Марина МАСЛОВА. «…ВО МНОГИЕ ГРЕХИ ВПАДШАЯ ЖЕНА…». О «женском естестве» в ранневизантийской литературе

 

 

Марина МАСЛОВА

«…ВО МНОГИЕ ГРЕХИ ВПАДШАЯ ЖЕНА…»

О «женском естестве» в ранневизантийской литературе

 

Господи, яже во многие грехи впадшая жена,

Твое ощутившая Божество…

Стихира Великой Среды

 

Тема будет рассмотрена на материале исследований православного учёного-гимнографа монахини Игнатии (Петровской). Будучи профессором Центрального НИИ туберкулеза Академии медицинских наук СССР, Валентина Ильинична Пузик, впоследствии схимонахиня Игнатия, одновременно работала в области православной гимнографии, причем не только как ученый-исследователь, но и как творец церковных гимнов и духовных песнопений. Многие ее сочинения вошли в богослужебный обиход РПЦ. Она автор книги «Церковные песнотворцы».

Особенно много внимания она уделила гимнографическому творчеству инокини Кассии, или «блаженной Кассии», как называет ее монахиня Игнатия, византийской поэтессе IX века, прославленной Греческой Православной Церковью в чине преподобных.

Византийский церковный историк XIV века Никифор Каллист Ксанфопул включил имя преп. Кассии в список знаменитых поэтов-гимнографов наряду с такими именами, как преп. Феодор Студит, святые Косма Маиумский и Андрей Критский. Существует мнение, что письма, которые писал преп. Феодор Студит некоей девице Кассии, адресованы именно инокине-гимнографу. «И мудро, и разумно все, что твоя добродетельность… сказала нам, – пишет преп. Феодор, – поэтому мы… удивились и возблагодарили Господа, встретив такой ум в юной девице».

Инокиня Кассия является автором основной части канона Великой Субботы «Волною морскою…», стихир Великой Среды «Господи, яже во многие грехи впадшая жена…», стихиры на Рождество Христово «Августу единоначальствующу на земли…» и некоторых других богослужебных текстов.

Вот как звучит на церковнославянском языке одна из её стихир:

Господи, яже во многие грехи впадшая жена, Твое ощутившая Божество, мироносицы вземше чин, рыдающи миро Тебе прежде погребения приносит: увы мне, глаголющи, яко нощь мне есть разжжение блуда невоздержанна, мрачное же и безлунное рачение греха. Приимимоя источники слез, иже облаками производяй моря воду. Приклонися к моим воздыханием сердечным, приклонивый небеса неизреченным Твоим истощанием, да облобыжу пречистеи Твои нозе, и отру сия паки главы моея власы: ихже в раи Ева, по полудни, шумом ушы огласивши, страхом скрыся. Грехов моих множества, и судеб Твоих бездны кто изследит; Душеспасче Спасе мой, да мя Твою рабу не презриши, иже безмерную имеяй милость.

Сергей Аверинцев называет преподобную Кассию среди вероятных авторов первого константинопольского Акафиста Пресвятой Богородице, одного из немногих акафистов, читаемых на богослужении, а не только келейно.

В общей сложности ей приписывают 2 канона и 49 тропарей, а также духовные стихи и мудрые высказывания. Одно из таких высказываний сохранилось в составе хроники византийского историка, где повествуется об одном эпизоде из жизни преп. Кассии, ставшем решающим для всей ее последующей жизни.

Император Феофил, выбирая невесту из самых красивых и знатных девиц Константинополя, был поражен красотой Кассии, но решил испытать ее ум. «Не через жену ли произошло зло?» – спросил он, имея в виду грехопадение Евы. «Но через жену же берет начало и лучшее» – ответила Кассия, помыслив Богородицу, и тем определила свою судьбу. Император, решив, что она слишком умна, чтобы быть его женой, остановил свой выбор на другой девице.

