Вадим КОВДА. ГЕНИИ, Я ВАС ЛЮБЛЮ… Хулиганские стихи

 

ОТ РЕДАКЦИИ: на чтение хулиганских стихов Вадима Ковды наложено возрастное ограничение  40 + )))))

 

Вадим КОВДА

ГЕНИИ, Я ВАС ЛЮБЛЮ…

 

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ

Она меня, быть может, не забыла…

Из глаз её сочился тёплый свет.    

Она меня, балбеса, полюбила.

И я дурёху полюбил в ответ.       

 

Она так долго мне сопротивлялась –

кусалась, и лягалась, и дралась…

Зато потом – так сладко целовалась

и танцевала, пела и смеялась…

В любви до гроба яростно клялась…

 

Она была откуда-то с Валдая,

тогда филологиня молодая –

студенточка – ха-ха всё да хи-хи!    

Весёлая, задастая, простая,

любившая и танцы, и стихи…

 

Я избегал московскую породу,    

и город знал, конечно, не из книг…

О, сколько попадалось мне уродок –  

отвязанных москвичек записных.    

 

Два года мы почти не расставались –

читали книги, пели и купались.

Зимой на лыжах мчались в никуда…  

Я до сих пор жалею, что расстались.

Мне разные, конечно, попадались.

Но лучше я не встретил никогда.        

 

Непостоянство из каких-то недр

рвалось, лишая разума и сил.

Господь ко мне был милостив и щедр…    

Но это преступленье не простил.

 

* * *

Так в жизни мало дорогого!

Иду, путь кровью окропя.   

Могу легко понять другого. 

Но не могу понять себя…   

Всегда, готовый к мордобою,

но если честно, без прикрас, –

давно живу с самим собою,

как с лесбиянкой пидорас…

 

* * *

                      И истину царям с улыбкой говорить.

                                                                          Г.Державин

Метель меня лишь ласково обвеет,

Противник мой отринется – убит!

И боль меня коснуться не посмеет.   

И ругань, не коснувшись, отлетит.

 

И я опять пойду своей дорогой –

писать стихи и барышень любить…

Глядеть на мир и слушать только Бога…

Но даже Богу правду говорить.

 

ГИБЕЛЬ ЛЮБВИ 

А демоны любви расковано летали.

И ангелов любви, как мессеры, сбивали.

И ангелы в крови валялись здесь и там.

А демоны любви впивались в души к нам.

Они, как пауки, свои вонзали жала.

Вот и во мне любовь убитая лежала.    

Душил сернистый дух грязнейшего загула.

И нервный хохот плыл плейбоя Вельзевула.    

И ангелы любви – как отслуживший хлам.

И я вторгался в жизнь, как тот грядущий хам.

 

ЗАГУЛЫ

В голове мельтешенье и гул.

Рук дрожанье, дрожание скул.

Тьма и скука сей жизни недлинной...

И ныряешь в кромешный загул,
чтоб потом возвратиться с повинной.

Так обрыднет питьё, и бабьё,
и дружки... От тоски не избавлен,
возвращаешься в стойло своё,
полусогнут, разбит и раздавлен.

А в башке – полудурь, полусон...

Ничего не достичь полумерой...

И скребётся в ночи Паркинсон,

и Альцгеймер стоит за портьерой.

 

ОБРАЩЕНИЕ БОГА К ЧЕЛОВЕКУ

Прости, что слабый ты и тленный,
хоть смел и горд не по летам.
Велик твой разум драгоценный.
Но счастья Я тебе не дам.
Прости, что вверг тебя беспечно
в компьютерно-атόмный век.
Прости, что время скоротечно,
прости, мой бедный человек.
Не улететь тебе ко звёздам,
не разорвать рассудка тьму.
Прости... прости – тебя Я создал
лишь по подобью своему...

Как Я устал!.. Как мало проку!..
Сомненья бродят по пятам.
Я удаляюсь, слава Богу...
А ты ищи свою дорогу.
Попробуй сам... попробуй сам.

 

ЖАЛКИЕ ГЕНИИ

                                  Идёт обоз с Парнаса,

                                             Везёт навоз Пегаса.

                                                            С.Соболевский

Что же случилось с людьми?

Что происходит со мною?

Тянутся вязкие дни,  

полные боли и гною…

Что происходит в умах,

что приключилось со всеми?

Вон, на холстах и в стихах

корыстолюбия семя.

Вон, во грехе и во лжи     

пляшут спесивые маски,

пляшут безумные пляски

в нас на руинах души.

Вечной корысти кольцо,

лжи и убожества море. 

Жаль, что хитрил Пикассо, 

да и Дали Сальваторе.

Что же там в душах у нас?

