Александр СЕВАСТЬЯНОВ. ПРАВОСЛАВНЫЙ СОЦИАЛИЗМ: МОДЕЛИРОВАНИЕ ПРОШЛОГО? По книге Г.М. Шиманова

 

Дорогой Владимир Григорьевич!

Прочитал тут у Вас в газете насчет христианского социализма и вспомнил, что у меня был материал на данную тему по поводу взглядов покойного Г. Шиманова. По-моему – интересно.

С уважением,
Севастьянов А.Н.

 

Александр СЕВАСТЬЯНОВ

ПРАВОСЛАВНЫЙ СОЦИАЛИЗМ: МОДЕЛИРОВАНИЕ ПРОШЛОГО?

 

Г.М. Шиманов. Записки из красного дома. – М., 2006. – 644 с.

 

Диссидентское движение в СССР во всем его многообразии еще ждет своего историка. Но можно быть уверенным, что фигура православного социалиста Геннадия Михайловича Шиманова (1937-2013), убедительно отразившаяся в изданном им самим однотомнике, не останется незамеченной. Оригинальный мыслитель, страстный и бескомпромиссный подвижник, искренний и яркий рассказчик, Шиманов в былые времена удостаивался персонального упоминания в статьях Вадима Кожинова и митрополита Иоанна (Снычева), не говоря о множестве статей и книг, вышедших в 1960-1980-е гг. за рубежом. Однако сегодня его имя знают немногие даже в русском движении, в идеологах которого он числился еще в те поры. Почему же? На этот вопрос отвечает его книга.

Шиманов умудрился быть диссидентом среди диссидентов. И даже еще парадоксальнее: если вообще русские националисты представляли в диссидентском движении особую фракцию, своего рода изгоев (поскольку основная масса диссидентов отличалась не только антисоветизмом, но и русофобией), то Шиманов резко противостоял главному – православно-монархическому – направлению изнутри этой фракции. Он, во-первых, не был монархистом, а к кумиру русской фронды тех лет Николаю Второму относился сурово и нелицеприятно: «Всешутейшие соборы, великокняжеские бордели и помещичий разврат в усадьбах и вокруг усадеб завершились достойно безответственным и равным предательству отречением от власти Императора Николая Второго в минуту самую решительную для Русского Государства» (с. 143). Во-вторых, он искренне исповедовал и проповедовал идеалы социализма, что для диссидента вообще было несвойственно. К тому же, православная оппозиция коммунистической теории и социалистической практике была одним из краеугольных камней диссидентства, а тут…

В действительности, сочетание православных идеалов с коммунистическими вовсе не нонсенс, а вполне естественное дело – так считает и доказывает Шиманов, перемножая одну утопию на другую в цикле «Десять статей о русском социализме». Он убежден, что идеи социальной справедливости имеют корень в Евангелии и писаниях святых отцов[1]. Вслед за Достоевским он указывает, что «коммунизм произошел из христианства, из высокого воззрения на человека» (с. 421). Слишком, нереально высокого, добавил бы я. Отсюда и стремление к социализму, апология его.

Главный аргумент Шиманова – из сферы морали: «Что же касается социализма, то столь же очевидно, что в случае всеобщей нравственной Евангелизации социалистическая система достигла бы величайшего расцвета, ибо все стали бы добросовестно работать, справедливо распределять и умеренно потреблять. Ясно, что это привело бы к невиданному росту общественного богатства. Основное НРАВСТВЕННОЕ различие между капитализмом и социализмом как раз в том и состоит, что капиталистический способ производства ЭКОНОМИЧЕСКИ нуждается в грехе (алчности предпринимателей и развращенности потребителей), а социалистический способ производства ЭКОНОМИЧЕСКИ нуждается в добродетели (честность, бескорыстие, справедливость)» (с. 404).

Однако, позвольте, кто же строит на песке? Поскольку греха всегда в избытке, а добродетели в недостатке, получается, что социализм попросту нежизнеспособен, капитализм намного лучше учитывает природу человека, а потому и побеждает.

Увы, так оно и есть. Причина исторического поражения и христианства, и социализма – неверная трактовка Природы вообще и природы человека в частности. Грешит этим непониманием и Шиманов, когда берется рассуждать о человеке, его чувствах и стремлениях. Он, например, мечтает:

«Альтернативой обществу эгоистов было бы такое общество, члены которого сознательно ограничивали бы свои личные и семейные материальные потребности действительно необходимым и думали бы не столько о себе, сколько о Боге и Божьем мире. В этом случае они были бы открыты не к химерам быстротекущей жизни, а к ее подлинным глубинам и вечным ее ценностям. И потому были бы здоровее духовно и телесно. И благоуханнее. В таком обществе людям было бы стыдно обладать внешними преимуществами перед другими людьми – и более вкусной пищей, и более дорогой одеждой, и более богатыми домами, и всякими иными удобствами. В том обществе ценились бы не частные богатства и умение их нажить, а добрые дела и добровольная нищета, этот знак сокрушения о совершенных грехах» (с. 440).

