Пётр ЧАЛЫЙ СЛУЖУ СЛОВУ… Творческая судьба Михаила Шевченко. К 60-летию Союза писателей России

 

Пётр ЧАЛЫЙ

СЛУЖУ СЛОВУ…

Творческая судьба Михаила Шевченко. К 60-летию Союза писателей России

 

С 1966 года поэт и прозаик Михаил Петрович Шевченко без малого четверть века проработал, сам он говорил об этом на старинный лад – служил в Союзе писателей РСФСР, с 1974 года по 1989-й секретарём правления. Вместе с соратниками он занимался поддержкой литературной жизни в России. Можно всяко относиться к писательским съездам и пленумам, к дням литературы в областях и республиках, творческим совещаниям молодых. Можно разно оценивать заботу государства и Союза об авторитете книжного Слова и его творцах в обществе, об издательском деле. Согласимся: книга в советскую пору была источником знаний и учебником жизни. Согласимся, что в этом была немалая заслуга тех, кто стоял у штурвала на капитанском мостике литературного корабля…

 

В Россошанском педагогическом училище-колледже открыта мемориальная доска русскому поэту и писателю Михаилу Петровичу Шевченко (1929 – 2010). Знающий и любящий литературу отчего края читатель хранит на своих полках его книги – сборники «крепкой» прозы, искренних исповедальных лирических стихов и задиристых басен. Они изданы тиражом более трёх миллионов экземпляров. По мотивам его повестей «Дорога через руины» и «Кто ты на земле» были созданы фильмы.

Педагогическое училище можно назвать «кузницей поэтов». В послевоенные годы вместе с Шевченко здесь учился классик русской советской литературы Алексей Прасолов, а позже – самобытная поэтесса Раиса Дерикот, члены Союза писателей России Галина Петриева, Людмила Уварова.

Михаила Петровича хорошо знают и помнят в Россоши. Приезжая, всегда встречался, выступал перед молодёжью и взрослыми слушателями.

Об этом на торжественном сборе учащихся и преподавателей напомнили выступающие. Имя Шевченко известно в читающем мире. Его стихи, повести, рассказы переведены на ряд европейских языков и языки народов бывшего Советского Союза. Наш талантливый земляк за свои книги, за верность и преданность русской литературе удостоен премий Михаила Шолохова, Николая Островского, Ленинского комсомола, он кавалер Золотой Есенинской медали. Награждён орденами Дружбы народов и «Знак Почёта». Ему присвоены звания – Заслуженный работник культуры России, Почётный гражданин города Россошь.

Открытие посвящённой ему мемориальной доски – примечательное событие в культурной жизни. Наши души, как и душа Михаила Петровича, навеки неразделимы ни с большой, ни с малой родиной. Судьба Шевченко – это судьба подвижника и просветителя, патриота-государственника. Он многое успел сделать и многое бы ещё сделал…

Перед собравшимися выступили директор колледжа Алексей Владимирович Домнич, преподаватель Галина Васильевна Андриенко, члены Союза писателей России Виктор Васильевич Беликов и автор этих строк. Чалый. Учащиеся читали стихи и прозу Шевченко, пели любимые им русские и украинские народные песни.

О встречах с Михаилом Петровичем вспомнила преподаватель отечественной словесности Ольга Павловна Сибирко. «Он в шутку и всерьёз называл Россошь «центром хохлацкой цивилизации», а педагогическое училище её «сердцем». Здесь, на грани России и Украины, в краю своей особенной южнорусской культуры, жизнелюбивой и выносливой, не было более доступного домашнего способа образования и просвещения, как прийти в педучилище. Потому среди выпускников педагогического не одни учителя, но – учёные и военачальники, руководители различного ранга, журналисты, поэты и писатели...

Михаил Петрович любил бывать у нас в праздники и будни. Эти встречи всегда оставались памятными для учащихся и педагогов, для самого поэта – семья принимала своего сына.

В последние годы Шевченко неизменно обращался к нам с приветным словом. Вот его признание в любви к своей духовной родине:

«Родное Россошанское педагогическое, с 80-летием тебя! Здравствуй! Вечно здравствуй!

Прости, что не мог быть с Тобой 9 декабря: я ведь моложе Тебя всего на два годика. И, к сожалению, дальние поездки – уже проблема...

