Иван МАШИН 
Иван МАШИН
СОДОМ И ГОМОРРА
Новелла-видение
1.
Заря… В белом куполе неба открылись небесные двери. Ветер… Из мрачных темниц Моавитских гор вышло – встало над Мертвым морем жесткое иудейское Солнце. Тысячелетия взирало огненное око на эту печальную землю и знало всё… Сухой камыш звенит на берегах пустынных, трепещет одинокая пальма у мертвенно-белой воды, растворяясь и возникая вновь, в дрожащих лезвиях света. Ползут пауки и змеи трещин по белой от соли земле. Скрипит, стонет под ногами ночной спекшийся прах Содома и Гоморры. Ветер… Камыш… Иезекииль…
Отворяется память, словно родился и вырос я на этой земле в давние времена, когда волхвы путешествовали со звездой, и далекий призрачный свет её, блистая над тихими рассветными холмами, вёл их по белой от пыли тропе, розовея на согбенных полотняных спинах; когда спускался из Назарета в белых одеждах Иисус по долине извилистого зеленого тихоструйного Иордана и от Иерихона сворачивал на Иерусалим, оставляя реку нести свои пахнущие травами воды далее, в Мертвое море; когда бесновалась иерусалимская толпа на мощеной площади претории, повелевая самому прокуратору Иудеи Пилату Понтийскому: «Распни, распни Его! Распни-и-и!». Когда, словно бич Божий, вылетал из Кесарии средиземноморской со звоном и клекотом Пятый римский легион, чтобы сравнять с землей мятежный, не узнавший и не признавший Спасителя, храмовый жестоковыйный город, превратившийся в наши дни, по сути, в иудейскую столицу...
О ветер, ветер!.. Сухой камыш, покаянно кладущий поклоны. Вихрь в пальме… В тяжелых маслянистых волнах Мертвого моря сверкнет слепящее иудейское Солнце… Ветер – Иезекииль…
Вижу днесь рыболовов твоих, о ветхозаветный пророк! Поседели сети их от соли, став за века стопудовыми, неподъемными, хоть и совсем пусты они. Нет добычи. Все тщетно. Но снова и снова взлетают, словно стая птиц, звенящие от соли сети и падают с тяжелым всплеском в бесплодные лунные волны. Что они ловят в водах сих? Нет в них ни рыбы, ни червя, ни водоросли – нет ничего живого…
Голос из облака: «Пойдите, закиньте сети свои в богатое рыбой Генисаретское озеро, подобно галилейским апостолам – Симону и брату его, Андрею»…
Но не слышат слова ветхозаветные рыбаки за толщей прозрачных времен. Вновь и вновь забрасывают белые от соли сети свои в лунную воду Мертвого моря. Что ловят они? Они ловят Рыб Будущего… Но нет их в тысячелетних ячеях сетей. Нет в Мертвом море.
Иезекииль, Иезекииль, пророк Божий, не потому ли неизбывна вековечная горечь судьбы ветхозаветного народа? Не потому ли так печален этот мир?..
Голос из облака: «Идите, идите же на озеро Генисаретское! Он там, Он высматривает вас две тысячи лет, кроткий, ласковый, терпеливый… Идите же к Нему и будет сеть ваша полной всклень Рыбой Будущего»…
Но в ответ – только упорный взмах звенящих солью тяжелых сетей: снова и снова забрасывают ветхие рыбаки свои снасти в безнадежное, гиблое Мертвое море.
О ветер, ветер, – Иезекииль!.. Трепещет в облаке света, растворяясь и возникая вновь, одинокая пальма. Ходят у воды вихри из праха Содома и Гоморры. Шепчет сухой камыш о чем-то невозвратном, далеком…
Над Мертвым морем поднимается-стоит слепящее палестинское Солнце.
2.