Ясно, как божий день, что такого общества Шиманов нигде не видел и не увидит, но почему бы не помечтать! Однако советский эксперимент доказал неопровержимо: массовый альтруизм может быть только принудительным. Он так далек от Бога, как ничто иное…

 

*  *  *

Философия Шиманова очень помогает нам понять суть социализма. Отбросить личную заинтересованность в результатах труда: вот чего, оказывается, требует прежде всего доктрина социализма. Именно этого добивалась от нас Советская власть, но так и не добилась, потому что это противоречит природе человека. И тогда она включила фактор материальной заинтересованности, чем обрекла себя на гибель, потому что это противоречит природе социализма.

Ратуя за социализм, Шиманов, что характерно, предлагает нашему нищему, обобранному, насильственно люмпенизированному народу избрать себе путь аскезы – жестокая шутка! (Хорошо хоть, не предлагает трудовые армии.) Впрочем, социалисты всегда начинают гладью, а кончают гадью… Что, если прислушаемся к их рецепту?

Шиманов все верно говорит о бесправии русских, но как бы не замечает того, что бесправие – результат бессилия. А бессилие происходит именно от невладения деньгами, главной силой современности, и СМИ – второй по значению силой, производной от первой. Но, оказывается, и не надо стремиться к овладению деньгами – это не по-христиански. Капитализм – бяка, жидовская выдумка. Отрицая частную собственность, проклиная деньги и ссудный процент, православный социалист уподобляется индейским жрецам, заклинающим своих воинов даже не прикасаться к огнестрельному оружию захватчиков-конкистадоров, чтобы не прогневать богов. И в этом – главный парадокс Шиманова. Если следовать его идеям, то у русских никогда не будет сил, а значит и прав.

Евреи отлично умеют выжимать из своих капиталистов деньги на общие еврейские нужды. Пора и нам учиться. А еще бы лучше, коли русские капиталисты сами начали финансировать русское движение. Как объяснить, что Иван Калита нам сегодня гораздо нужнее, чем Иоанн Златоуст?!

Зато сам Шиманов отлично объяснил нам, на чем держится двойная утопия православного социализма. Она зиждется, с одной стороны, на неправильном понимании человеческой природы, а с другой – на тотальном неприятии этой непознанной и потому пугающей природы. И на вызванном этим страхом и неприятием стремлении сию природу переделать в корне: заведомо провальное намерение.

Шиманов ярко показал, что стремление к социализму – есть мечта о возврате в золотой век первобытной общины, где все «по справедливости». Мечта, которая уже пять тысяч лет живет в человечестве, с момента массового социального расслоения таких общин. Эта мечта неотделима от бытия дельта- и омега-групп (так называют их социологи; у православных своя терминология: труждающиеся и обремененные). Но она не может быть свойственна альфа- и бета-группам, поднявшимся над общим убогим уровнем жизни. А ведь, между тем, нация – это все вместе, сильные и слабые, умные и глупые, инициативные и инертные, богатые и бедные…

Возможно, социально дефективное (слабое, неумное, инертное) абсолютное большинство примирится даже с военной демократией вместо первобытной общины. Мечтают же у нас о возвращении вождя-Сталина! В крайнем случае – с рабовладельческим строем (при одном условии: рабы только инородцы; именно на это недавно повелись немцы при Гитлере). Но ни феодальная, ни, тем более, капиталистическая формация для него уже неприемлемы, поскольку, видите ли, нарушают «великий принцип» свободы, равенства и братства. А настоящий, таимый глубоко в душе идеал для этого большинства, как уже говорилось, это первобытная община (не случайно Шиманов очень много места уделяет очередной излюбленной утопии: общинному устройству русского народа).

Почему же мечта о социализме так живуча именно у русских? Потому что, хотя рабовладение в Древней Руси как таковое и было[2], но не было рабовладельческого строя, рабовладельческой цивилизации, как в Египте или Риме. Квазирабовладельческий строй возник у нас на базе феодализма только в XVIII веке (своеобразная историческая реверсия), очень поздно, и длился недолго. При этом рабами были не покоренные народы, как во всем мире искони положено, а свои же русские люди[3]. А параллельно в низших классах всегда существовал строй общинный – в полном или редуцированном виде – даже до отмены крепостного права, а местами и до революции. После же революции он возродился в колхозах, совхозах и многообразных коммунах. Таким образом, наше запоздалое историческое развитие, слишком малый и слишком негативный опыт эксплуатации человека человеком, наше неумение порабощать другие народы – все это консервирует общинную психологию у русских, поддерживает тягу к вполне первобытному по сути социализму.