Божья утеряна милость.

С..бся и спился Пегас,

вечный загадил Парнас.   

Столько дерьма накопилось!

Мы ни к чему не пришли.

Только не можем так яро,  

как Пикассо и Дали,

жить на потребу пиара.

Было ведь, было – дрались
Гойя, и Дюрер, и Данте…

Ну, а теперь продались
даже большие таланты.

Гениев жалкая прыть…

И опускаются руки…

Чтобы бабло получить,

необходимы кундштуки.

  

Гении, я вас люблю.

Что ж, и на Солнце есть пятна!

Вы пристрастились к рублю, –

это в России понятно.

Может, простителен грех?

Пусть грешник молится Богу.

Пусть проклянёт свой успех.

Но и уступит дорогу

Ковде, Фролову, Ван Гогу!..

 

* * *

Красота спасает мир!

Враки! – не спасает.

Но любовь спасает мир!

Тоже не спасает.

 

Ленка – царская жена

с подведённой бровью…

Вся Троянская война –

рождена любовью.

 

Доброта спасает мир!  

Сердце верить хочет.

Не ходи, дружок, в сортир –  

там тебя замочат.

 

Бестолковый мы народ –

счёта нет потерям.

Может, нравственность спасёт?

Тоже не уверен…

 

И сейчас – не гладь, не тишь.

Путь наш всё короче.

Мир спасётся только лишь,

если Бог захочет.

 

* * *

Вот и свет пролило бытиё –

просочилась, проклюнулась нежность…

И ты чувствуешь сердце своё,

а не только дурную промежность.

 

Вновь запели твои соловьи.

Снова ангелы в небе повисли.

Попрозрачнели чувства твои,

вознеслись и очистились мысли.

 

И блестят, и смеются глаза,

видя светлые мира начала…

Отчего ж вдруг скатилась слеза?

И губа отчего задрожала?

 

БЫЛОЕ

А в памяти уж не война –

послевоенная разруха...

Грязь, голод, карточки, шпана
и к матерку присохло ухо.

 

В загоне старый Саваоф.

В законе – воры и Советы,
менты, райкомы, ДОСААФ –
что не из Ветхого Завета.

 

Скандалы, драки, грабежи,
помойки, урки да собаки,
истерики и снова драки...

Всё это – в памяти души.

 

Ах, детство! Что я понимал?

Да! Не было вниманья деткам!

И я с дружками воровал,
и по котельным пировал,
и придирался к малолеткам.

 

Не чуя коммунистов гнёт,

дрочили мы, дрались, орали.

Ещё в чеканочку играли.

Ещё – кто дальше всех ссанёт.

 

Ещё не взвился Окуджава
и Визбор на олимп не влез.

Утёсов пел и пел Бернес.

О, как страна их обожала!

 

Хоть все – евреи. Наш сосед,
убитый вскоре в переулке,
имел трофейный пистолет,
другой – трофейные шкатулки.

 

Ещё я помню, в той поре
ограбили квартиру Каца.

И под гитару во дворе
тот вор цыганочку нам бацал...

 

И нет спасенья от шпаны.

И сам – шпана, хоть бит не дурно!

Росли шальные пацаны,

Теперь уже не для войны,

а чтобы гнить всю жизнь по тюрьмам.

 

* * *

                                     Земную жизнь пройдя до середины...

                                                Данте, «Божественная комедия»

Земную жизнь пройдя на три четвёртых
вдруг осознал сегодня поутру,
что я, пожалуй, всё ещё не мёртвый,
но что и я когда-нибудь умру.

 

Живу в разладе с временем и музой.

Но ускользнул от скуки и от лжи.

И выкарабкался изо всех иллюзий,
и сохранил цветение души.

 

И проявил упорство и сноровку.

А долго был лишь мальчик для битья!

Я побыл в жизни, как в командировке,
как в отпуск съездил из небытия.

 

Пожив в земной, нескучной обстановке,
наев, напив, нашкодив, я – балда,
вернуться должен из командировки
в родимое дурное НИКУДА.

 

СОЛОВУШКА

Слышу, слышу Божьи клавиши –

малой птахи разворот…

Соловей поёт на кладбище.

Он не знает, где поёт.

 

Свищет, булькает – не кушает.

Трель за трелью до зари.

И его могилы слушают,

ну и те, кто там – внутри.

 

Так давай же, жарь, мой маленький,
золотой ночной поэт.

Голос твой – цветочек аленький –
украшает этот свет.

 

Пой, соловушка прекрасный,
подгулявший горлопан.

Голос твой безумный, страстный
от любых врачует ран.

 

Пой!.. Вопи!.. Гроба пусть треснут.

Голос так силён и мил!

