Елена СУДАРЕВА. КАК МОТЫЛЬКИ НА ПЛАМЯ. Роман «Бесы» Достоевского (из цикла
Елена СУДАРЕВА
КАК МОТЫЛЬКИ НА ПЛАМЯ
Роман «Бесы» Достоевского
«На вещь, которую я сейчас пишу… сильно надеюсь, но не с художественной, а с тенденциозной стороны; хочется высказать несколько мыслей, хотя бы погибла при этом моя художественность. Но меня увлекает накопившееся в уме и в сердце; пусть выйдет хоть памфлет, но я выскажусь», (1) – так говорил Федор Михайлович Достоевский о своем новом романе «Бесы» в письме Николаю Николаевичу Страхову – известному критику и первому биографу писателя – 5 апреля 1870 года. (2)
Роман Достоевского был опубликован в журнале М.Н. Каткова «Русский Вестник» в 1871-1872 годах. Символично, что «Бесы» появились в «Русском Вестнике» вскоре после публикации в нём романа Николая Семёновича Лескова «На ножах» в 1870-71 годах. И хотя сам Достоевский очень критично отнёсся к произведению своего предшественника, невозможно не почувствовать близость больных вопросов русского общества, которые, как нарывы на теле больного, вскрывают оба художника в своих произведениях.
Человек преступает от века заповеданные законы правды, милосердия, добра и неумолимо движется к собственной гибели. Другой дороги ему просто не дано – утверждают в своих романах Лесков и Достоевский.
ВЫСКАЗАЛСЯ Достоевский в «Бесах» значительно полнее и шире, чем предполагал вначале. «Первый крик» рождающегося романа был связан с убийством слушателя Петровской земледельческой академии И.И Иванова в 1869 году, которое совершили пять членов тайного общества «Народная расправа». Событие, известное как «нечаевское дело».
Это убийство отразило в себе, как в капле, то новое, безбожное отношение к человеческой жизни, которое всё больше захватывало умы людей по всему миру. И Достоевский не мог не откликнуться.
Роман «Бесы» только вначале, при самом поверхностном его прочтении, можно воспринять как «памфлет» на русский либерализм, на вылупившийся из него нигилизм, а потом и терроризм и прочие «измы»…
Достоевский пишет эсхатологический роман, в котором политическая интрига лишь отправная его точка. Роман о конечных судьбах человека и мира. Роман о группке социалистов, которая жаждет перевернуть всю Россию вверх дном, – это роман о плевелах, которые сначала безрассудно взращиваются людьми, а потом забивают все здоровые всходы жизни на земле. (3)
Поэтому, по Достоевскому, когда разразится катастрофа в России и в мире, – не будет устранившихся во всём человечестве. Вина ляжет на плечи всех и каждого. Не только на тех, кто сам убивал, поджигал и разрушал. Но и на тех, кто легкомысленно и весело прожигал свою жизнь. Кто либерально независимо подбрасывал в разгоравшийся пожар дровишки, чтобы полюбоваться бушующим пламенем, не думая при этом ни о ком и ни о чём, кроме себя. Что же тогда ужасаться содеянному?! Было дано время предотвратить гибель, и было послано СЛОВО, как это сделать.
Не ради памфлета приносит Достоевский в жертву «художественность». А ради пророчества, которое стремится, как можно полнее, чуть не захлебываясь от обилия мыслей, высказать на страницах своего романа.
Надвигающийся АД, провиденный Достоевским, – это ад Нового времени, который может воцариться в сердце человека и поработить его. Не до художественности, видно, было духовному воителю, когда пред ним разверзлось ненасытное пекло.
Духовным зрением увидев, как закружились в разрушительном вихре его современники и полетели на лукавое пламя, – Достоевский в своём романе бесстрашно бросает вызов этим силам. Где твоё жало, ад? – словно раздаётся со страниц романа его вопрос. И слышится бесстрашный ответ: вот это жало! Смотри, читатель, и бодрствуй!
Один из эпиграфов к роману – строки из стихотворения А.С. Пушкина «Бесы». Достоевский, ещё стоя на пороге своего романа, словно вкладывает в руки читателя ключ, которым открывается почти каждая страница его книги:
Хоть убей, следа не видно,
Сбились мы, что делать нам?
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам. (4)
Как близки и понятны эти пушкинские «МЫ» – «НАМ» – «НАС»! Пожалуй, не осталось в романе Достоевского ни одного героя, ни одного второстепенного персонажа, который так или иначе не стал бы игралищем тёмных сил.