Некоторые историки предполагают, что Кассия возразила императору намеренно, чтобы не стать женой иконоборца. Так, например, считает архиепископ Филарет (Гумилевский), автор книги «Исторический обзор песнопевцев и песнопения Греческой Церкви». Но в таком случае непонятно, зачем она вообще участвовала в этом церемониале. Гораздо убедительнее версия монахини Игнатии, которая в статье «Церковно-песнотворческие труды инокини Кассии» вполне определённо утверждает: «Кассия, пережив случившееся, нашла в себе силы стать выше своих мирских ожиданий. Она оставила мир, построила на имевшееся состояние монастырь, в котором приняла монашеское пострижение, и всю жизнь посвятила составлению церковных песней, стихир и канонов».

Рассматривая гимнографическое наследие преподобной Кассии, схимонахиня Игнатия особое внимание уделяет нескольким аспектам.

Во-первых, «словесной форме» песнотворчества Кассии, т.е. композиционно-стилистическим особенностям, жанровой специфике, творческому методу. Метод Кассии при этом характеризуется как диалектическое противопоставление различных явлений окружающего мира.

Во-вторых, это богословие Кассии, анализ которого позволил монахине Игнатии назвать творчество византийской поэтессы христоцентричным.

В-третьих, определяются основные темы творчества Кассии, среди которых монахиня Игнатия выделяет особо две: «душа человеческая» в ее предстоянии Богу и «женское естество» на пути преображения (эти формулировки входят в названия глав ее очерка).

Нам особенно интересно здесь обратить внимание на основные темы творческого наследия Кассии. И любопытно «пропустить» эту проблематикуименно через исследовательские работы монахини Игнатии. Потому что женщина-гимнограф – явление не столь частое в церковной культуре. А когда это явление рассматривается еще и женщиной-исследователем, избравшей путь, подобный пути того песнотворца, труды которого анализируются, этот анализ представляется нам вдвойне любопытным. Тем более что специфика исследовательских трудов монахини Игнатии такова, что они являются скорее «духовными размышлениями», нежели научными статьями.

Как отмечает А. Беглов, публикатор статей монахини Игнатии в журнале «Альфа и Омега»: «Церковные и светские ученые, обращаясь к трудам православных песнотворцев, обычно поднимают проблемы авторства, проблемы генезиса и эволюции гимнографической формы и другие собственно научные вопросы, труды монахини Игнатии, имея форму научных статей, преследуют иные цели».

По его мнению, большинство ее работ – это «творческие персоналии песнотворцев». «Матушку Игнатию, – пишет Беглов, – интересует прежде всего духовный облик песнотворца. Неповторимые черты его предстоящей Богу души, нашедшие выражение в слове. Перед читателем встают лики православных подвижников, преподобных и святителей, наделенных поэтическим даром. Общее для них – устремление к Единому Богу. Душа же и путь каждого неповторимы…»

Характеризуя стилистику и общую психологическую атмосферу сочинений монахини Игнатии, Беглов замечает, что она «наслаждается, созерцая праведные души…».

Это неоднократное подчеркивание авторского внимания к душе человеческой в текстах исследуемых им песнопений порождает вопрос: что именно созерцает монахиня Игнатия, разбирая тексты православных песнотворцев, что в этих текстах способно дать читателю душевное «наслаждение», о котором пишет публикатор?

Интерес монахини Игнатии к личности и духовной поэзии инокини Кассии обусловлен не только тем, что творчество ее еще мало изучено и является благодатным материалом для исследователя церковного искусства. На наш взгляд, именно личность преподобной Кассии привлекла внимание исследовательницы. «Образ женщины, познавшей спасение и Спасителя своей души» – вот что особенно трогало и вдохновляло монахиню Игнатию в творениях преп. Кассии.

Рассматривает ли она «метод диалектического противопоставления» в знаменитой стихире Великой Среды «Господи, яже во многие грехи впадшая жена…», характеризует ли труды византийской инокини со стороны их внешнего оформления, «усматривая в ее произведениях отчетливый синтез» и с удовлетворением отмечая в них глубокое знание автором книг Священного Писания Ветхого и Нового Заветов, а также греческих философов и современной автору литературы, монахиня Игнатия всякий раз выбирает в качестве сильнейшего и выразительнейшего образ женщины, женской души, предстоящей Богу.