Но Ты – юность моя, потому Ты всегда в сердце моём. И воспитанный тобой как сеятель... разумного, доброго, вечного, я низко кланяюсь тебе!..

С наступающим Новым годом! Земных радостей Твоим преподавателям, Твоим воспитанникам – и нынешним, и прежним, всем-всем!

Россошанское педагогическое всегда было в числе лучших училищ России. Оставайся таким!!! Поднимай в полный рост молодое будущее её!!!

Сердечное спасибо за память. Твой Михаил Шевченко.

21.12.2006».

Дай Бог сбыться надеждам русского поэта на судьбу и значение нашего учительского колледжа.

 

Шевченко родился 28 января 1929 года в крестьянской хате. Родимые Сагуны и посейчас остаются по «статусу» слободой Подгоренского района Воронежской области. Родители перебрались на жительство в ближнюю Россошь – городок среди полей. Здесь мальчишка пошёл в первый класс школы, которая теперь носит название «двадцать пятой имени выпускника Героя Советского Союза лётчика – испытателя Бориса Рябцева». Учёбу прервала война. Июль 1942 – январь 1943-го. Этими датами означены чёрные дни немецко-итальянской оккупации Россоши и её округи. Под кованым сапогом фашиста люди не сломались. Врагу сопротивлялись млад и стар. Об этом говорится в книгах живого свидетеля той поры, писателя-земляка в рассказе «Метельная ночь». Четырнадцатилетнего подростка Илюшу Евсюкова фашисты «мобилизовали» на аэродром. Там, на кухне, он кочегарил у печки, увидел, по штампику узнал, что на топку привезли книги из школьной библиотеки. Вместе с одноклассницей они решили ночью тайком перенести, сколько смогут, книги к себе домой. Дело оказалось рискованным: в школе квартировали немцы. Всё же ребятам удалось через окно скрытно проникнуть в библиотеку и загрузиться книгами.

«…Женька смущенно улыбнулась. Она ещё не совсем опомнилась от пережитой опасности, но спокойствие Илюшки передавалось и ей. Уходил страх, шагать по глубокому снегу становилось легче: даже лямка тяжёлого вещмешка не так больно врезалась в плечо.

Остановились передохнуть в молодом вншняке. Присели на мешки.

– А книжки, знаешь, какие несём? Фф-у, жара! – заговорил Илюшка и снял ушанку. – Знаешь, какие?.. Капитана Немо, Гавроша и деда Щукаря избавили от огня! И деда «Десять процентов», помнишь, у Паустовского? А в твоём мешке «Маугли» Киплинга, кажись, как раз та, что вместе читали, в зелёном переплёте. Помнишь? У тебя же «Дикая собака Динго», «Сказки братьев Гримм» и «Как закалялась сталь» со штыком и веточкой на обложке...

Илюшка повернулся к ней.

– Жень, я хочу тебе сказать... Я верю тебе, но ты смотри. – Илюшка приложил палец к губам. – Завтра чуть свет взлетит в воздух бомбовый склад аэродрома. Поняла?! Только – язык за зубами!.. Я проносил на аэродром бикфордов шнур, – сказал Илюшка, надевая шапку. – Знаешь, взрывают которым...

 

В ту метельную ночь Илюшка погиб. Он пошёл за оставшимися в саду книжками. Их было немного. Он решил пробраться ещё раз в школу.

И пробрался. И набрал книжек. И уже возвращался домой, уже был недалеко от дома, но наткнулся на немецкий патруль и был убит очередью из автомата.

Перед утром, когда Варвара Васильевна отправилась за углём, над аэродромом взметнулось огромное, в полнеба, зарево; тяжело задрожала земля, донесся гул взрывов.

Женька стояла во дворе и, восторженно глядя на зарево, думала об Илюшке, о скорой встрече с ним...».

 

Герои рассказа «Метельная ночь» – из жизни. Сам Михаил Петрович Шевченко в дни фашистской оккупации тоже спасал книги из школьной библиотеки, писал листовки в стихах о том, как красноармейцы бьют врага на Дону и Волге, смертельно рискуя, расклеивал их по ночам.

Фашисты расстреляли героя рассказа «Метельная ночь».