Может, мёртвые воскреснут

и восстанут из могил?

 

Над кладбищенскими безднами 

реет счастье… Вот и пусть!

Я-то сам своими песнями

навожу тоску и грусть.

 

* * *

Истина горше и глуше...

Есть нищета в правоте.

Только присмотришься глубже:

правы и эти, и те.

 

И разветвится дорога.

И замолчишь одиноко,

вновь никого не виня...

Истина?! – это для Бога.

Истина – не для меня.

 

И на пороге кощунства

с болью, что в кости легла,

думаешь честно и грустно

о неизбежности зла...

 

ВИРТУАЛ

Когда от пьянства совесть вся опухнет,

я жизнь сочту полнейшим пустяком…

Когда система солнечная рухнет,

что может статься с этим вот стихом?

 

Его на сайт отправлю другу Вале.

Молиться буду, чтоб письмо дошло.

Стих будет вечно плавать в виртуале.

Его прочтут пришельцы с НЛО.

 

Прочтут стихи других – товарец сорный.

Глаза пришельцев добро заблестят…

И в межпланетный коллективный сборник

меня с большою помпой поместят.

 

А там прочтут и Боги, и начальство –

прочтут банкир, премьер и президент…

И Жора Сорес – старый, полный чванства,

мне отстегнёт солидный дивиденд.             

 

Мои слова разбередят им нервы…

Хозяин Челси – вежливый бандит,     

прочтя мои тончайшие шедевры,

поездкой в славный Лондон наградит.

 

Я стану лидер мирового слова,

и славы налетит туманный шквал  

Такое было лишь у Евтухова.

И Евтухов устроит мне скандал.

 

Он – лауреат и знатный кэгэбэшник,

клиент почётный страшного суда…

Ну я, конечно, тоже старый грешник…

Но вот сексотом не был никогда.

 

Коллеги станут клеветать и каркать,

но я останусь преданным стране.

И, не придав значенья колготне, 

меня прочтут другие олигархи

и скинутся на премию – для мне. 

 

СОН

Тоской и злобой омрачённый,

я с удивленьем наблюдал,

как улыбался заключённый

и как калека напевал.

 

И как слепец ступал спокойно.

Но как же он?.. В извечной мгле!..

Я понимал, что недостойно

себя веду я на земле...

 

И сам, стараясь разогнуться,

за ними пристально следил...

Но ни запеть, ни улыбнуться

я сил в себе не находил.

 

ФРЕЙДИЗМ

Мы проходили пестик и тычинки.

В сосудах бухал жаркий кровоток…

А я смотрел, смотрел в глаза училки –

она была прекрасней, чем цветок.

 

В нейронах тонких, в нежных тканях сердца,

там где дрожит живое вещество,

я слышал, слышал резкий голос секса,

там, где, быть может, не было его.

 

Да и везде, где выпукло и впукло,

связует секс – и крепче связи нет!

Вот детский мир – для девочки там кукла.

А пацану – кинжал и пистолет…

 

Он есть в причёсках, в оформленьи задниц,

во взорах, в поворотах головы,

в походках ломких сумасшедших модниц,

что полонили улицы Москвы.

 

Не только в жгучих запахах поллюций.

не только, где любовный чад и стих –

в кровавых дебрях лютых революций.

в баталиях парламентов тупых…

 

Полупрозрачно, мягко, как из воска,

трепещет, бьётся нервный капилляр.

Дрожит соблазн в сосудах дальних мозга…

А рядом Серафим и Велиар.

 

Здесь Бог и дьявол, в общем, не без блеска,
всё закрутили хитро и умно…

Состряпали, быть может, для гротеска
бордели, Фрейда, грех, порнокино…

 

Жизнь создана из секса и для секса!

Всё остальное – спорно и темно.

 

* * *

Куда я рвусь, не в силах оглянуться? 

Куда? Зачем? – Так думать не впервой…

Я слышу за собою свист и вой…

Когда-нибудь несчастия сомкнутся

и над моей бедовой головой.                    

 

Ещё признаюсь вам чистосердечно: 

как ни живу халявно и беспечно,                   

какой я ни мудрец и ни хитрец –

но царствовать и рабствовать не вечно –

и что конец наступит, наконец…

 

И я, пожалуй, объясню едва ли,
как на Руси в предчувствии конца  

прекрасная энергия печали

нам разрывает души и сердца. 

 

И невзначай почувствую украдкой,   

что гибели и боли вещество 

Москву заполонило дымкой сладкой,   

как древний Рим периода упадка

искусство изощрённое его.

 

* * *

Блефует мир. Страна портачит.

Нудит газета. Ящик врёт. 

Душа парит, тоскует, плачет…    

А ржавый разум скрежет издаёт.

