Олег АЛИТИС 
Олег АЛИТИС
ВСЁ НА БЕГ ПЕРЕХОЖУ
Из книги стихов «При дальнем свете»
ПРЕДЕСТИНАЦИЯ
Заскребли лопаты дворников
Тёмным утром в январе,
Чтоб расчистить для затворников
Все дорожки на дворе.
Для судьбы неодинаковой
Выйдут люди в путь дневной, –
Кто с портфелем, кто с собакою,
Кто с кошёлкой, кто с женой.
Вот и я махну обочиной,
Где ещё найдёшь песок, –
Свой привычный, озабоченный
Совершаю марш-бросок.
Но зима предестинацию
Предъявляет, как в суде:
Президент поздравил нацию –
Значит скоро быть беде!
Ловко прячется в метелице
Злой охотник-гололёд;
Он давно в хребет мне целится
И собьёт, как птицу, влёт.
Снова лягу я, замотанный,
На постели чурбаньём
И давно знакомой комнаты
Стану созерцать объём,
Книжку толстую увижу я, –
Вот бы вспомнить, в ней – о чём?
Только поза неподвижная
Мне предписана врачом.
Все дают советы искренне:
– Обувь лучше выбирай!
Ну, хоша, походку быструю
На другую поменяй!
– Лучше б полудетской страстности,
Всем привычкам изменить,
И тогда до дряхлой старости
Не прервётся жизни нить!
Виноват! Пред вами каюсь,
С кем в родстве и с кем дружу, –
Как ползти я ни пытаюсь,
Всё на бег перехожу!
* * *
Тому сто тысяч или двести тысяч лет,
Как проточеловек, в воде заметив звезды,
Вдруг поднял голову в сияющие бездны...
Давно в земле окаменел его скелет.
С тех незапамятных небесные химеры
Тревожат разум наш и в ледяной ночи
Бессонный астроном разгадывает сферы,
Анализируя дошедшие лучи.
Наморщив мощный лоб
и замерев в прострации,
Пытаются понять учёный и пророк,
Одни ли мы в неисчисляемом пространстве
Обречены тянуть пожизненный свой срок.
Вселенная молчит. На зовы и призывы,
Сигналы, братские посланья, письмена:
«Ответьте нам, мы мыслим,
значит – живы», –
Ничем, никак не реагирует она.
А может – к лучшему?
Миры, чей возраст старше,
Поняв незрелый наш и своевольный нрав,
В гнев искренний впадут
и будет он так страшен,
Что мы лишимся жизни в разуме и прав;
Непознаваемый, Лишённый Смертной Плоти
Пометит «Опыт не удался!» в свой журнал,
И бездна чёрная в дыру свою заглотит
Последний наш сознательный сигнал...
Но к счастью нашему, до нас не долетает
Ни музыка иных, ни внятная их речь –
Могучий звёздный шум
призыв наш также давит,
Чтобы всесильных от соблазнов уберечь.
Как ось земных надежд,
звезда застыла кормчая,
Светила, не стыдясь, кружатся нагишом,
Вселенной не до нас, она сияет молча, –
И знает вечный бог, что это – хорошо!
О ЛИРИКАХ
Нет, не люблю я лирику и лириков!
Вопрос решён, не надо спорить. Баста!
Они античных мне напоминают лирников,
Поющих оды Меценатам властным;
Глядишь, растроганы стишком,
вина пришлют
И дров, чтоб не замёрзли
благодарности чернила,
Ну, а по мне, неимоверно пошл уют,
Оплаченный горячностью унылой!
Бывает, лирик воспоёт Творца
И бесконечно мудрое Его Созданье, –
Так дети громко хвалят строгого отца
В надежде чуть уменьшить наказанье.
В час испытаний на последнем рубеже
Гвардейский батальон пойдёт в атаку,
А вот поэт в землянке в три наката
Возьмёт и отласкает ППЖ.
Нет, видимо, не зря давно назвал пророк
Поэтов звонко брешущими псами, –
У них в обычае презреннейший порок:
Поют о том, во что не верят сами!
И пылкая любовь им повод для стихов,
Одно лишь возбужденье и камланье,
Но скинь метафор смелых
радужный покров,
И обнаружишь самолюбованье,
Желанье яростное утвердить себя,
При этом ничего особо не любя.
И лишь певец, который каждую из строк
Готов поверить жизнью или кровью,
Достоин стать народною любовью, –
Уже не лирик, не поэт – пророк!
P.S.
В конечном мире только в эмпиреях
Поэт парит свободен и пернат, –
Однако им одним от Юга до Борея
Прославлен будет властный Меценат!
МОЛЧАЛЬНИКИ
Поэтов больше, чем людей, –
Об этом знают все поэты,
Но среди них всего важней
Те, чьи стихи ещё не спеты.
Они – безмолвия столпы,
Бредут, с опаской озираясь,
Оберегая от толпы
Чудесных песнопений завязь;
На жизни плещущий базар
Они не зря глядят сурово:
У них солгал тот, кто сказал
Пусть даже слово иль полслова!