Так, о стихире Великой Среды она пишет:

«Значителен …основной образ, который приводит в этой стихире Кассия. Жене, впадшей во многие грехи, усваивается чин мироносицы. Грехи многие – с одной стороны, прямо противоположное им действие милосердия, приношение мира Господу, готовящемуся к погребению, – с другой. А в целом – единый, сильный и цельный образ женщины, познавшей спасение и Спасителя своей души. …Женщина просит Того, Кто приклоняет небеса, приклониться к ее сердечным воздыханиям; множество своих грехов грешница противопоставляет бездне судеб Божиих».

Анализируя стихиру, посвященную прославлению подвига святых мучеников Евстратия и Авксентия (13 декабря), монахиня Игнатия и здесь останавливается прежде всего на женских образах, и здесь ее привлекает внутреннее преображение женской души, хотя в тексте стихиры дается абстрактный (притчевый) образ мудрых евангельских дев. Именно эта параллель, использованная преп. Кассией в структуре стихиры, более всего вдохновляет монахиню Игнатию, и она пишет: «блаженная Кассия с большой убежденностью утверждает, что лик …мучеников равночислен лику мудрых евангельских дев, и это утверждение заключает, печатлеет всю стихиру, не имеющую себе равных среди аналогичных произведений».

Как видим, здесь одного внешнего, «арифметического» совпадения оказалось достаточно, чтобы творческое сознание песнописца, чуткое к потребностям собственной кающейся души, тут же выхватило из Священного Писания соответствующий личному сознанию образ – десять евангельских дев, из коих только пять оказались мудрыми и предусмотрительными, чутко ожидающими в полунощи грядущего Жениха. Эта соотнесенность образно-стилистического строя произведений инокини Кассии с внутренними потребностями её души подтверждается словами монахини Игнатии, которая в этом случае обнаруживает и свои собственные исследовательские мотивы.

Вот эти слова, высказанные ею в ходе разбора стихиры преп. Кассии на рождество св. Иоанна Предтечи (24 июня):

«Естество, присущее человеку, есть исходное, есть его по естеству (т.е. данное от природы. – М.М.), далее следует подвиг, отметающий все то, что чрезъестественно (т.е. через естество является, естеству подчиняется – М.М.). В итоге подвижник становится выше своего естества, паче естества. Этот внутренний закон, – подчеркивает далее монахиня Игнатия, – инокиня Кассия изучила на примере собственной жизни, через отказ от высокого и знатного положения в светской жизни, подвизаясь паче естества и трудясь во имя славы Божией в своей монашеской келии, обретя в этом подвиге и трудах смысл своего бытия».

Если мы вспомним биографию самой монахини Игнатии, то легко заметим, что в этих словах заключена и программа ее собственной подвижнической жизни – «отказ от знатного положения» в светской науке (в Академию из-за «церковности» ее не приняли) и тайное монашеское служение «во имя славы Божией» в медицинской научной лаборатории днем и в домашней келье – всё оставшееся время.

Поэтому с уверенностью можно сказать, что душа человеческая в творениях Кассии была интересна монахине Игнатии и как возможность постижения собственной души, и прежде всего как возможность созерцания души, познавшей «Христа распятого и воскресшего как Источника спасения…».

И дальнейшее рассмотрение стихиры Великой Среды показывает, какое огромное значение придавала современная исследовательница тому факту, что автор этой стихиры – женщина.

«Душеспасом – Душеспасче, Спасе мой! – именуется Христос грешной женщиной в стихире блаженной Кассии. Поразительное именование! – восклицает монахиня Игнатия. – Нигде более не встречающееся в одном слове соединение основных понятий, знаменующих подвиг Христов! Спаситель душ человеческих, Богочеловек, Душеспасче. Такое именование могли дать только чуткость женской души, женское естество, и это именование дано нам в творчестве блаж. Кассии».

Далее монахиня Игнатия еще раз подчеркивает духовное значение того внутреннего лиризма, который могла привнести в церковное песнопение только женщина с ее естественной мягкостью и эмоциональной чуткостью:

«Разбираемая стихира отличается, кроме того, и по форме своей большим и глубоким лиризмом, всегда пленяющим душу молящихся, наполняющим эту душу, вызывающим спасительные слезы».

Как можно заметить, особо подчеркивается здесьвоспитательная роль песнопений Кассии, их способность воздействовать благотворно на состояние души молящегося, смягчать ее, умилять до слез и тем очищать и преображать ее.

