Вадим АНДРЕЕВ 
Вадим АНДРЕЕВ
ПОЭЗЫ НОЯБРЯ
ВРЕМЕНА ГОДА
Досадно, что прокляты зимы.
Нас свергли морозы и страх.
И нет перспектив обозримых
в моих опустевших краях.
Досадно, что минуло лето.
И плачут, пощады моля,
весь вечер, всю ночь до рассвета
мои золотые поля.
С громами нагрянула осень,
нет спасу от долгих дождей.
И шумные ветры уносят
в чужбину моих лебедей.
Досадно, что прожиты вёсны.
И падают в сумерках вниз
одни-одинешеньки сосны,
одна-одинешенька жизнь.
ИГРА
Прикоснись ладонями к березе,
к старому, шершавому стволу,
и душа, безоблачно отгрезив,
примет и хулу, и похвалу.
Только руки, как электротоком,
вдруг пронзит – и легкие ветра
что-то наиграют в пол-упрека,
в пол-укора – странная игра.
Словно не до стонущего нерва
юность отгорела на костре,
и, как отсвет тайного шедевра,
прячется в уродливой коре.
Ни к чему заимствовать, гадая,
где факир – кудесник и гарант.
Юность – это песня озорная,
козырная карта и талант.
Годы надвигаются, карая
за грехи измен и злой язык.
Старость – это ипостась иная:
поминальный диспут с дамой пик.
Только мы и в прошлом несвободны.
Там среди соблазнов и кручин –
те же и потери, и невзгоды,
череда предательств и кончин.
Мы туда сползаем, словно в бездну,
словно птицы – прыгаем в силки.
И морщины обручем железным
стягивают щеки и виски.
Мистика, загадка ли – не знаю.
Но внутри березовой коры
кто-то есть. Он знает нашу тайну
и диктует правила игры.
ШОПЕН
Была эпоха Реверанса.
Сжимались талии в корсеты.
И фавориток в вихре вальса
кружили первые поэты.
Звучала музыка Шопена.
Играл квартет. Звенела шпора.
«Почем сегодня мисс Люсьена?
– Увы, не меньше луидора».
Ах, аксельбанты, броши, ленты!
Он так любил их в эти годы.
«Как вам послушны инструменты,
месье Шопен, любимец моды!».
По просьбе маленькой кокотки
(«Люси, Люси, вы – просто чудо!»)
месье Шопен, больной чахоткой,
играл и вальсы, и этюды.
«Снимите шляпу. Перед вами…».
«Да бросьте, сударь. Все на нервах».
«Какими милыми ветрами
принесены сюда шедевры?».
Люси играла легкой шалью
в кругу с известными дельцами.
А смерть стояла за роялем,
шепча: «Маэстро, я за вами».
ФРАНЦ КАФКА
Моим страстям названья нет.
Я только наскоро отметил,
что жил и я на этом свете,
тот, чьим страстям названья нет.
В дома, сгоревшие дотла,
не завершив пути земного,
я возвращусь однажды снова,
как Один или Иегова,
с той стороны добра и зла.
Мир, обернувшийся изнанкой
в двадцатом веке для меня,
я отведу от темных знаков
к символике шестого дня.
Я обозначу Откровенье
во всем – от первого лица,
чтобы душа не знала тленья,
чтобы презренье на прозренье
сменили грешные сердца.
А после с нищенской котомкой
уйду – и в поисках тепла
заговорю об этом громко,
чтобы забрезжил свет в потемках
той стороны добра и зла.
* * *
Когда пройдет осенний день
и отгорит в верхушках клёнов,
на сердце тихо ляжет тень,
тень от любви неразделенной.
Всю ночь, усилием волхва
достав с холодных звезд осколки,
я рифмы меряю к словам
с общероссийской барахолки.
Но что слова! Ты несравненна,
как с чудо-озера вода.
В вагонах метрополитена
качу, неведомо куда.
Одна беда – ты где-то рядом.
И всё известно наперёд.
И от чистилища до ада
один в подземке переход.
* * *
С.А.
Ты – последняя ласка надежды.
Ты – последнее лето любви.
Мы остались одни, только прежде
охладили желанья в крови.
Обещавшие спеть нам – не спели.
Обещавшие помощь – ушли.
Обещавшие дел – не при деле.
И вокруг лишь враги да врали.
Жуть и темень. И вьюга заводит
заунывную песнь над землёй.
И сквозь окна из дома напротив
моя смерть наблюдает за мной.
* * *
Спокойно жди – и час наступит,
придешь с лицом бледнее льна.
И кто-то над массовкой в рупор
негромко вымолвит: «Война!».
И вот уже старуха-пряха
плетет из пряжи этих дней
кому тулуп, кому рубаху
и платье савана белей.
Не до красы, не до любви.
Таков удел – с ним и живи.
Мужицкой кровью Шукшина
калина красная красна.
ИВА
Ива-иволга, диво из див,
дар случайный у черной чайной!
Не пером написать, как красив
вольный твой силуэт ночной.
Черной гарью осыпаны кроны
от пожарищ в долине степной.
Как сестричка из санбатальона,
ты склонилась над нашей землей.
* * *
Сухие осенние ветры.
У кленов рассохлась листва.
Дороги. Кресты. Километры.
Из хрупкого шелка трава.
Постой, полюбуйся закатом
и снова ступай туда,
где пахнет душистою мятой
и спелой брусникой вода.
Направо пойдешь – болото.
Налево – сухой корнеплод.
Уж лучше водицы холодной
напиться и – снова вперед.