Юрий ПАВЛОВ. АЛЕКСАНДР КАЗИНЦЕВ: «ОПЫТ БЕДЫ». К 65-летию публициста
Юрий ПАВЛОВ
АЛЕКСАНДР КАЗИНЦЕВ: «ОПЫТ БЕДЫ»
К 65-летию публициста
В 1976 году после окончания факультета журналистики МГУ Александр Казинцев учился в аспирантуре на кафедре критики главного вуза страны. Её возглавлял Анатолий Бочаров – известный ортодоксальный советский критик, литературовед, один из самых последовательных русофобов, ненавистников традиционного крестьянского, народного мира. Подстать заведующему были и преподаватели кафедры: В.Оскоцкий, Ю.Суровцев, Г.Белая, В.Баранов, Л.Вильчек.
Дело не только в Анатолии Бочарове, ибо кафедра критики – лишь сколок со всего факультета журналистики, космополитически русофобского на протяжении последних, как минимум, пятидесяти лет. Александр Казинцев так вспоминает о журфаке МГУ 1970-х годов: «Мы там и не слышали о русских писателях! Ясен Засурский – декан факультета – приводил к нам Аксенова, Сола Доктороу. Писатели были и русские, и американские, но взгляды у них одни – они сильно недолюбливали Россию».
В годы обучения в аспирантуре (1976-1979) Казинцев живет в интеллектуально-духовном мире, параллельном миру кафедрально-факультетскому. Он много времени проводит в библиотеке МГУ. Сравнивая её с «Ленинкой» в 2008 году, Александр Иванович сказал: «В отличие от неё, фонды университетской библиотеки не были столь ревностно прорежены тогдашними блюстителями идеологической чистоты. Там я познакомился со 150-томным изданием Святых Отцов, книгами философов и поэтов Серебряного века». На квартире Казинцева проходят философские семинары, где читают, обсуждают работы В.Розанова, П.Флоренского, Н.Бердяева, Л.Шестова, сборник «Из-под глыб»…
Ясно, что аспирантский неуспех такого – некафедрального, нефакультетского, несоветского – Александра Казинцева был заранее предопределен. На его предзащите научный руководитель Галина Белая заявила: «Либо я, либо он». В унисон руководителю Казинцева высказался и Валентин Оскоцкий, что эта диссертация действует на него «как красная тряпка на быка».
Причины такой реакции лежат на поверхности. Казинцев критиковал Бориса Эйхенбаума, Юрия Тынянова, Виктора Шкловского и других «оппоязовцев», что для либеральной интеллигенции разных поколений – редкое кощунство, тяжкое преступление. Еще большим преступлением было то, что диссертант побивал звездных формалистов цитатами из «крамольных» авторов: Ивана Киреевского, Алексея Хомякова, Степана Шевырева, Василия Розанова…
Неудача Казинцева на предзащите кандидатской диссертации не была собственно неудачей. Более того, её нужно воспринимать как подарок судьбы: таким образом, для молодого человека был закрыт путь в безмятежное литературоведение – мертвую науку.
Думаю, что всеми этими вопросами Казинцев тогда не задавался. Главным и, по сути, единственным делом его жизни в 1970-е годы была поэзия. Именно с оглядкой на личную творческую судьбу и судьбу друзей по «Московскому времени» написана первая критическая статья «Несвоевременный Катенин».
«Опыт беды» – грибница, из которой вырастают любимые, главные, сквозные идеи всего творчества Александра Казинцева. В «Несвоевременном Катенине» (1982) «опыт беды» понимается, как способность человека, попавшего в экстремальную ситуацию (военную, политическую, творческую, личностную), остаться верным себе, верным идеалам красоты и правды народной. Кульминация на этом пути – неравный бой, в котором человек сознательно идет на смерть. Таким образом, одерживается духовная победа над самим собой, страхом, смертью физической.
Идея народности – альфа и омега русской литературы XIX века – становится идеей Казинцева на рубеже 1970-1980-х годов. Однако эта идея не рифмовалась с определенным кругом идей, настроений «Московского времени» (1975-1978), альманаха, душой которого были Казинцев и Сопровский. Об этом периоде жизни и творчества Александра Казинцева с опорой на письма, воспоминания, стихи непредвзято, со знанием дела рассказала Маргарита Синкевич в статье «Александр Казинцев: от “Московского времени” к “Нашему современнику”» (Родная Кубань. – 2017. -№4).
Сам Александр Иванович поведал о своей поэтической молодости впервые в 1991 году в статье «Придворные диссиденты и “погибшее поколение”». «Наследство» Бориса Кормера, с опозданием опубликованное в СССР в 1990 году, Казинцев называет «романом о моем поколении». Оно характеризуется, в частности, так: «Встречаясь, мы подбадривали друг друга: “Не забывай, где живешь”. Это незамысловатое приветствие призвано было хоть как-то смягчить удары тотального хамства <…>. Требования к “окружающей среде” были минимальными: не посадили, ну так радуйся. Зато и отторжение среды было полным. Ах, как любили мои сверстники в ответ на очередное насильственное “ты должен” ответить: “Я ничего и никому не должен”».
В 1991 году Казинцев, называя такую позицию наивной, делает акцент на «не должен». Позже, повторюсь, на рубеже 1970-1980-х годов на смену эгоцентрическому видению себя в окружающем мире пришли принципиально другие чувства, мысли, убеждения. Они были постепенно выстраданы и рождены любовью. Вот как определяется новая ипостась в становлении личности Казинцева и немногих представителей «погибшего поколения» в данной статье: «Мы отвечаем за этот день не перед нынешними власть предержащими – перед Родиной».
Александр Иванович прошел путь, характерный для многих писателей, мыслителей, творческих людей XIX-XX веков. Первым ключевым эпизодом на этом пути национального самоопределения, «единения с народом» стала «встреча» с Василием Шукшиным. О ней в 2008 году Казинцев рассказал следующее: «Мощнейшим эмоциональным толчком стал для меня просмотр фильма Василия Шукшина "Калина красная". Приятель буквально затащил меня в кино. Но стоило мне увидеть лицо Шукшина, я вдруг почувствовал, осознал потрясённо: "Это – брат мой!". Он так же смеётся, так же печалится и мучается. Спустя годы я узнал, что это же ощущение испытало множество зрителей – от колхозных механизаторов до академиков.
И тут же – второе открытие – как ожог: "Я русский!". До этого я не задумывался ни о своей национальности, ни о проблеме как таковой. А тут заговорила душа, кровь. Я стал искать другие фильмы Шукшина. Узнал, что сам он считает себя не киношником, а писателем. Что Шукшин – член редколлегии "Нашего современника" и там напечатал лучшие свои произведения, в том числе и киноповесть "Калина красная"».
Станислав Куняев в своих мемуарах «Поэзия. Судьба. Россия» верно заметил, что отношение к государству – одна из основных линий водораздела между писателями-патриотами и писателями-либералами в 1960-1980-е годы. Об этом на примере «Московского времени» и «погибшего поколения» написал Александр Казинцев в 1991 году: «На грани восьмидесятых <…> произошла показательная метаморфоза. Многие (думаю, здесь Александр Иванович преувеличивает. – Ю.П.) захотели “послужить”. Послужить Отчизне – именно так, с большой буквы»; «Тогда же и я пошел работать в журнал “Наш современник”, Юрий Селезнев призвал меня – послужить».
Так, идея «единения с народом» у Казинцева естественно закольцевалась идеей служения Отчизне, что подразумевало, как позже уточнит Александр Иванович в «Сраженных победителях», защиту интересов России и русских.
Прекрасная статья.