«Воистину отцы Церкви неслучайно оставили произведения инокини Кассии в богослужебных книгах: они видели в них большие духовные сокровища, воплощенные в слове. И слово это питалось большой образованностью инокини-гимнографа, глубоким знанием Божественных Писаний, а также ее внутренним опытом монашеской жизни», – пишет монахиня Игнатия в книге «Церковные песнотворцы».

Без сомнения, эти слова мы можем адресовать и самой инокине Игнатии, как человеку высокой образованности, глубоко знающему Священное Писание и оправдывающему свои исследовательские труды «внутренним опытом монашеской жизни».

А.П. Лебедев в своей «Истории Византии», характеризуя период правления императора Феофила, указывает, что все светские школы в то время были «рассадниками богословских наук, ибо в то время богословское знание входило как необходимый элемент в общую сумму знаний, которыми должен был владеть всякий образованный человек» (очерк «Византийская образованность вообще, богословская наука и литература в частности»).

Так что богословская образованность инокини Кассии не есть нечто из ряда выходящее. Любопытно здесь, скорее, то, что Кассия достигла такого уровня богословских знаний, какой позволил ей переписываться с одним из ведущих богословов своего времени, преп. Феодором Студитом. А.П. Лебедев называет лучшей богословской школой эпохи императора Феофила именно школу Студийского монастыря, достигшую наивысшего расцвета в IX веке.

Авторы «Очерков истории культуры славян» упоминают поэтессу Кассию в одном ряду с такими великими церковными авторами, как Иоанн Златоуст, Василий Великий, Роман Сладкопевец, Иоанн Дамаскин, Феофан Начертанный и другие. Это свидетельствует о высочайшем уровне богословской культуры инокини Кассии и о том достойном месте, которое занимает она в византийской культуре вообще и в церковной культуре в частности. (См. об этом раздел книги: Проблемы восприятия славянским миром христианской культуры византийского и латинского круга).

Отвечая на вопрос, что особенно выделяет творчество инокини Кассии «как личности, как гимнографа-женщины в оставленных ею произведениях», монахиня Игнатия указывает на главную особенность богословского содержания творений Кассии – они христоцентричны.

«Если в творениях других песнопевцев, таких как преподобные Косьма Маиумский или Иоанн Дамаскин, можно выявить ряд богословских истин…, то в творчестве Кассии главным образом и почти исключительно отображается догмат о двух естествах Христовых», – пишет Игнатия в «Церковных песнотворцах».

При этом, по её мнению, одним из основных способов раскрытия Богочеловечества Христова у Кассии служит изображение познающей Бога женской души. Спасительный догмат о двух естествах Богочеловека проповедуется Кассией через образ «во многие грехи впадшия жены», которая, ощущая Божество Христово, рыдает о грехах, и ее пространная исповедь прегрешений, ее слезы и просьбы о помиловании ее бессмертной души дают Кассии дерзновение именовать грешную жену мироносицей, а Христа – спасителем душ человеческих. Таким образом, преображение женского естества совершается благодаря тому, что Христос, приняв на Себя человеческое естество, принял и все грехи этого естества, тем самым вознося души человеческие паче естества.

Эта тема так волновала монахиню Игнатию, что она отдельным пунктом своего исследования наметила тему «Блаженная Кассия о женском естестве». Здесь она пишет:

«Та смелая и открытая нравом девица, которая не могла смолчать на унижающие женское естество слова будущего императора, которая ответила ему с большим достоинством, защищая женский пол, не могла умолчать об этом исповедании и в своем творчестве; ведь реплика Кассии Феофилу стоила ей изменения всех ее жизненных планов: вместо императрицы (что было весьма вероятно) Кассия становится монахиней. В своих творениях она везде, где находит это возможным, говорит о естестве женщины».