…Свидетелей тех роковых дней, кроме Лота и его двух дочерей, не осталось. Летели оторванные скалы с деревьями на них, камни горели… По нашим понятиям это было что-то вроде взрыва немыслимой величины адской термоядерной бомбы. В мгновение ока Сиддимская долина вспыхнула, и все кругом осветилось…
В соседнем Хевроне, говорят, видели на заре зловещий свет, но грома не было. Иначе проживающий в шатрах у хевронской дубравы Мамре патриарх Авраам, которому накануне явились три Ангела с вестью о катастрофе, хоть что-то смог бы услышать…
(Меня качнуло и завалило набок. Я открыл глаза. Наш автобус круто повернул от Мертвого моря на Иерусалим; дорога пошла в гору. Я снова закрыл глаза…)
Как и тогда, светало на востоке; сиял тонкий месяц. Люди спали. Стояла предутренняя Божья тишина. Едва доносился лай лисиц из далекой пустыни... И вдруг – глубинный леденящий гул, утробный безмолвный стон разрываемой многокилометровой толщи гор; вот дохнуло плазменным, испепеляющим ветром, от которого, как роса, испарялась нежная сонная плоть; в разные стороны поползла земля, открывая бездонный, сверкающий зев и опуская, словно гроб, туда, на сотни метров ниже всех мертвых, испуганные, истошные, гибнущие города – огонь и сера с неба довершили Божью кару…
Рано утром Авраам увидел желто-синюю дымящуюся бездну на месте цветущих поселений и погрузился в печальные размышления. В Содоме жили его племянник Лот с женой и двумя дочерьми, а кроме того – два зятя с кучей ребятишек. Где они теперь? Девяностолетнее сердце патриарха болезненно сжалось. Но главное, главное не давало покоя и жгло: в разрушенных и погребенных городах Сиддимской долины не осталось и десятка праведников. Иначе, в согласии с обетованием трех Ангелов в хевронской Мамре, Господь помиловал, не сжег бы дотла их. Он встал на колени и молился.
«В огне гореть будем», – вспомнил я свистящий над ухом чужой горячий шепот. Но в следующее мгновение увидел множество летящих в сторону Средиземного моря птиц, сады, древние поселения Сиддимской долины, которая орошалась «как сад Господень, как земля Египетская»… Аллея смоковниц уводит туда, где в сквозящей синей дымке золотятся выжженные холмы; я вижу солончаковые такыры, покрытые редкой растительностью, над которой полыхают маки, блестит сухой бальзамический воздух. Огибая бедные глиняные окраины города, дорога ведет к Центральным городским воротам, возле которых на камне сидит Лот, поминутно поглядывая на вьющуюся среди холмов белую от пыли дорогу – не показался ли торговый караван.
В Сиддимской долине пересекаются торговые пути из Аравии в Египет, из Сирии в междуречье Тигра и Евфрата. И каждый раз к городским воротам высыпают и стар и мал, чтобы встретить очередной караван. Открывается ярмарка, начинается торг. Кроме усовершенствованных орудий для обработки земли и различного инструмента для ремесленников, здесь много продается экзотических товаров: благовонные масла, ароматические курения и пряности, изысканные вазы и сосуды, украшенные драгоценными камнями кинжалы, ларцы и шкатулки, икрустированные слоновой костью, искусно вырезанные из дерева или отлитые из золота статуэтки тельцов…
Но не товары и базарная мишура интересуют праведника. Его тревожит и изводит крайняя развращенность жителей Сиддимской долины. Города ее давно стали притчей во языцех. Безбожие и распутство здесь приобрели характер общественного сознания, иначе говоря, стали нормой. Особенно этим отличались два самых богатых города – Содом и Гоморра. Всё дал им Господь: плодородные земли, воду Иордана, выгодное расположение на торговых путях, и возгордились люди населяющие их, почитая себя избранным народом. Даже жителей города Едома, утверждающих, что они являются прямыми наследниками Божьего Эдема, презирали они, заявляя, что если рай и существовал, то только здесь, в благословенной Сиддимской долине. Все больше уклонялись они в праздность, в душетленный разврат и связанные с ним извращения. Под видом языческого культа плодородия был учрежден городской Центр Содомовидения, где через бамбуковые трубки показывали детородные органы, а также демонстрировались публичные половые акты. Обуянные гордыней пресыщенные содомляне искали «иную плоть», не давая прохода иногородним жителям и иноземцам, используя их подкупом или силой. Многие для телесных утех заводили домашний скот. В ближнем своем содомляне не видели собственно человека в образе Божьем, а единственно – полового партнера. Сочувствие слабому и помощь обездоленному порицалась, а то и строго наказывалась. Часто содомляне давали голодным нищим не хлеб, а помеченные монеты, когда же тот или другой умирал от голода, они со смехом разбирали свои подаяния. Праздное времяпрепровождение и бесконечные развлечения были возведены в добродетель. Все это поощрялось двором царя содомского Берой и его сановниками, а также находило понимание и одобрение у Бирше – царя гоморрского…
3.