Однако! Ностальгия по общине, след которой столь свеж в памяти народа, может быть еще сильна в низших классах и даже в среднем классе. Но было бы ошибкой возводить эту тягу к социализму («взять все и поделить») в ранг национальной мечты.

Шиманов – справедливо! – представляет как величайшую опасность для нас «состояние гражданской войны в русском народе», которая «не закончилась в 1921 году, а лишь изменила свою внешность, оказалась загнанной внутрь» (с. 644).

Все верно. Но: если так сильно не хочешь гражданской войны – сейчас же перестань агитировать за социализм. «Кажись, это ясно», – как говаривал Пушкин.

Шиманов перестать не может. И напоминает при этом эскулапа, всем больным от всех болезней прописывающего одно средство. Коммунистам, либералам, фашистам, демократам, националистам – всем клистир: православный социализм!

Мечты доктора Шиманова о социализме сами по себе не страшны. Страшно другое – ложные жизненные установки, если они признаны в массовом масштабе.

«Свобода, равенство, братство. Вот без чего нельзя жить», – признается Шиманов (с. 593), и это его интимное признание зловеще. Самая зловредная ложь всех времен и народов; самый подлый обман, заливший кровью весь земной шар; вся скверна мира, воплотившаяся в этом смертоносном заблуждении; то, с чем жить на самом деле нельзя, можно только быстро сдохнуть, – все это, оказывается, для Шиманова – идейный наркотик. Псевдооснова жизни. После этого, конечно, встаешь в тупик, как и о чем с ним говорить, спорить… Но, как видим, приходится.

 

*  *  *

Мечтает Шиманов и о том, чтобы сделать РПЦ хоть чуточку русской, хоть немножечко национальной. Пусть не как иудаизм для евреев (что, на мой взгляд, было бы лучше всего), но хоть немного поближе к русскому народу. Он заклинает и вопрошает:

«Симбиоз РПЦ и русского народа это необходимое условие общего их существования. Общего их спасения.

Какая это простая мысль. Казалось бы, самоочевидная. Но почему же тогда в Русской Православной Церкви не слышно ни слова о русском народе? О происходящем его уничтожении? Почему в Русской Православной Церкви нет ни одной храмовой молитвы о спасении и возрождении русского народа? Такая молитва, помимо её прямого и главного назначения, правильно ориентировала бы русских мирян. Напоминала бы им, что они русские и что у них есть своё русское дело в миру. Соединяла бы их в начаток возрождённого русского народа. И привлекала бы в РПЦ ныне рассеянных русских людей, разрозненных и дезориентированных именно по той причине, что нет в ней молитвы о русском народе. Нет в ней слова и мысли о русском народе. Ведь это же факт, что нет и не может быть у русского народа иного объединяющего духовного центра, кроме Русской Православной Церкви. А она не объединяет его и не хочет о нём молиться.

Но, может быть, РПЦ, будучи окружённой враждебными ей силами, боится молиться о русском народе? отступилась от него, видя его травлю и уничтожение? и надеется на то, что до неё очередь не дойдёт?.. В этом случае она лицемерит, говоря о своей свободе после крушения Советской власти. И её заявления подобного рода не более, чем повторение в новых условиях известной декларации митрополита Сергия.

А если она свободна, но равнодушна к судьбе русского народа, то в чём же тогда причина этого равнодушия?» (с. 469).

И далее Шиманов убедительно аргументирует свои претензии:

«Богословы, возможно, выявят и значение нации в этом мире, и социальные ориентиры, помогающие народам строить их национальные дома. Но сегодня они к этому явно не готовы. О чём свидетельствуют, помимо многого другого, т.н. «Основы социальной концепции РПЦ», выработанные за последние года и утверждённые на Архиерейском соборе в августе 2000 г. Об этих «основах» достаточно сказать, что русский народ в них даже не упомянут, а по отношению к капитализму и социализму выказано одинаково благодушное безразличие. Вот тебе и ориентиры» (с. 472).

