Валерий СКРИПКО. КОМУ НА РУСИ ЖИТЬ ОДИНОКО? По следам статьи Кирилла Корчагина в "Новом мире"

 

Валерий СКРИПКО

КОМУ НА РУСИ ЖИТЬ ОДИНОКО?

По следам статьи Кирилла Корчагина в "Новом мире"

 

Заявленные темы статьи Кирилла Корчагина в журнале «Новый мир» (№8-2018) – это история, коллективность и литературный канон. Статья приоткрывает нам некоторые тайны формирования эгоцентрического мировоззрения, которое реализует себя в литературе и искусстве. Мы можем проследить, какие умозаключения и заблуждения ввергают творческого человека во мрак «публичного одиночества».

Вначале было желание просто пробежать глазами текст, где все оценки заранее известны и предсказуемы. Но на восьмой странице статьи удивило одно четверостишие. Это не просто стихи – это почти гимн!

Я ненавижу слово мы,

Я слышу в нём мычанье стада,

Безмолвье жуткое тюрьмы

И гром военного парада.

 

Очевидно, стихотворец имеют в виду все военные парады, в том числе и тот, что был в 1942-м году и после которого советские войска погнали фашистов от Москвы – на Запад. Автору стиха Владимиру Ковенацкому в это время было пять лет, и он прятался от войны вместе с родителями в Перми. После великой Победы Володя вернулся в столицу, но его чуткая творческая душа поэта не услышала родных мотивов в народной стихии военных лет, дым военных пожарищ не стал для него дымом отечества. Превратившись с годами во Владимира Абрамовича, судя по приведённым выше стихам, он начисто забыл КТО его спас, ЧЕМ жила и ЧТО любила сохранившая ему жизнь многострадальная страна.

Удивительно!

Автор статьи Корчагин, ссылаясь на мнение других литераторов, пытается разъяснить нам причины, по которым русскоязычный поэт оказывается «Иваном, не помнящим родства». И почему он не желает вместе со всеми заниматься поисками нового смысла жизни в обществе с помощью нового творческого метода – соцреализма. Отказ от соцреализма (по мнению Корчагина) объясняется эстетическим выбором.

Автор статьи, а с ним и все литераторы, предпочитающие «неофициальный литературный канон», забывают очевидную истину: когда всё общество занято общим трудным делом, нельзя отворачиваться от большинства – подобно невесте, которой не приглянулся жених. В отличие от сватовства отношения с Родиной, с её гражданами есть отношения со своей большой семьёй, где каждый должен выполнять свою часть гражданских обязанностей. Ты зачем пишешь-то, друг?! Если для развлечения, то какое мне дело до тебя, до твоего эстетического выбора!?

Есть книга Александра Чанцева по проблемам эстетического выбора под названием «Бунт красоты. Эстетика Юкио Мисимы и Эдуарда Лимонова», где приводится достаточно полное определение: «К сфере эстетического относятся все компоненты системы неутилитарных отношений человека с миром (природным, социальным, духовным), в результате которых он испытывает духовное наслаждение. Слова «духовое наслаждение» имеют здесь принципиальное значение. У многих наших «неформалов» неутилитарные отношения с миром социальным, как правило, очень плохие. Они пробовали творить, презирая чуждую им социальную российскую среду. И замыкались в себе, в своих фантазиях. Читаешь их злые, высокомерные вирши и прозу и жалеешь авторов: бедные, как им тяжко со своим «эстетическим выбором» в пользу эгоцентризма.

А ведь духовное наслаждение может быть светлым и вдохновляюще высоким. Оно способно всколыхнуть чуткую поэтичную добрую душу, подвигнуть её к глубоким переживаниям… Но при одном условии, а именно: если человеку посчастливится иметь такую душу – обязательно добрую, здоровую, которую гордыня не подчинила себе безраздельно… Такая душа счастлива вместе со всеми, кто её окружает, она не может не делится своим восторгом с ближним своим.

Самое главное, она любит ближних своих – в любом обличии и звании, из дальних мест и ближнего двора. Она любит в них всё человечное, душевное – в неповторимом сочетании с российскими крайностями в проявлении чувств. Но пусть крайности, пусть, пусть непростые характеры, но они наши братья и сёстры по менталитету. Без них скучно жить, а точнее – очень одиноко.

Но приверженцам «неофициального канона» с нами одиноко! В России такие деятели искусств вообще мыслят себя вне народной эстетики большинства. Часто их раздражает, например, писатель Иван Шмелёв со своим особым народным языком, яркие выражения которого транслируют нам голоса православного русского мира. Неприятие вызывала и проза писателей-деревенщиков.

Метафизическая, на уровне агрессии потусторонних сил, злоба охватывает «неформала» Абрама Терца (Синявского) при виде картин Михаила Нестерова, в которых «закачан воздух Небесный», как говорят священники. Почитайте в его романе «Спокойной ночи» мнение о картине художника с образом юноши – будущего святителя Сергия Радонежского. Это не мнение диссидента, а бесовский голос из самой Преисподней!

Советские писатели делали еще первые попытки отыскать черты нового человека в рабочих и крестьянах первых советских лет, находили удачные примеры смены жизненных приоритетов (например, Семён Давыдов у Михаила Шолохова), а для неформалов и прочих «свободных» от общества литераторов соцреализм уже «омертвел», уже наскучил, не успев по-настоящему сформироваться и раскрыться. Никто не смог объяснить им, что жизнь правильная, справедливая в едином сообществе равноправных тружеников, без излишеств и крайностей, вообще-то очень скучна для испорченного первородным грехом человеческого ума, привыкшего судить обо всём в силу своей испорченности.