Сокрушаясь о нечестии и греховности царских дворов и населения Сиддимской долины, дядя праведного Лота Авраам вменил в обязанность племяннику читать содомлянам проповеди о пагубности отпадения от Бога и неотвратимости сурового наказания за искривление ими земных путей. Каждую ярмарку Лот выходил к людям.
Вот и теперь благочестивый Лот, одернув перехваченный шерстяным поясом халат, поправил черные кольца на головной накидке, взобрался на камень и медленным хозяйским взглядом окинул стоящую в ожидании каравана толпу. Некоторые содомляне пришли с детьми, держащими в руках домашние разновесы из гальки, необходимые чтобы избежать обмана. Вот подошла с гамом и ором кучка продавцов и покупателей из Гоморры. Пастухи пригнали тельцов и баранов на продажу. Поодаль от толпы жались завернутые в покрывала проститутки, готовые за шекель уединиться с любым караванщиком в темно-зеленых сумахах.
Лот глубоко вдохнул и сильным голосом произнес:
– Слушайте Божье слово, люди содомские, внимай закону Божьему, народ гоморрский. Вы говорите, что живете в Сиддимской долине, словно в раю, вы гордитесь своей землей, но рай не там, где богатство и роскошь, и не в том месте, где сады цветущие, а только там рай, где во имя Божье собираются безгрешные люди… А кто из нас без греха? Жизнь человека коротка, похожа на текущий Иордан. В истоках он светел от подземных ключей, но чем дальше от начала, тем вода в нем мутнее. В среднем течении, где камни и скалы, он начинает петлять, как человек, достигший зрелого возраста. Но нет выхода из русла судьбы. Река бьется в берега, обрушивая их, и все больше загрязняет свои совсем недавно кристально чистые воды. В устье Иордан разливается на рукава, некоторые из них питают поля, слава им, другие бесполезно и бесследно уходят в землю. Мы разделены, как эти рукава реки. Но море объединит всех нас – и чужих, и своих, и богатых, и бедных. Это море – конец нашего земного пути. Это море смерти – Мертвое море.
– Что он такое говорит?! – воскликнул рыжебородый содомлянин, рыская по толпе шальными выпуклыми глазами.
– Да, истинно говорю вам, – продолжал Лот, – если не покаетесь и не повернете свою жизнь в праведное русло, то погибнете, и вся долина эта, которой вы так гордитесь, станет дном моря.
– Какая тебя муха укусила? О каком море речь?!.. – закричал содомлянин с ребенком на руках и продолжил: - Ты пришелец в Содоме, ты – чужак, слышишь?.. Ты – пастух! Иди и паси свое стадо! Дядя твой Авраам кочует себе, вон раскинул шатры под Хевроном, вот и иди туда и не учи нас, как жить…
– Вот-вот, не учи! – раздались раздраженные голоса. – Возьми свою семью и – скатертью дорога, а то ишь… про какое-то Мертвое море тут сказки нам рассказывает…
– Вы живете по своим мирским понятиям, а забыли главное – Божьи законы, – продолжал, между тем, Лот. – И будет вам Страшный Суд, и возмездие вам будет за это!..
– Ты нас давно пугаешь! – завопил сморщенный, истраченный, похожий на старца молодой человек. – Но рубашка, в которой мы боялись, давно износилась!
Все рассмеялись. Молодой старец решил закрепить успех:
– Может, ты нам запретишь еще и любить друг друга? – он тонко хихикнул.
Лицо Лота страдальчески передернулось, и праведник почти шепотом ответил:
– Вы принимаете греховное, скотское совокупление за любовь, слепцы. Так-то и животные любят. Только низкие люди, утратившие Дух и образ Божий, принимают случку за любовь. И за это возмездие настигнет вас! – почти выкрикнул он.
Один из гоморрян, мрачный, с суровой складкой между разбойными бровями, медленно и вдумчиво вопрошал:
– Вот ты нас пугаешь, а что толку? – он помолчал и продолжил: – Если ты говоришь правду, сведи на нас Господню кару…
Толпа одобрительно загудела.
– Замолчи! Твои уши не слышат, что болтает твой язык, – резко взмахнув рукой, ответил Лот.
– А что?.. И правда, пусть докажет, что мы грешны, – раздались голоса.
– Вот видите, – метнув молнию взгляда в толпу, ответил Лот, – вы уже не понимаете, что творите, слепцы, и не отличаете добро от зла. Беззаконие ваше – в гордости, праздности и разврате. Дождем прольет Господь на вас, нечестивцев, горящие угли, огонь и серу, и попалит вас огненный ветер.