Самое парадоксальное, что предпринимает в данной связи автор, это попытка связать воедино русский национализм, социализм (синоним интернационализма) и христианство (синоним космополитизма). Однако, поскольку ждать от РПЦ дрейфа ни к русскому национализму, ни к социализму не приходится, надеяться остается только на себя. Его итоговое умозаключение в конце цикла статей о социализме таково: «Единственный правильный ответ на работу сынов дьявола – самоорганизация русского народа вокруг Русской Православной Церкви» (с. 482). Довольно неожиданный вывод после всех вышеприведенных сомнений, не правда ли? Тот ли это центр притяжения?

Шиманову очень трудно агитировать за социализм (якобы русский идеал общественной жизни) и православие (якобы национальную русскую религию), но он делает это упорно, даровито и подвижнически. Стоически перенося боль от ударов о подводные камни и мели, отвечая парадоксом на парадокс, верой на скепсис. А иногда с невинным видом противореча сам себе: «Священство должно быть вне политики, как политики большой, так и политики миниатюрной» (с. 476). Посмел бы он такое посоветовать раввинам!

Впрочем, у Шиманова есть перлы и почище: «Правильно понятый национализм – это, как уже сказано, путь к единству всего человеческого рода» (с. 516). Чтоб я сдох! – как говаривал Штирлиц… Если православный социализм есть утопия в квадрате, то национализм, понятый по Шиманову, – утопия в кубе. Какое может националисту быть дело до человечества, до этой чистой воды фикции?! Настоящий националист прежде всего как раз и убежден в фиктивности понятия «человечество»...

Признаться, с национализмом у Шиманова никогда не было и нет ясности по самым важным, основополагающим моментам. Еще в 2000 году он писал:

«Что такое национальная идеология и зачем она нужна, из каких идейных узлов она состоит и как ее выработать? НЕИЗВЕСТНО. Какова роль религии в этой национальной идеологии? НЕИЗВЕСТНО. Что должно стать нашей мировоззренческой основой – Православие, неоязычество, атеизм или что-то еще? НЕИЗВЕСТНО. Социализм или капитализм? НЕИЗВЕСТНО. Монархия, парламентская республика или какое иное политическое устройство? НЕИЗВЕСТНО. Надо ли русским создавать свои общины по месту жительства? НЕИЗВЕСТНО. Кто русский и кто не русский, какие должны быть критерии? НЕИЗВЕСТНО. Как нам строить свои отношения с другими народами России и остального мира? НЕИЗВЕСТНО. Нужно ли русским свое национальное государство и, если да, то каким оно должно быть? НЕИЗВЕСТНО» (с. 556).

О чем говорят вопросы, мучающие Шиманова? Они, в первую очередь, свидетельствуют о плохой – из рук вон! – координации в русском движении. Правая рука у нас не ведает, что делает левая – и наоборот. Отсутствие центра, отсутствие единой организации, общей газеты и т.д. сказывается скверным образом на состоянии умов. Вечно у нас своя своих не познаша. Мы не читаем, не изучаем с карандашом в руках, не обсуждаем, не пропагандируем друг друга. К тому времени, как Шиманов опубликовал свои вопросы, основные ответы уже были получены, а сейчас они существуют уже в сугубо отточенном, законченном виде. Но беда в том, что ни Шиманов не брал в руки, скажем, «Национальную газету», где годами «перетирались» все эти темы[4], ни я, ее главный редактор в 1997-2008 гг., не брал в руки «Молодую гвардию», где печатался Геннадий Михайлович. Это урок всем нам: мы должны, обязаны пестовать горизонтальные связи, обязаны вдумчиво читать друг друга…

 

*  *  *

Книга Шиманова большая, увлекательно написанная, по-юношески задорная, горячая, задевающая. В ней есть еще с чем поспорить (например, письма «К русской учительнице» и «В Аргентину», поражающие тотальным непониманием русской литературы, ее именно национально-воспитующего значения), но – и с чем согласиться восторженно, например, «О тайной природе капитализма», «Большие провокации (марксизм, гитлеризм и “Протоколы сионских мудрецов”)» и др. Шимановскую статью о семье – «Гнездо человечье» – я издал бы массовым тиражом как учебное пособие, выдавал бы в ЗАГСах всем подающим заявление на брак.

Есть и просто умные, хорошие мысли, например:

«Нас приучили шарахаться от русского национализма, как от какой-то скверны. Нам продолбили голову, уча, что мы – державная нация, поэтому нам не к лицу свой русский национализм. Нам нельзя, подобно другим народам, заботиться в первую очередь о себе. Наш долг думать сразу о всех и затыкать собою все дыры в общем доме, в котором русским не оставлено даже угла. Так воспитали нас наши враги, потому что именно в русском национализме правильное отношение русских людей к своему народу.