И это не только ДОБРОВОЛЬНО приобщённые – дети тьмы – руководитель тайного общества Петр Верховенский и его кумир-соратник-враг Николай Ставрогин, но даже нежная Лиза, влюблённая в Ставрогина, опалена тёмным пламенем и самовольно ищет смерти.
Три героя в романе Достоевского замышляют самоубийство.
Кириллов – бывший член кружка социалистов, отвергающий Божий дар жизни. Помешавшийся на идее, что убив себя, он станет сам свободен как Бог, сам станет Богом. «Если Бог есть, то вся воля его, и из воли его я не могу. Если нет, то вся воля моя, и я обязан заявить своеволие… Потому что вся воля стала моя. Неужели никто на всей планете, кончив Бога и уверовав в своеволие, не осмелится заявить своеволие, в самом полном пункте?.. Я хочу заявить своеволие. Пусть один, но сделаю», – растолковывает Кириллов цель своего самоубийства Петру Верховенскому.
Но читателя не покидает надежда: кажется, ещё немного – и герой примет Божий промысел о себе самом. До последней минуты так и не знаешь: кто победит – человек или его безумная гордыня. Но выстрел раздался! Кириллов сделал СВОЙ выбор.
Неожиданно выбирает добровольный уход из жизни юная, чувствительная Лиза. Влюблённая в Николая Ставрогина, она сознательно бросает свою честь к его ногам, чтобы наутро насладиться безумной местью – оставить его и покончить с собой.
«Сон и бред! – вскричал Николай Всеволодович, ломая руки и шагая по комнате. – Лиза, бедная, что ты сделала над собою? – Обожглась на свечке и больше ничего», – отвечает девушка и добавляет: «Слушайте, я ведь вам уже сказала: я разочла мою жизнь на один только час и спокойна. Разочтите и вы так свою… впрочем, вам не для чего; у вас так ещё много будет разных «часов» и «мгновений»». Но Ставрогин отвечает: «Столько же, сколько у тебя; даю тебе великое слово моё, ни часу более, как у тебя!». И в конце романа читатель понимает, что слово своё он сдержал – по крайне мере с Лизой он был честен до смертного часа.
Однако жизнь готовит своевольной героине свою развязку. Разъярённая толпа, увидев её около дома Лебядкиных – жены Ставрогина Марьи Тимофеевны и её брата, зарезанных ночью, убивает Лизу, при этом называя ее «ставрогинской». Именно Ставрогина все считают виновником смерти Лебядкиных. Хотя честный ответ самого героя таков: «Я не убивал и был против, но я знал, что они будут убиты, и не остановил убийц. Ступайте от меня, Лиза, – вымолвил Ставрогин...» И Лиза уходит смотреть на убитых, уходит, чтобы уже не вернуться никогда.
Однако по дороге, за несколько мгновений до смерти, она случайно встречает своего учителя детства Степана Трофимовича Верховенского и просит его: «Помолитесь и вы за «бедную» Лизу – так, немножко, не утруждайте себя очень». (5)
Степан Трофимович Верховенский, отец Петра Верховенского, – известный в провинциальном городе либерал. С изящной иронией он всегда относился к религии. И, кажется, что последняя просьба Лизы так и канет в пустоту, в мутную хмарь бескрайних полей. Но не предсказать путь души человеческой в мире Достоевского. Именно Степану Трофимовичу в конце романа перед смертью будет даровано исповедоваться православному священнику и принять Святое причастие. Последняя просьба несчастной Лизы не останется без ответа.
Третьим самоубийцей в романе Достоевского становится Николай Ставрогин. Трудно понять эту изломанную душу, в которой ангел с бесом ведут открытый бой. Все окружающие Николая Ставрогина чувствуют его избранность, превосходство. Как никто чувствует это Петр Верховенский, в котором тёмное начало, кажется, безвозвратно одержало верх над божеской природой человека. Именно он, вертлявый и одурманивающий, – главный устроитель всех разрушений и убийств, происходящих в романе.
С каким остервенением, с какой страстью ведёт он борьбу за душу Николая Ставрогина!