Так было и в той суровой действительности. В записке о злодеяниях врага на оккупированной территории, написанной в январе 1943 года сразу после освобождения Россоши секретарём райкома партии Александром Фёлоровичем Друзем, названы, в частности, казнённые немцами и итальянцами школьники, оставшиеся навеки четырнадцати – шестнадцатилетними.

…Спасённые от огня книги Миша Шевченко отнёс в свою школьную библиотеку. После семилетки поступил в птицетехникум. А когда понял, что специальность зоотехника не «его», перешёл в соседнее педагогическое училище. По окончании тут же сам преподавал будущим учителям музыку и пение.

В аудиториях рядом сидели вчерашние школьники и молодые солдаты – фронтовики.Но все схоже щеголяли в гимнастёрках и галифе, в сапогах – кирзачах. Спустя десятилетия на встрече выпускников Михаил Петрович так вспоминал время учёбы.

Первый выпуск послевоенный.

Что увидеть ему довелось?

Сорок пятый...Вот эти стены.

А на них – в два пальца мороз.

 

Прошагавшие всю Европу

Поколенье бывалых солдат

В классы шло – как будто в окопы.

В те, что помнят павших ребят.

 

Рядом мы, пацаны, исправно

Тянем лямку каждый урок.

И со старшими мёрзнем на равных,

И на равных делим паёк.

 

И преграды, какие угодно

Мы берём на дороге своей.

Мы – фаланга самых народных,

Самых главных учителей!

 

Первый выпуск послевоенный, –

Вот и встретиться довелось...

Нам сегодня тепло в этих стенах,

Лишь на наших висках – мороз!

 

Поворотным в судьбе стал 1949 год. Первые стихи Михаила Шевченко оценили в творческом конкурсе. Паренька из глубинки зачислили студентом Литературного института имени Горького в Москве.

 

«Москва и Литературный институт, – вспоминал он, – помогли мне обрести себя. Сама столица с её историческим духом, с её музеями и театрами – неисчерпаемый источник постижения мира и человека в нём. А в Литературном институте в наших душах сеяли разумное, доброе, вечное В.Ф. Асмус, С.М. Бонди, Н.В. Водовозов, В.А. Дынник, А.А. Реформатский. К.И Чуковский; творческие семинары вели К.Г. Паустовский. В.П. Катаев, В.Г. Лидин, Я.В. Смеляков, А.Я. Яшин; к нам приходили С.Я. Маршак, М.М. Пришвин, К.М. Симонов. А.Т. Твардовский, А.А. Фадеев, И.Г. Эренбург, зарубежные знаменитости.

Студентами тех лет были начинающие поэты и прозаики, в большинстве недавние фронтовики, которым суждена была позже широкая известность Многому я учился и у них, со многими до сих пор товарищеские взаимоотношения.

Без очередного «перелома» не обошлось и в институте. Я тяжело заболел: истощение нервной системы, говорили врачи. Сказались, видимо, и голодные годы, и военное лихолетье. Институт – низкий поклон ему! – дважды отправлял меня в санатории на Кавказ и в Подмосковье, в дом отды­ха. Но защиту диплома все же пришлось отложить.

В 1961 году у меня вышла первая книжка стихов «Любовь». Она была по-доброму встречена в Тамбове и Воронеже. Но полной неожиданностью был отклик в... Америке. Одно дело, когда «притчей на устах у всех» становятся авторы журналов «Юность», «Новый мир»... Иное – быть услышанным, затерявшись в провинции. В неведомой мне нью-йоркской русскоязычной газете «Новая заря» неведомый Иосиф Левин писал: «...Что может быть лучше и выше Любви! И поэт нашёл для нее лучшие слова: «Ты святая святых моя». И он заканчивает: «Ты грядущий день освящаешь, Человеческая любовь!». Его поэзия полна радости. Она вполне жизненна, актуальна и доходит до читателя. Звучные строфы и хорошая метафора... говорят о его лирике, хотя в сборнике есть и эпические стихи. Они рисуют новый быт и новых людей на нашей родине».

Что же касается мнения американского рецензента об отдельных стихотворениях книжки, то в принципе оно совпадало с мнением таких поэтов, как Ярослав Смеляков и Василий Фёдоров.