Национализм – это любовь к своим, верность своим, работа на своих и защита законных интересов своих сородичей. В национализме здравое понимание основы всякой общественности – деление людей на своих и чужих. Понимание того, что это деление и разное отношение к своим и чужим придумано не какими-то злоумышленниками, оно установлено Творцом. Любить заповедано не чужих, а своих, потому что люди в их нынешнем грехопадном состоянии способны любить чужих, как правило, лишь за счёт своих. По отношению к чужим достаточно справедливости и уважения, если они этого уважения заслуживают. Чужим можно даже помогать, если эта помощь не в ущерб своим. Но помогать чужим, когда они обворовывают и выживают из жизни твой собственный народ, значит соучаствовать в его убийстве...

Свои – это естественная и потому единственно здоровая духовная среда для всякого человека. В славянских языках само слово “свобода” происходит от корня, означающего “пребывание среди своих”. Поэтому разрушение твоего народа – это разрушение твоей свободы, разрушение твоего нравственного лица. У кого его нет, тому и горя мало. У того и нет заботы о своем народе. Но разрушение твоего народа – это прежде всего и больше всего духовная катастрофа для твоих детей, обреченных жить в больном мире и дышать его гнилым воздухом с самого их появления на свете. Кто этого не понимает, тот не понимает ничего. При любых знаниях. А кто понимает, тот засыпает с мыслью о своём народе и просыпается с мыслью о нём. И это естественно.

Национализм сродни семейному сознанию, потому что нация в идеале это большая семья...

Вот как хорошо понимают значение русского национализма враги русского народа и как плохо понимают его значение т.н. патриоты. Т.е. люди, подменяющие любовь к своему народу любовью к родине, а русскую национальную проблематику – общероссийской проблематикой. Будучи, по дурной российской традиции, пан-государственниками, патриоты предельно политизируют общественную проблематику, не оставляя в ней места для фундаментальных для жизни нации тем (осмысление которых как раз и питает здравую национальную политику). В результате работа по самоорганизации русского народа подменяется у них работой по созданию разнообразных политических химер» (с. 366-367).

Прекрасно сказано! А если и есть, что добавить, то Шиманов это сам и делает:

«Патриотизм идеологически всеяден. В нём нет организующих нацию идей, они подменены в нём идеей служения своему государству или своей партии, которые решают, что хорошо, а что плохо. И в чём истинное благо России... Связь русской земли с русским духом в патриотизме уже надломлена, а потому рано или поздно должна оборваться. Своя земля оказывается и своей, и не своей. И святыней, и проходным двором для кого угодно. Постепенно она перестает быть святыней и становится проходным двором. А затем и окончательно чужою. Поэтому она сегодня у нас так заброшена и замусорена. Такую землю не жалко покинуть. И ее покидают. Кто раньше, кто позже.

Превращение Русской земли в нерусскую заложено в патриотической идее, но оно не бросается в глаза. Оно обнаруживается в основном практически, оставаясь в теории замаскированным “любовью к родине”. Воспитанным в патриотизме трудно понять, что патриотизм в российско-советском его варианте это ловушка для простодушных. Это инструмент антирусской политики в руках правящих космополитов» (с. 370-371)[5].

Браво!

Надеюсь, читатели, если сумеют достать малотиражную книгу Шиманова, получат не только пищу для ума и импульс к яростной полемике, но и ощущения литературного гурмана от острого, пряного, вполне экзотического текста.

 

 

---

[1] Шиманов цитирует Иоанна Златоуста: «Бог не сделал одного богатым, а другого бедным». На что можно возразить: Он сделал одного умным, сильным, инициативным, а другого – глупым, слабым, инертным; а богатство и бедность лишь следствие того.

[2] Фроянов И.Я. Рабство и данничество у восточных славян. – СПб., С.-Петербургский университет, 1996.

[3] Об этом см.: Сергей Сергеев. Дворянство как идеолог и могильщик русского нациестроительства. – Вопросы национализма, № 1, 2010.

[4] Предлагаю читателю посетить интернет-сайты: nationalka.ru, а также sevastianov.ru, где можно без труда найти огромный массив наиболее актуальной русско-националистической литературы.

[5] Обращаю внимание: цитируемая статья Шиманова написана в 1998 году, как раз когда из-под пера автора этих строк вышло небольшое родственное по духу эссе «О патриотах и националистах». В то время мы не были даже знакомы ни лично, ни через публикации. Думается в данной связи, что было бы правильно этим годом датировать принципиальное расхождение названных дискурсов, явившееся результатом ожесточенной дискуссии, длившейся не менее трех лет. Хочется верить, это итог окончательный, пересмотру не подлежащий.