Хочется добавить, что инокиня Кассия, будучи отвергнутой в качестве невесты императора, нашла в себе силу и веру уподобиться евангельской мудрой деве, невесте Жениха Небесного. Этому уподоблению, желаемому и подвижнически совершаемому, и была посвящена ее гимнографическая деятельность. Участие в императорских смотринах, на фоне последующего отвержения ее в качестве невесты, могло так потрясти ее отроческую душу, что образ жены-блудницы, взыскующей милости у Христа, стал одним из центральных в ее творчестве. Душа-блудница, жаждущая земных благ и повлекшая отроковицу на унижающие ее достоинство смотрины, после пережитого потрясения устремилась к Истинному Жениху, дарующему ей истинное достоинство и высокородство.

Анализируя стихиру Великой Среды, монахиня Игнатия отмечает, как «обстоятельно, с какой любовью, с каким болением сердца блаж. Кассия развертывает в ней историю (и психологию) спасения души жены-блудницы; подобную стихиру могла написать только женщина, состраждущая глубине падения и силе восстановления женской души».

Тема преображения женской души прослеживается в большинстве произведений преп. Кассии. Помимо названных выше песнопений, следует указать еще стихиру на Господи, воззвах в день памяти святых мучеников Гурия, Самона и Авива, которую свт. Филарет (Гумилевский) приписывает творчеству Кассии.

О спасении девицы святыми мучениками говорится с особенной теплотой и сочувствием: Девицу спасоша, живу во гроб ввержену.

В стихире на стиховне преп. Кассия снова акцентирует внимание на том, как святые мученики исполняюще прошение, девицу спасоша, пребеззаконному готфину мщение сотворившее (Минея, ноябрь).

Можно видеть, что и здесь присутствует едва уловимое эхо биографического свойства…

Вряд ли можно сказать, что сочинение гимнов во славу Божию – это мщение Кассии отвергшему ее императору, но можно назвать эту деятельность ответом ему.

И в этом ответе, творчески преображенном, мы не можем не чувствовать тождественности некоего психологического фона описываемых Кассией житийных фактов – её личной, внутренней психологии. Спасение девицы от бесчестия «пребеззаконного готфина» представляется ей важным фактом, достойным прославления в церковной песни; она обращает на эту ситуацию свое внимание, потому что это нечто близкое и понятное ей.

О проникновении в состояние души грешницы в стихире Великой Среды пишет и монахиня Игнатия, доказывая особое участие преп. Кассии в судьбе женщины вообще, и грешной, кающейся женщины в частности.

При этом автор-женщина, естественно, отдает предпочтение слезам как средству очищения греха: Вседержителю Господи, вем, колико могут слезы: Езекиюбо от врат смертных возведоша, грешную от многолетных согрешений избавиша… (цитируется по книге «Церковные песнотворцы»).

Монахиня Игнатия здесь особо настаивает на том, что содержание последней строки следует отнести к личности самой Кассии, т.е. считать эту строку автобиографичной.

И мы предполагаем, что современная исследовательница рассматривала один из центральных образов гимнографии преп. Кассии – образ кающейся и спасаемой грешницы – в качестве автобиографического компонента, тем самым защищая свою версию о том, что Кассия всё-таки пострадала психологически от своего находчивого ума, и в ее последующем за неудачными для нее смотринами выборе монашеского пути все-таки присутствовал момент борьбы с собой, со своим женским естеством.

Это претерпевающее жестокую внутреннюю борьбу «женское естество» в конце концов находит для себя пути преображения, что и становится ведущим мотивом сочинений Кассии.

На наш взгляд, мотив спасения женской души в трудах преп. Кассии – это обобщенный мотив преображения души и тела, ибо понятие «душа» нередко замещает собой и жизнь человека в целом («утроба», «живот») и совокупность эмоциональных переживаний и ощущений, которые осознаются на уровне движений и потребностей «души». Над всем этим «естеством» возвышается человеческий дух, просвещаемый Духом Святым; он преображает, очищает и тело, и душу, которые абсолютно неразрывны в земном бытии.

Поэтому мы считаем не вполне целесообразным разделение понятий «женская душа» и «женское естество», которое делает монахиня Игнатия при анализе гимнографических произведений преп. Кассии. Разделив эти категории и рассматривая их отдельно, в разных главах своего очерка, исследовательница на самом деле говорит об одном и том же – о страдающей душе, претерпевающей путь к Богу («Терпя,  потерпех Господа, и внят ми, и услыша молитву мою…»).