Мирская жизнь – синоним сна –
В их душах оставляет шрамы,
Но раскрывает тишина
Для них Небес дворцы и храмы,
Неотразимая печаль,
Которой мир и космос полны,
Уносит их в такую даль, –
Где даже божества безмолвны,
Где только Истина сама
Поёт последние признанья,
Сводя молчальников с ума
Непоправимостью созданья.
У МЫСА СУНИО
Толпы праздных не ходят
К мысу древнему Сунио,
Здесь у скал хороводят
Только волны-плясуньи,
Здесь недавно Скорцени
Муштровал своих готов,
Чтобы сжечь их в осенней
Преисподней комплотов.
За холмами Афины
С кутерьмой, бардаками,
Где нальют им рецины
И украсят венками,
Где отвязный зейбеки
Им сыграют бузуки,
Где исполнят им девки
Всевозможные штуки.
Здесь же в сени зелёных
Оливковых веток
Много тайн, утаённых
От пытливых разведок.
Здесь усердным старанием
Породнён с парашютом
Тот, кто в доброй Германии
Был пройдохой и пшютом,
Направляя упрямо
Вихревые потоки,
Сможет падать он прямо
К обусловленной точке.
Словно демонов стая
Будут прыгать с закрылий,
Небеса оглашая
Древним кличем валькирий:
«Ха-йа-ха, Ха-йа Хэ-йа!».
По секретной науке
Здесь научат злодея
Делать всякие трюки,
Стать змеёй, акробатом,
Обрести злое жало,
Овладеть автоматом,
Пистолетом, кинжалом;
За прозрачную, зыбкую
Грань миров посмотреть,
Белозубой улыбкою
Напугать свою смерть.
От победы до фарса
Шаг до люка «Арадо»,
Чтоб под звёздами Фарса
Встретить бой без пощады, –
Не помогут кунштюки,
Все попадают в верши,
Прямо в хваткие руки
Недреманного СМЕРШа,
Чтоб в подвалах Лубянки
Испытав все застенки,
Сдохнуть, аки собаки,
У бревенчатой стенки.
Ну, а девки в Афинах
Англичан заарканят,
Будут нежить их в винах,
Пока солнце не встанет,
Освещая устало
Легендарного мыса
Розоватые скалы
И кусты барбариса.
ПРОСВЕТЛЁННЫЕ
Раз в месяц вечером они почти украдкой,
Шурша подошвами, спешат сюда, тихи,
Чтоб в клубной полутьме,
застенчивой и сладкой,
Прочесть друг другу аматёрские стихи.
Смотрите, вот они – питомцы вдохновенья,
Оставив позади семейный неуют,
Покорные руки ведущей мановенью,
В разнообразии пред нами предстают:
Вот по-девически восторженно старушка
Вещает опусы про маму и про сад, –
Откроются любовь и девичья подушка,
И много всяческих подобных им засад;
С ущербной дикцией беззубыми штифтами
Прошамкает старик
им виршей длинных ряд, –
Измятые штаны с тупыми башмаками
О гениальности поэта говорят;
Когда-то полная и сил, и жизни Анка,
Небрежно уложив подкрашенную прядь,
Читает хокку русские с упорством танка,
Очками острыми в трехстишия вперясь;
За нею, вдохновлённый Шиллером и Гёте,
Поклонник сумрачных и вычурных баллад
Полковник отставной, свершив свои полёты,
Пускает строки в зал, как молодых орлят.
По окончании светло и возбуждённо
Беседуют, пока им не напомнят: «Стоп!»,
И каждый чувствует победно,
как Будённый,
Занявший Крым или, хотя бы, Конотоп...
Феномен времени – стихи пенсионеров,
Чьи годы юные ушли на ремесло,
На достижения в житейски важных сферах,
Таких далёких от высоких вечных слов;
Торгашеская суть убогой новой власти
Являет им скелет без плоти и одежд,
Но старикам ничто болезни и напасти, –
Они не могут жить без творческих надежд.
Их нерастраченных лирических энергий
Хватает, чтобы по тоскливым вечерам
Стихом отринуть быт,
чтоб Музы не отвергли,
Пустив на паперть их
при входе в чудный храм.
Тут тянет мистикой, эфирным тонким миром,
Мечтой Параклета...
Без сна в сырой ночи
Поэты ёжатся по маленьким квартирам,
Пытаясь подобрать к ушедшему ключи;
Им вымечтанный стих,
как дорогой гостинец,
Как очищение от повседневных скверн, –
Забыл Господь о них и как-то загостились
Поэты в проклятой Поэзией Москве!
Я, как они, стихом золотоустым болен,
Я тоже выкормыш оболганных времён,
Я так же песнь свою остановить не волен,
Огнём Поэзии волшебным опалён!
Огонь горит всегда – его не гасят годы!
Огонь плывёт со мной в пустыне и в лесу, –
Пускай мне не понять его живой природы, –
Я, как они, всю жизнь в себе его несу!