Андрей РУМЯНЦЕВ 
Андрей РУМЯНЦЕВ
ОТ СОСНЫ ДО ЗВЕЗДЫ
* * *
За отцовской избушкой,
От прясла,
отчеркнувшего маленький двор,
Начинается дивный и ясный,
Весь исхоженный мною простор.
Видишь, в поле сосна, как травинка,
Дальше холм, как под снегом копна, –
Это вечно живая картинка
В нетускнеющей раме окна.
Ну, а дальше,
омытая синью,
Нежнозвучна, библейски чиста,
Во все стороны света – Россия,
От сосны до звезды – высота!
* * *
Мальчик в кубанке спокойно глядит с фотографии.
Это мой дядя, солдат восемнадцати лет.
Время ему и друзьям его так не потрафило:
Школа, и фронт,
и накрывшийся пламенем след…
Братик последний, любимый,
В речах моей матери
Был он, как ангел, –
Застенчив, и ласков, и мил.
Боже помилуй,
Не то, чтобы грязных и матерных,
Он даже резкого слова не произносил.
То с малышами каким-то печеньицем делится,
То разнимает лихих забияк, не силён…
Бабка смеялась: «Ты, Сёма, что красная девица».
Хмурился дед: «Мужиком себя чувствуй, Семён!»
Нет, не сидел он задумчиво на поле клеверном,
Нет, не томился за тихим иль праздным столом.
На лошадях он скакал без седла, как приклеенный,
И по мишеням в десятку стрелял за селом.
А как шинельку надел за казённой оградою
И к эшелону в колонне его повели,
Он на сестёр оглянуться не счёл своей надобой,
Не захотел помахать им рукой издали.
Мать моя эту оплошку запомнила братову,
Плача, твердила, уже и стара, и слаба:
«Если бы он оглянулся –
дорогу обратную,
Может быть, Сёме тогда подарила судьба!».
Я представлял огневую купель сталинградскую,
Мальчика,
в жизнь заглянувшего утром, как в сад,
Чёрные скаты в могилу огромную, братскую…
Вот он шагнул к ней
и не обернулся назад!
* * *
Солдат вернулся, а его невеста
Не дождалась – живёт уже с другим.
Но не бывает пусто
свято место:
Он выбрал ту, что соблазнилась им.
Солдат был хвор – к дождю болела рана.
Хозяйство вел без пыла – вкривь и вкось.
Взошла над ним хмельная власть стакана,
И в мир подругу отпустить пришлось.
Речь не о ней
и не о нём в итоге.
Речь о невесте – нежной до поры.
Она всегда являлась на пороге,
Когда вступал он в тёмные миры.
Она стояла, тонкая, как ива,
И нежная, как ласка ветерка.
Так трепетно, так верно, так счастливо
Лица касалась лёгкая рука.
И начинал гудеть какой-то зуммер,
И голос властный бушевал во сне:
«Ты почему от ран своих не умер,
Влюбленный и счастливый,
на войне?».
* * *
Зимнее простуженное поле,
Дым посёлка, чёрные леса.
Чтобы даль не разглядел я, что ли,
Набегают слёзы на глаза.
Видно, это русская кручина:
Зябкий морок тает не спеша,
Чтобы сердце ныло беспричинно,
Беспричинно маялась душа.
* * *
Когда штормит Байкал,
Он сотрясает небо.
Чтоб так трубить, как он,
На свете нет трубы.
И каждая волна
Вздымает судно слепо
Стоймя –
Не всякий конь
Так встанет на дыбы.
И эта мощь его,
И этот норов грозный
Не страшны стенам скал,
Валам сырых песков.
Но если тих Байкал,
Он – луг бескрайний росный,
А волны – шёлк живых
Лучистых лепестков.
Он в сердце навсегда:
И омывая сушу,
И чёрным небесам
Без устали грозя.
Так не любить нельзя
Мятущуюся душу,
И ласковой души
Так не любить нельзя!
* * *
Морозный день. Над крышею дымок.
Слепящий снег. Волнистая дорога.
И человек, идущий от порога
По этой самой лёгкой из дорог
В лучистый мир,
Где чистые поля
Сливаются с родными небесами…
Куда идёт он с ясными глазами,
Заиндевелый, как и тополя?
Пред тем, как слиться с дальнею землёй,
Пред тем, как в небе близком раствориться,
С кем он в конце пути разговорится,
Уже осыпан звёздною золой?
Кому оставит мир земных чудес,
Где всё полно покоя и доверья:
Слепящий снег, прозрачные деревья,
Волнистую дорогу до небес?..
* * *
Живи, как в последний день.
Пиши, как в последний час…
Любое из добрых дел
Пусть будет не напоказ.
Любое из певчих слов
Пусть дышит твоей судьбой.
Завет для творца не нов:
Останься самим собой.
Но выше всех слов и дел
То ль правило, то ль наказ:
Живи, как в последний день,
Пиши, как в последний час!
* * *
Г.С.
Это песня задела мне сердце,
Это солнце коснулось руки,
Чтоб могла ты со мною согреться
От светящейся, нежной строки.
Это просят былинка и ветка:
Не губи, не суди, не греши,
А желай только света и ветра
На бескрайнем просторе души.
* * *
Т.Суровцевой
Азиату пристало родиться
Где-то в Нерчинске или в Аге.
И судьба его – снежная птица:
Пролетела и скрылась в пурге.
Мы с тобой по судьбе азиаты.
Дом наш – снег да седая трава.
Наши песни из проруби взяты:
Были льдинки, а стали слова.
Наши белые души с рожденья
Опекала родная зима.
Ты возьми её снеготворенья
И заполни живые тома.
Ты в обмётанном, тусклом окошке
Золотой пятачок продыши,
Чтобы только открылся немножко
Мир неведомой прежде души.
Продыши эти мёрзлые дали –
В песню хлынет чужая беда.
Ну и что же, что так не певали
Никакие певцы никогда!
* * *
И всё-таки главные песни
Поэт посвящает любви –
Не попранной чести,
Не мести,
Не клятвам своим на крови.
Не надо ни мстить
И ни клясться,
Ни в медные трубы трубить,
А только любить
И бояться
При жизни своей разлюбить.
Принять нищету и безвестье
И слиться с другими людьми,
И выстрадать главные песни,
Заветные песни любви!