«Ставрогин, вы красавец! – вскричал Пётр Степанович почти в упоении. – Знаете ли, что вы красавец! В вас всего дороже то, что вы иногда про это не знаете. О, я вас изучил!.. Я люблю красоту. Я нигилист, но люблю красоту… Вы мой идол!.. Мне, мне именно такого надо, как вы. Я никого, кроме вас, не знаю. Вы предводитель, вы солнце, а я ваш червяк…
Он вдруг поцеловал у него руку. Холод прошёл по спине Ставрогина, и он в испуге вырвал свою руку. Они остановились. – Помешанный! – прошептал Ставрогин».
Ставрогин хочет защитить Ивана Шатова, которого Пётр Верховенский решил положить на кровавый жертвенник своей идеи: взгляды Шатова изменились и он покидает кружок социалистов. Ставрогин прямо заявляет Петру Верховенскому, что не отдаст ему Шатова.
И однако, этот же Ставрогин, походя, бросает Петру Степановичу искушающий совет: «…подговорите четырёх членов кружка укокошить пятого, под видом того, что тот донесёт, и тотчас же вы их всех пролитою кровью, как одним узлом, свяжете. Рабами вашими станут, не посмеют бунтовать и отчётов спрашивать. Ха-ха-ха!».
Вольно или невольно Николай Ставрогин прорисовывает линию трагической судьбы Шатова, так восхищавшегося им всю свою недолгую жизнь. Убийство совершится, несмотря на все внутренние колебания и страхи его участников, несмотря на рождение у жены Шатова ребёнка, несмотря на счастье, которое испытает этот человек, весь открытый новой жизни.
Так «шутка» Ставрогина превратится в кровавую реальность.
В самой дальней и тёмной части парка в Скворешниках, в имении Ставрогиных, происходит убийство Шатова. А в доме в Скворешниках его хозяин Николай Всеволодович Ставрогин в скором времени сам сведёт счёты с жизнью. «Гражданин кантона Ури висел тут же за дверцей. На столике лежал клочок бумаги со словами карандашом: «Никого не винить, я сам»».
Почти беспросветным кажется роман Достоевского, где взбесившийся, обезумевший в цинизме и веселье город чуть не превращается в груду золы. Лишь неожиданная перемена ветра помогает жителям потушить поджог. Кажется, Достоевскому мало убийств и смертей в романе – само дьявольское пекло вырывается из-под земли на волю и чуть не слизывает весь город и его обитателей.
Но есть в тексте произведения одно удивительное место, связанное со вторым эпиграфом к роману Достоевского, – отрывок из Евангелия от Луки, глава VIII, 32-36.
Уже смертельно больной Степан Трофимович просит случайно встреченную им книгоношу, Софью Матвеевну, ухаживающую за ним, прочитать ему это место из Евангелия:
«О свиньях… я помню, бесы вошли в свиней и все потонули… Прочтите мне это непременно; я вам после скажу, для чего… это чудесное и… необыкновенное место было мне всю жизнь камнем преткновения… Теперь же мне пришла одна мысль… видите, это точь-в-точь как наша Россия. Эти бесы, выходящие из больного и входящие в свиней, – это все язвы, все миазмы, вся нечистота, все бесы и все бесенята, накопившиеся в великом и милом нашем больном, нашей России, за века, за века!.. Но великая мысль и великая воля осенят её свыше, как и того безумного бесноватого, и выйдут все эти бесы, вся нечистота, вся эта мерзость, загноившаяся на поверхности… и сами будут проситься войти в свиней. Да и вошли уже, может быть! Это мы, мы и те, и Петруша… и я, может быть, первый, во главе, и мы бросимся, безумные и взбесившиеся, со скалы в море и все потонем, и туда нам дорога, потому что нас только на это ведь и хватит. Но больной исцелится и «сядет у ног Иисусовых»… и будут все глядеть с изумлением…».
Что можно добавить ещё к этому? Пожалуй, ничего. Или только ещё одно. Не ужасом и обречённостью перед тьмой бесов и бессилием человека поражает роман Достоевского. А верой писателя в возможность чудесного, невероятного, божественного исцеления человека, отечества и всего мира.
--------------------------------------------------
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Цит. по: Достоевский Ф. Письма, Т. II, Лениздат. 1930. С. 257.
2. Даты даются по новому стилю.
3. Евангелие от Матфея, 13. 24-30,36-43 – притча Иисуса Христа о пшенице и плевелах.
4. Здесь и далее цит. по: Достоевский Ф. Бесы. Роман. М.: Изд-во «Эксмо», 2013.
5. Повесть "Бедная Лиза" (1792) Н.М. Карамзина (1766-1826).