольберт…

Я рядышком где-то

высматривал – луч, свет.

 

Рано-рано. Горы вершина.

Недалече с кистью другой.

И поодаль группы, общины

молились той же горой.

 

С ним болтали потом не о чуде.

Так – Соловки… Афон…

Вставало солнце. Сушился этюдик.

Заканчивался мой сон.

 

* * *

Над валунами небо.

Могучие облака.

Отливы-приливы света.

Персонами острова.

 

И тишина столетий.

Тех же столетий гул.

Прадедов, внуков крепкий

перевитой шнур.

 

Тепла приливы-отливы.

Вот лето. Потом зима.

Приливы-отливы. Штили.

Шторма. Острова.

 

ГОСПОДИ!

Как я к Тебе шёл!

Сбивался с пути, плутал.

Кто-то меня вёл.

Смерти уберегал.

 

Уберегал зла.

Ты? Ангел мой? Твой?

Прадедова мольба

рядом вела, вела?

 

Был недалёк край,

да и сейчас в виду.

Господи! Не покидай!

Я всё иду, иду.

 

* * *

Камни гуляли из леса в воду.

Порой стояли в воде по пояс,

и, фонарями недвижно стоя,

светились чайки. Привольным скопом

 

сходились камни и разбредались,

кто вглубь, кто в чащу

к мулаткам-соснам. А море спало

и прослезившейся жизнью пахло.

 

 

Комментарии

Комментарий #27669 15.03.2021 в 17:06

Очень здорово, очень видимо! Светло и янсо.

Комментарий #14866 17.11.2018 в 23:34

И светло! Счастливый человек!

Комментарий #14865 17.11.2018 в 21:19

ЗдОрово, очень душевно. Очень лично.