Книжкой «Любовь» в 1961 году я защитил диплом. С выходом сборника стихов «Спасибо тебе за цветы» в 1965 году был принят в Союз писателей».

Шевченко в Тамбове более десяти лет был на газетной и издательской работе.

С 1966 года он вновь в Москве. Почти четверть века проработал в правлении Союза писателей России, пятнадцать лет – «рабочим» секретарём Союза писателей. Кстати, в 1983 году редкостная премия Ленинского комсомола была вручена нашему земляку – за многолетнюю плодотворную работу с молодыми литераторами.

 

Шевченко не терял связи с милой родиной (слово «малая» Михаил Петрович не любит, считая – Родина у всех большая). Часто он бывал в Воронеже и Россоши. Его выступления памятны землякам. Как и стихи –

...Да будет встреча,

             как всегда, прекрасной!

Куда ты нас, судьбина,

                          не забросишь,

И счастие куда б

                             ни привело,

Всё те же мы: для нас

                      родная Россошь –

Как лицеистам

                      Царское Село!

 

Довольно вместительный актовый зал педагогического училища полон народу. В проходах негде стать. На сцене (после Михаил Петрович скажет: «сцена моей юности») один Шевченко. Обращается к собравшимся: «Я хочу поговорить с вами о жизни и творчестве великого русского писателя, можно сказать – нашего земляка Михаила Александровича Шолохова». Шевченко рассказывал, как ему открывался художественный и исторический мир Шолохова, страницами он наизусть читал «Тихий Дон», «Поднятую целину», «Судьбу человека». Пел казачьи песни, подыгрывая себе на пианино.

Личные воспоминания ложились в русло беседы.

К семидесятилетию Шолохова Шевченко напечатал заметки о гении русской и мировой литературы в журнале «Москва». Спустя годы, уже после кончины писателя, Михаил Петрович узнал, что тот журнальный номер внимательно читал Шолохов. Его встряхнули, до слёз тронули записанные Шевченко отцовские крестьянские раздумья над шолоховскими книгами и над собственной жизнью. Речь шла о Григории Мелехове. «Ну чого? Чого йому не повирылы?! Вин уже ж так умотався… так умотався… Гришка-то весь истлив душою, вин тильки й думав, шо за землю, за плуг, да за дитэй своих». Но героя «Тихого Дона» литературные критики официально вроде бы накрепко занесли в бандиты и отщепенцы своего народа. Оказывается, не так-то просто было сбить с толку вдумчивого читателя в народе. Он видел в бандитах и отщепенцах «демонов революции», «комиссаров в пыльных шлемах», которые морочили ум и душу Мелехова и за него, за народ решали судьбу Отечества.

Житель донской степной глубинки Петр Яковлевич Шевченко понимал Шолохова. Понимал правильно.

Это «живое» свидетельство грело душу Михаилу Александровичу.

…Зал слушал и доверительно внимал гостю как близкому собеседнику, который наделен даром одновременно говорить со всеми вместе и с каждым в отдельности.

Потрясённый шолоховским словом, зал то вдумчиво молчал, то взрывался смехом и вновь – сдерживал дыхание.

Часа три пролетели как миг.

 

В южных российских пределах – «украинах» – не редкость значимая в нашей славянской литературе украинская фамилия – Шевченко. У Михаила Петровича есть даже на этот счёт лирическое объяснение с читателем: «Я часто слышу: – А скажите, правда, что вы – великого Тараса правнук? А может лишь однофамилец с ним…»

К слову, в моём родимом суходольном селе целая улица Шевченок набирается. Но – ни Михаил Петрович, ни мои земляки до недавнего не ведали, что в донских степях близ Россоши, действительно, живут потомки Кобзаря. В девятнадцатом веке после отмены крепостного права племянница Тараса Шевченко – Василина, дочь младшего брата Иосифа, в замужестве Хоменко, выбрала на жительство хуторок в Придонье. Отсюда, из Верхнего Киева, и разрасталась воронежская родословная ветвь древа Кобзаря.

Так что поэт, наш современник, не ведая об этом, верно разъяснял любопытствующему читателю: «Я должен вам ответить – это правда. Я так же, как и вы, Тараса правнук. Мне б, как и вам, его достойным стать».