 

Жена скандалит… Тёлки доят, 

но не дают. И свет не мил.

Лишь шум дождя чего-то стоит,

да лист, кружащий робко у могил.

 

Пускай на рынке обманули…

Глядишь и думаешь: – А хули?     

Ведь солнце всё равно взойдёт!

Мяучет кот… Ребёнок гулит…

А голос Окуджавы нам поёт:

– Виноградную косточку
                      в тёплую землю зарою...

 

ЦУГЦВАНГ

(из монологов друзей)

Всё заклинено, спёрто, забито…

Ложь и мгла – перекошенный ад…

Ни дышать, ни откинуть копыта.

Нет пути ни вперёд, ни назад.

 

То ли боль, то ли тьма накопилась…

Нет надежд ни на Джун, ни на Ванг.

Всё заузилось, сжалось, сдавилось…

Хода нет – только пат иль цугцванг.

 

Я устал напрягаться и драться,

строить замки на рыхлом песке.

И не знаю, куда мне податься

на трясущейся, липкой доске?  

 

* * *

Да, я Вас, к сожаленью, не забыл.

Душа тоскует, мечется и рвётся.

Спасибо Вам за то, что я любил…

Счастливым стать, увы, не удаётся.

 

Да! Близок к завершенью – жизни круг.

Сработались и выгорели нервы.

Спасибо за предательство, мой друг, –

я так боялся, что предам Вас первый.

 

Меж нами шла незримая война.

Я те ещё выделывал коленца.

И был в те золотые времена,

как Сталин, что хотел напасть на немца.

 

Пусть жизнь не мне дарует благодать.

Она права – крива моя дорога.

Я Вас хочу… случайно увидать.

Прошу о том безжалостного Бога.

 

ТЯНЕТ К БОМЖАМ

Поздно вставал, но и поздно ложился.

Зубы не чистил и руки не мыл. 

Так разложиться, как я разложился,

нужно немало и нервов и сил.

Тянет к бомжам – я б у них поучился…

Их поучил бы, родимая Русь! 

Раз я на этой земле народился

в этой земле до конца разложусь.

 

* * *

Как случилось, что этнос родимый 

при избытке таланта и чувств,               

обескровлен, бессмыслен и пуст.

Купиною был неопалимой –

стал как чёрный обугленный куст?

 

Пронырнул через все катаклизмы,

научился стяжать и смердеть.

Разложился и умер при жизни.         

Значит, время пришло умереть?..

 

А терпенье, точнее покорность,

вороватость, и лень, и тщета…   

Но твердят и твердят про соборность,

третий Рим, и жидов, и Христа.           

 

ПАМЯТИ ДОКТОРА ЯНУША КОРЧАКА*

Среди самых священных историй

я не помню священной такой.

Доктор Корчак, Вы шли в крематорий,

чтобы детский продлился покой?..

 

Но сиял ли тогда в поднебесье

строгий глаз средь литой синевы?

Ведь Христос-то, он знал, что воскреснет.

Ну а Вы, доктор Януш, а Вы?..

 

Вот чугунные двери закрыли.

Вот одежды заставили снять.

Что Вы, доктор, тогда говорили?

Вы смогли во спасенье солгать?

 

Но какое же это спасенье?

Все мертвы, а страданья – не счесть.

Слышу пенье, негромкое пенье...

Спасены от распада и тленья

только совесть людская и честь.

 

Вы глядели спокойно и немо.

Вы другой не искали судьбы –

вместе с дымом в безмолвное небо,

вместе с дымом из чёрной трубы.

 

Растворились в просторе широком,

по пространствам ветра разнесли...

Я вдыхаю Вас, старый мой доктор,

чую в каждой частице земли...

 

УРОК

Нечистой совести урок…

Да! жизнь была паскудна.

Учись проигрывать, дружок, –

выигрывать не трудно.

Пусть тяжко жить. Что есть то есть!

Но для Руси – нормально!

И помни: всё, что в мире есть,

окончится печально.

Пусть предаёт тебя страна,

блатная и хмельная,

НЕ ПРЕДАВАЙ её, она –

родная и больная.

 

* * *

Сколько неба! сколько поля!

Дали – в полумгле.

Сколько подлости и горя

на родной земле!

 

Только я – удел мой жалкий –

это умолчал.

И в словесной перепалке

землю защищал.

 

И с врагом в неравном споре

я нечестным был...

Я и в подлости, и в горе

Родину любил.

 

 

---

* Януш Корчак (1878-1942) – литературный псевдоним польского еврея, врача и педагога Генрика Гольдшмидта, погибшего в газовых камерах Треблинки вместе с 200 воспитанниками и персоналом «Дома сирот».