(Есть в интернете фрагмент проповеди священника Андрея Ткачева, где он говорит о том, что в раю лениться не придётся. Там целую вечность идёт Божественная литургия и обитатели всё время молятся и поют псалмы. Видно было по лицам, что часть слушателей загрустила. Им расхотелось в такой рай!)

Диву даёшься, на что надеялись большевистские идеологи, привлекая для работы в разных сферах культуры, в литературе и искусстве творческих людей из другого «философского лагеря» – эгоцентристов до мозга костей, часто даже чуждых нам по менталитету? (Товарищ Ленин, о чём вы думали?)

Неужели кто-то из правящих элит мог искренне верить, что новые добрые сознательные российские пролетарии, вроде Бабушкина, в своей созидательной работе по изменению общества способны победить эту агрессивную команду верных помощников Воланда (на ночь не будет помянут!) с их космополитической сплочённостью и жестокостью? Из их творений в духе «неофициального канона», как изо рта героя фильма «Мастер и Маргарита» администратора Варенухи, то и дело выглядывал большой клык – признак мирового зла.

От великого явления МЫ – в их сознании остались только «тюрьмы». Напугав ими, а еще казнями и расстрелами, себя и читателей, российский неформал от искусства считает, что имеет теперь полное право решительно уйти во «внутреннюю эмиграцию», творить для себя!

Вот что пишет продолжатель дела неформалов – поэт Виктор Кривулин уже в 2001-м году:

Русский флаг еще вчера казался красным

А сегодня сине-красно-бел

Но приварок цвета не указ нам

Те же мы кого когда-то на расстрел

Уводили на рассвете конвоиры.

 

Такого гражданина на добрые коллективные дела не сагитируешь. Атрибутикой новой России не вдохновишь. Сколько ни размахивай триколором российского флага, сколько ни призывай к единению во имя созидания, такой «герой» смотрит на тебя, набычившись…

Он «всё тот же», он выбрал не сотрудничество, а месть!

Непонятно только, как он собирается мстить за тех «собратьев», которых когда-то «увели на расстрел». Сам интеллектуал из числа приверженцев «неофициального канона» – воевать не умеет и не будет! И не сотоварищей жалеет, а за себя боится.

Очевидно, где-то в подсознании, он надеется на «помощь Западного мира». «Разбомбите их!» – кричал с трибуны в Нью-Йорке один такой приверженец «неофициального канона» писатель Солженицын, имея в виду Советский Союз. (Короткое видео – отрывок из этой речи можно найти в интернете.)

В статье приводится мнение Михаила Лившица о том, что «с начала ХХ века центр общественных противоречий переместился из борьбы классов в область противоречий между личностью и государством. Соответственно этому искусство начало уходить в область личной психологии».

«Уходить» – мягко сказано. «Личности» предпочитали «сбегать» от гражданского долга, от ответственности перед обществом. Правда, затем Лифшиц утешает себя и читателей, что такой «уход в психологию» явление временное. Что «нужны общеобязательные нормы в жизни и в искусстве. Господствующее государство отвечает тенденция истории». Но в искренность подобного призыва уже не веришь! Государство неформалу требуется тоже своё, «неформальное» для достижения собственных узкогрупповых целей. Статьи Кривулина «стремились сформировать единую систему понятий для всей ленинградской неофициальной литературы».

Странная у нас страна с населением, говорящим на одном языке, но с разными системами понятий.

У «неформалов» педагог Макаренко, который пытался перевоспитывать несчастных детей-беспризорников, приравнивается к Геббельсу, потому что тот и другой действуют методами «тоталитарного режима». И неважно, что большевик трудится для большинства трудящегося человечества, а Геббельс – для особо избранной (неизвестно кем) немецкой расы. Они оба одинаково пугают чувственную душу «свободного художника» «сотнями миллионов, расстрелянных» и мешают ему творить по заказу мецената, который, чаще всего, является также заказчиком истребительных войн с гигантским количеством жертв, ради перераспределения мировых рынков сырья и сбыта продукции.

«Всё смешалось» в горячечных головах всех этих неформально мыслящих «Облонских»!

Помнится, когда Солженицын после призывов об атомной бомбёжке СССР приехал «обустраивать Россию» – в искренность оратора как-то уже не верилось. От писателя быстро отвернулись многие горячие поклонники. В их представлениях – «атомные бомбёжки» страны с её «обустройством» – даже эстетически не совпадали.

В девяностые – мы слушали с упоением слова песни Андрея Макаревича «не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнётся под нас»! Ах, как ново и смело!

Но в тексте песни были и такие строчки: «И я не горю желаньем лезть в чужой монастырь». Мы аплодировали, но не заметили противоречия между припевом и этими словами. Уж если мы задумали «прогнуть этот мир под себя», то уж всенепременно в чужие монастыри придётся залазить, и в храмы, и в скиты, которые обязательно станут помехой в этом случае. Там могут прятаться противники «демократии и свободного рынка». В «монастырях» проповедуется другая идеология, где нет места насилию и сребролюбию. Вспомним, какой популярностью пользуется у российских паломников Оптина пустынь, Валаамская обитель!

Про «чужой монастырь» – это про другое. Это сленг. На разбойничьем языке «прогибающих под себя мир» либеральных «демократов» и демократических либералов – это означает только одно: мы «своих» трогать не будем. Разведём на планете одну американскую «плантацию», где у преданных ей – будут свои винные заводики в Крыму, собственные острова в океане, и так далее и тому подобное…

«Одиночники» со своим дьявольским запасом гордыни и себялюбия догрызут этот мир, если их окончательно не разоблачить и не осмеять!

За дело, будущие Чеховы!