 

Такого людского нашествия давно не видывала школа. Сюда, в Россошь, в двадцать пятую, сошлись-съехались выпускники. Собрались на праздник пятидесятилетия школы.

Ей, родной, посвящались выступления и речи.

Михаил Шевченко рассказал:

– Мой сынишка Максим вслух учит уроки. Бабушка хлопочет рядом и нет-нет поправляет внучка. Подсказывает ему «крылатые выражения» Некрасова, Добролюбова, Чернышевского. Слышу это и удивляюсь. Её-то, крестьянку Агриппину Григорьевну, судьба обделила, учиться не довелось. Допытываюсь: «Мам, откуда вы Чернышевского знаете?» Отмахивается: «Там, в двадцать пятой, портреты висели». Мама после фашистской оккупации какое-то время работала в школе уборщицей.

После кончины мамы я разбирал её узелочки, попалась ученическая тетрадь. На листках старательно срисованы печатными буквами высказывания великих людей. Срисованы с плакатиков, вывешенных когда-то в школьных коридорах и классах.

Вдруг увиделось: ночь, пустынная школа, ещё не просох только вымытый пол, и усталая мама за ученической партой. По складам проговаривает прочитанное, негнущимися пальцами старательно сжимает карандаш. Представил – и горло перехватило.

Ты помнишь, я руку твою отстранял,

Когда на глазах озорной братвы

Хотелось тебе приласкать меня

И ты касалась моей головы?

Ты глупость ребячью прощала мне,

Ты знала тогда уж о дальнем дне,

Когда я не друга и не жену –

Тебя буду звать. Лишь тебя одну.

Приди хоть во сне. Принеси тишину.

Присядь. Поцелуй мою седину.

 

Из фактов собственной биографии рождаются строки высокой пробы. Это географически точно обозначенные военное детство в Россоши, годы молодые на воронежской земле. Это самые родные люди в его жизни: мать, отец, сын. Читаешь исповедь. Вдруг забываешься – не кто-то рассказывает о себе, о своих терзаниях, нечто подобное пережито и тобой. История твоей души выплеснулась на книжный лист, чтобы и на твоём опыте в радостях и печалях все умели дорожить счастьем земного бытия. Дорожить и стараться быть хоть на чуть-чуть лучше.

 

В родимые края Шевченко обычно приезжал с увесистыми пачками книг в руках – гостинец землякам. В библиотеках слободы Сагуны, Россошанского педучилища, в здешних школах есть именные «шевченковские» полки, на которых книги автора и его друзей – писателей-современников с автографами.

А однажды Михаил Петрович сам принимал подарок. Ему вручили изданную в Воронеже книгу «Слобода Сагуны», написанную учителем-краеведом Николаем Сыроватским.

Шевченко с интересом перелистывал страницы, тут же зачитывал:

– Записались добровольцами в Красную армию. Среди них житель слободы Петр Яковлевич Шевченко. – Это об отце.

И ещё: жители Сагунов сражались на бронепоезде «Доброволец». Старшим пулемётчиком был Михаил Яковлевич Шевченко. Он дослужился до должности командира бронеплощадки. Пулемётчиком воевал и его младший брат Иван. – Это о дяде Мише, о дяде Ване написано.

– А вот о тёте сказано: Анна Яковлевна Шевченко вспоминает свои комсомольские годы как лучшее время жизни. Полураздетые, не всегда сытые, любили песни. В те двадцатые вся слобода была певучей.

Не довелось им при жизни прочесть о себе в книге.

– Вот и встретился с родными, – говорил Михаил Петрович.

Род сагуновских Шевченко богат талантами. Из него вышли народная артистка СССР Фаина Васильевна Шевченко, игравшая в Московском художественном театре, а также оперная певица Большого театра, заслуженная артистка РСФСР Вера Васильевна Макарова-Шевченко.

