Александр БАЛТИН. НОВОГОДНЯЯ НАДЕЖДА. Эссе
Александр БАЛТИН
НОВОГОДНЯЯ НАДЕЖДА
Эссе
Новый год – праздник надежды: словно ощущение, пронизанное светом; новый вал счастливого, неизведанного, кипенно-белоснежного поднимет, суля…
Здесь остановка.
Жизнь, закрученная вокруг товарно-денежных отношений, отнюдь не всем оставляет место в себе, пусть и не убивая, но обрекая на эскапизм, книжное одиночество, поиски правды – пускай только в лабиринтах собственной психики.
Жизнь, очевидно, круто закручена вокруг денежного ствола – ныне.
Он серьёзней для нас, нежели ствол древа мирового, неизвестного, не конкретного, эзотерического.
Суета съедает всё время, и условность всякого выигрыша понимается с опытом, когда поздно что-либо менять.
Тем не менее, не всё ещё в жизни обращено в неумолимую конкретику: остаются островки зыбкости, сияющие драгоценным, порой мистическим светом: поэзия, живопись, музыка.
Остаются фундаментальные научные дерзновения, не связанные с избыточностью технологий, сулящих всё новые и новые материальные блага.
Остаются люди, считающие донкихотство – честью, а эгоизм – искривлением души.
Так что надежда есть – пускай хилая.
Пускай же Новый год вольёт новые силы в эту надежду, чтобы стала она полноценной и полнокровной, чтобы оправдалась, наконец, свершилась!
…Написав поздравление некому, пожилой человек выключил компьютер и зажёг в комнате свет.
Янтарно осветились шкафы, набитые книгами, продавленный диван, стул, на спинке какого висели различные ношенные-переношенные вещи.
В окне за чёрными жилами деревьев мерцали золотисто квадраты окон соседнего дома… Огромного, как Троя, сказал про себя человек, и усмехнулся, собираясь выйти.
Цели не было, но в определённом возрасте громоздить цели и планы, значит страдать болезненным оптимизмом.
На первом этаже продолжался ремонт: работяги-нацмены вставляли новую, сверкающую полировкой дверь.
Ступеньки были закиданы светящимся снегом – и он шёл ещё, шёл: щедрый, декабрьский.
Славно пахло: ароматный воздух, словно виражом, возвращал в детство, где везли ёлку на санках и пружинили лапы её, а верхушка мела по снегу.
Лёгкий скрип снега сопровождал путь по двору, но потом, на улице, расслышать его было уже невозможно – мешало движение, переливалось огнями; пёстрый, железный змей тёк по проезжей части.
Сверкали, играя соблазнами, витрины магазинов и стёкла кафе; громоздились многоэтажки, дворы чернели провалами.
Человек шёл, воображая, что рядом с ним идёт надежда: тоненькая девушка, которой суждено…
Сложно сказать, что именно ей суждено...
Но устав носить надежду в собственной душе, логично отпустить её, и представлять такой изящной, умной и тонкой, что качеств этих суммарно хватит, чтобы осилить алчную бездну материального мира.