– А ты-то где будешь? – захохотал во все красное горло мрачный мужчина. – Ведь и ты вместе с нами изжаришься!..
Шутка понравилась: грохнул взрыв смеха. Лот опустил голову.
– Вы грешники, но мне жаль вас, – сказал он тихим голосом, сошел с камня на землю и побрел домой. Когда зазвенели колокольца прибывшего торгового каравана, о нем уже все позабыли.
(Незримый, я иду рядом с Лотом, потерпевшим очередное поражение. Разделенные друг с другом четырьмя тысячами лет, мы, в сущности, современники. Я хорошо понимаю его и, как могу, утешаю на универсальном языке Духа: не стоит огорчаться, праведник. Когда люди верили пророкам? Они побивали их камнями… Каждый день подает знаки мне, грешнику, что весь мир наш постепенно превращается в Сиддимскую долину. Воистину он должен или измениться, или погибнуть… Но кто же в это поверит?..)
На пороге дома Лота ожидали три Ангела, которые под видом странников гостили вчера у Авраама. Лот сказал им:
– Государи мои, зайдите в дом раба вашего, ночуйте и умойте ноги ваши, а встав поутру, пойдете в путь ваш, – и поклонился им до земли.
Они отказались, но Лот уговорил их зайти в дом, испек пресные хлебы и угостил их лучшими яствами из своих припасов.
Когда на город опустились красные от нагоревшего неба сумерки, но было еще светло, дом Лота окружила толпа содомлян.
– Кто эти пришельцы?! – кричали они со двора. – Выведи их к нам, мы познаем их!..
– Я скорее отдам вам своих невинных дочерей, чем этих странников, нашедших приют под кровом моим, – ответил Лот.
Одержимые бешенством похоти, содомляне принялись выламывать двери дома. Тогда три Ангела простерли руки и поразили содомлян, от малого до большого, слепотой так, что насильники измучились, пока добрались до своих глиняных жилищ.
– Мы посланы истребить за беззаконие это место, – сказали Ангелы Лоту. – Собери всех своих близких и выведи за город. Чтобы спасти душу, не останавливайся и не оглядывайся назад…
Лот послал дочерей сообщить зятьям, чтобы те спешно покидали город. Но им показалось, что тесть шутит, и они, продолжая развлекаться игрой в кости и обсуждать скандальные слухи при дворе Беры, прогнали со смехом его дочерей.
Когда забрезжил рассвет, семья Лота, поднимаясь в гору, быстро удалялась от Содома. Вдруг земля вздрогнула, все покрылось мертвенным светом; Сиддимская долина словно бы вознеслась в воздух – все плыло, рушилось и уходило в глубь земли, в тартар; встал и недвижно стоял гигантский, по ширине долины, слепящий столб огня; с неба сыпались вперемешку с углями и серой обломки скал, жилищ, обгоревшие животные и люди – все, что жило и произрастало на этой благословенной земле…
Но жена Лота, не пересилив любопытства и сокрушаясь по оставленному в доме имуществу, оглянулась назад и сталась стоять, в мгновение ока превратившись в соляной столб…
____
(Меня встряхнуло на дорожной выбоине, и я очнулся, открыл глаза.)
Было уже светло. Наш автобус поднимался к воротам старого города. Белокаменный Иерусалим светился в золотых лучах утреннего солнца, как подарок Самого Бога. Сверху хорошо было видно высохшее русло Кедронского потока, огромное каменное кладбище, объединившее, наконец, мятущихся ревнителей различных конфессий – христиан, иудеев и мусульман. Дальше простиралась синяя полоса Иософатовой долины, где по пророчеству Иоиля, будет Страшный Суд. Случись это в текущее мгновение, и я бы одним из первых предстал перед Судией. Обожгло ощущение: как близко всё и как скоро вероятность здесь может трансформироваться в реальность!..
Благодарение Богу, через час-полтора, я буду в тель-авивском аэропорту Бен-Гурион; поднимусь по трапу самолета, усядусь поудобнее в кресло и, глядя в иллюминатор, помашу рукой: прощай, Первоземля!.. Спасибо, я усвоил твой неотменимый урок: кроме на глазах вырастающей всеобщей Содомо-гоморры есть во мне – и в каждом из нас! – свой темный, тайный уголок, питающий возможную трагедию Земли…
Июль, Святая Земля, 2018 год