На страницах альманаха «Воронежская беседа на 1999-2000 годы» встречается знакомая фамилия. В работе, посвящённой выдающемуся деятелю дореволюционной России графу Сергею Уварову – автору знаменитой формулы «Православие, Самодержавие, Народность», отмечается: «единственный опыт научной биографии принадлежит перу современного историка М.М. Шевченко. Статья М.М. Шевченко написана с привлечением новых, ранее не использовавшихся источников, содержит целый ряд тонких и метких наблюдений, много ценных мыслей, касающихся взглядов Уварова, мотивов его министерской деятельности, подробный и обстоятельный анализ политики». М.М. – это Максим Михайлович, сын поэта, писателя. Молодой учёный – историк работает в Московском государственном университете. Так сложилось, что Михаил Петрович был отцом и матерью, сам растил сынишку. О его взрослении рассказал в повести «Кто ты на земле». «Твоя очень личная книжка о сыне нужнее эпопей, – так оценил повесть известный русский писатель Виктор Лихоносов. – Вся русская литература строилась на глубоко личном чувстве, на родстве, на желании навеки закрепить свою жизнь. Оттого она и великая… Так что ты своему сыну сделал великий подарок на будущее, а все, кто будет читать, тоже возьмут близко к сердцу. Надо и впредь запечатлевать всех, кто нам был в жизни дорог… Вот это и есть наша жизнь. Жизнь души…»

Максим Шевченко написал и издал историческое исследование о власти, образовании и печатном слове в Императорской России середины XIX века, на пороге Освободительных реформ. Книгу «Конец одного Величия» сын посвятил отцу.

 

Получил из Москвы бандероль. Михаил Петрович Шевченко поделился с земляками своей новой работой. В брошюре «Если жить не по лжи» – его открытые письма к А.И. Солженицыну. Александр Исаевич, как известно, давно стал в стае главных стервятников соучастником злобной и непрекращающейся поныне атаки на творчество великого русского писателя, поддерживая навет, «что-де роман «Тихий Дон» написал не Шолохов». И хоть найдены шолоховские рукописи, выбита, по сути, последняя козырная карта у клеветников, – травля продолжается. «Да, злоба застит зрение. А ещё сопутствующая ей зависть». Ведь в современной мировой литературе нет книги равной «Тихому Дону».

Шевченко достойно и доказательно вёл разговор. Он защищал не только Михаила Александровича Шолохова и его книги. Он защищал русскую литературу. Откликаясь в печати на страстное слово Шевченко, я писал: дай Бог сил земляку!

В последние годы жизни злой недуг заточил в московской квартире Михаила Петровича, всегда лёгкого на подъём и охочего к путешествиям – поездкам. Теперь нас с ним связывали только телефон да письма. В декабре 2007-го Шевченко с радостью откликнулся на нашу просьбу – написал и проговорил в телефонную трубку приветствие самодеятельным артистам, всем участникам проводившегося седьмой раз в родной Россоши фестиваля Слободской украинской культуры.

«В один из августовских дней шестьдесят лет назад я почувствовал себя особенно счастливым – я получил весть, что принят на очное отделение литературного института имени Горького при Союзе советских писателей. Ещё бы, я – студент современного лицея. Уезжая из Россоши, проезжая Сагуны, подумал: еду в Белокаменную из детства и юности. Дома я балакал, в школе – разговаривал. Это не мешало общению и взрослых, и мальчишек пониманию друг друга. В паспорте у меня была пометка – украинец. Фамилия мамы – Яковенко, а папина ещё хлеще – Шевченко. «Кобзарь» Тараса Григорьевича был у нас настольной книгой, как Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Кольцов, Никитин. Почти все их наизусть читал отец.

В семье пели русские и украинские песни. У меня трепетала душа. Пели их и в многонациональном литературном институте.

Отец любил Киев, а переехал жить ко мне, полюбил и белокаменную Москву, ту классическую, без мини-Нью-Йорков в каждом её районе, ещё без 25-этажных коробок. И на тебе – пошли перестройщики, разобщили наше государство. Они наживаются на разобщении. Разобщённых надувать легче…

И – необыкновенной радостью недавно прозвучал полученный мною из Россоши литературный, историко-краеведческий альманах «Слобожанская тетрадь», возвращая в родную историю. Поэтесса Галина Петриева, она родом из хутора Козки Каменского района, тоже написала мне в письме: «По вечерам читаю с мужем Иваном Павловичем «Слобожанскую тетрадь», это кладезь знаний по истории родного края».