Если под «естеством» подразумевать нечто, не имеющее отношения к душе, т.е. только тело, то вообще будет неясно, о чем идет речь и трудно будет понять содержание сочинений преп. Кассии.

Не бойтесь убивающих тело, душу же не могущих убить, – напоминает нам Евангелие. Поэтому вряд ли могла преп. Кассия прославлять спасение «женского естества» в отрыве от спасения души.

А потому, как нам кажется, и нет необходимости особо выделять эту тему – «о женском естестве» – в произведениях византийской поэтессы-гимнографа.

Таким образом, под словами монахини Игнатии о том, что «блаж. Кассия остро сострадала страдающему женскому естеству» мы понимаем сочувствие, соучастие в эмоциональных, душевных переживаниях, естественных для женской природы.

 

В заключение ещё раз заметим, что церковные историки, рассматривая творения Кассии, высоко оценивают их богословское содержание, внутренний лиризм, гармоничность формы. Архиепископ Филарет (Гумилевский) заметил в них «ученость и приятность», а о жизни Кассии сказал, что «вместо земного царя Кассия обручилась Небесному и вместо царства земного унаследовала Небесное».

При этом святитель Филарет, мнение которого, видимо, учитывала и монахиня Игнатия, указал, что Кассия в своем творчестве «весьма верно выразила ощущения, какие наполняли душу каявшейся грешницы, обливавшей слезами ноги Спасителя: чтобы так выразить чувства возлюбившей много отвергаемого другими Господа, необходимо было Кассии ощущать в душе своей полноту горького сокрушения о растлении души нашей, надобно было самой ей быть полною той уповающей любви к Спасителю грешников, за которую люди осуждали и грешницу и Спасителя грешников».

 

Если говорить об источниках, откуда могла почерпнуть идеи монахиня Игнатия (дополнительно к своему собственному интересу), можно заметить, что она опирается в основном на уже не раз упомянутого святителя Филарета Гумилевского с его фундаментальным трудом «Исторический обзор песнопевцев и песнопения Греческой Церкви». Угадывается и отзвук идей профессора И.А. Карабинова с его книгой «Постная Триодь. Исторический обзор ее плана, состава, редакций и славянских переводов». Такие авторы, как Иоанн Зонара, Кодин, Феофан цитируются ею по сочинению святителя Филарета.

Но ни сам святитель Филарет, ни упоминаемые им византийские хронисты не затрагивают тему специфически «женского естества» в произведениях Кассии. Внимание на этой теме акцентирует лишь монахиня Игнатия.

Уместно предположить, что исследовательница могла почерпнуть посыл к этой теме в книге Сергея Аверинцева «Поэтика ранневизантийской литературы», одна из глав которой названа «Унижение и достоинство человека». Открывая эту главу, автор ссылается на творческий опыт Кассии, цитируя ее рождественскую стихиру.

Августу единоначальствующу на земли, многоначалие человеков преста; и Тебе вочеловечшуся от Чистыя, многобожие идолов упразднися, под единым царством мирским градибыша, и во Едино владычество Божества языцы вероваша. Написашася людие повелением кесаревым; написахомся, вернии, Именем Божества — Тебе, вочеловечшагося Бога нашего. Велия Твоя милость, Господи, слава Тебе.

Гимнографическое творчество византийской поэтессы вписывается, таким образом, в контекст диалектического двуединства, выражающегося в противостоянии, по мнению Аверинцева, императорской власти и христианской веры.

Монахиня Игнатия термином Аверинцева не пользуется, но общий смысл указанного «двуединства» подробно расшифровывает при анализе сочинений Кассии. Следовательно, с данным трудом Аверинцева она была знакома, и тема отстаивания достоинства униженного «женского естества», замеченная ею в сочинениях преп. Кассии, получила развитие, кажется, не без подсказки того же ученого-византиниста.

Аверинцев отмечает, что в эпоху Кассии произошел «сдвиг в основаниях эстетики», который был связан в византийском искусстве «с изменившимся образом человека». Видимо, это формирование новых эстетических принципов в ранневизантийской литературе и позволило преподобной Кассии так настойчиво и откровенно отстаивать в своем творчестве достоинство «женской души», «женского естества».

 

Курск