И снова звучат слова Тараса о том, что славянство должно жить безмежно, без границ. И снова звучит мысль Гоголя о роли славян в создании многонациональной России. И как же я рад, что альманах Петра Чалого, Виталия Климова и их соратников выходит в родной Россоши, в родной Слобожанщине, давшей миру замечательных людей во всех сферах жизни, давшей женщину, подарившую миру гениального Михаила Александровича Шолохова.

И как же не порадоваться фестивалю в Россоши, тем более человеку, увенчанному к своему 80-летию званием Почётного гражданина родного города.

Да звучит Тарас:

«Всем нам вкупе на земли

Единомыслия подай и братолюбия пошли».

Да будет так. Жива будет и родина наша.

Успехов фестивалю, с радостью возвращаюсь во всё лучшее в прожитой жизни. Жаль, не могу участвовать в празднике вместе с вами.

Сын Слобожанщины Михаил Шевченко».

 

Когда со сцены читали это исповедальное слово, а в зале районного дома культуры в действительности яблоку негде было упасть, земляки приняли его громом сердечных аплодисментов.

 

Выйдя в 1989-ом, как тогда говорили, на заслуженный отдых, Михаил Петрович чаще навещал родную Россошь. Встречался с земляками. Не скрывал, что служба в Союзе писателей России забирала силы и время. «Своё выстраданное писал в ночные смены, в отпусках, задуманное откладывал на годы за шестьдесят лет». Не скрывал, что сейчас беседы со старожилами, с друзьями детства и юности ложились на страницы рождающейся книги. Их он мне читал наизусть, когда вечерами бродили по тихим улочкам, на берегу нашей речушки Чёрная Калитва. В его словах воскресала ушедшая пора военных лет, дни фашистской оккупации. Позже, разбирая рукописи отца, сын Максим сообщит мне название повести – «Милость Божья».

Кто знал, что впереди нас всех ждут «великие потрясения».

Михаил Петрович вспоминал, как ещё в советские годы поэт «Коля – Николай Глазков написал на меня шутливую эпиграмму:

Шевченко Миша – видно сразу –

Напоминает нам Тараса,

И для него совсем не плохо.

Что он живёт не в ту эпоху.

 

Николаевская эпоха Тараса мне не досталась. Но грянула эпоха похлеще. Распад и разграбление страны при Горбачёве и Ельцине. Унижение и оскорбление миллионов честных людей.

Мой удел: скудная пенсия; литературного заработка лишён; сбережения вылетели в «гайдаровскую» трубу; продавать нечего. Не знаю, как, на какие средства будут хоронить меня...».

 

Таким был удел честного писателя. Поневоле вспоминаешь строки из статьи, которую в советские годы обязательно конспектировали за школьной партой, на студенческой скамье.

«В обществе, основанном на власти денег, в обществе, где нищенствуют массы трудящихся и тунеядствуют горстки богачей, не может быть «свободы» реальной и действительной. Свободны ли вы от вашего буржуазного издателя, господин писатель? от вашей буржуазной публики, которая требует от вас порнографии в романах и картинах, проституции в виде «дополнения» к «святому» сценическому искусству?..

Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Свобода буржуазного писателя, художника, актрисы есть лишь замаскированная (или лицемерно маскируемая) зависимость от денежного мешка, от подкупа, от содержания».

 

В январе 2010 года в день рождения Михаила Петровича я неожиданно приятно удивил его. Переслал ему письмо с Алтая. Добрая знакомая моей жены летом жила в таёжной деревушке вблизи Чуйского тракта. В ней она в молодости учила детишек. «Нет ни школы с большой библиотекой, закрыли клуб и магазин. В непролазных диких зарослях умирающие избы, брошенные хозяевами. Моя подруга со слезами тоже готовилась в зиму оставить родимое подворье. У неё-то в доме на этажерке выбрала наугад книгу, в какой, вы себе представить не сможете, прочла страницы о вашей воронежской Россоши. Это «Избранное» Михаила Шевченко, вашего земляка. Читала и перечитывала с превеликой радостью. Открывала мир добрых людей. Они и мне стали родными… Низкий поклон писателю. Ваша Александра Михеевна».

Михаил Петрович успел откликнуться, поблагодарить Михеевну на 82-ом, последнем, году своей земной жизни.

Россошь Воронежской области