Валерий СКРИПКО. ГОРЬКИЕ «СОСУЛЬКИ» ХРУЩЁВСКОЙ «ОТТЕПЕЛИ». Об уроках истории

 

Валерий СКРИПКО

ГОРЬКИЕ «СОСУЛЬКИ» ХРУЩЁВСКОЙ «ОТТЕПЕЛИ»

Об уроках истории

 

В этом году журнал «Знамя» посвятил свой восьмой номер публикациям материалов о хрущёвской «оттепели» в СССР в середине прошлого века. В интернетовских комментариях это десятилетие называют «первой попыткой осознания последствий сталинского режима». Судя по содержанию многих материалов, их авторы – творческие люди. У одних была, как правило, хорошая должность в престижном столичном учреждении, другие издавали книги, ставили спектакли и снимали фильмы, но для статей об «оттепели» – все усердно искали в памяти: за что же они были гонимы… тоталитарной властью! Где-то, что-то каждый из них обязательно находил… и описывал в мрачных тонах – если не репрессии или «гонения», то «преследования»… от ненавистных чиновников. А уж увольняли борцов с режимом либо за «свободомыслие», либо за пятый пункт» в паспорте, то есть, в связи с «не той национальностью». «Несчастные» нацменьшинства испытывали мучения при поступлении в самые престижные вузы. Правда, потом выяснялось, что весьма часто они составляли чуть ли не большинство студентов этих самых престижных учебных заведений, но эти досадные детали, естественно, замалчивались. Лукавые идеологи либерализма – путём подмены понятий – ловко превратили идеологическую борьбу с «вредным западным влиянием» – в антисемитизм, что, как явление, было совершенно чуждо интернациональной сути самого марксистско-ленинского учения. Представители любых национальностей могли быть «безродными космополитами», то есть, по нынешней терминологии, агентами влияния Запада – коллективного идейного врага советского государства. Советские идеологи здесь оказались не на высоте. Об этих проблемах – надо было говорить со своим народом прямо и открыто. 

 Позже «дети оттепели» стали активными участниками демонтажа советской системы. Осмысливая всё это через пятьдесят лет – не перестаёшь удивляться! Это же надо было так бездарно распорядиться высшей властью, чтобы сначала загнать в тюрьмы и ссылки сотни тысяч своих идейных врагов, дать созреть в их душах, в душах их детей и родных гремучей смеси из обид, презрения и ненависти, а потом в годы «оттепели» позволить им, используя все виды культурного влияния, бороться против новых общественных отношений, которые с великим трудом пробовали создать люди, увлечённые идеями социализма. На какой созидательный труд надеялись руководители и «прорабы» строительства «нового мира», допустив такое противостояние?!

Уж если затеяли создание «нового человека», надо бы и обиженных, и заблудших снова принять в советскую семью народов, как родных. Окружить их вниманием и заботой. Как можно создать что-то новое и великое в отношениях между людьми с таким «беспорядком» в головах? Социальное общество нового типа по своей духовной сплочённости должно было быть сильнее буржуазного не только на войне, но и в мирные годы.

«Любовь к Родине – это состояние души!» – сказал в недавнем интервью Никита Михалков. Это состояние не возникнет из ничего! Его надо «разжечь» собственным сердечным огнём, его можно поддержать только искренней добротой и отзывчивостью окружающих сослуживцев, членов семьи, общей человечной атмосферой чиновничьих кабинетов, институтских коллективов, молодёжных организаций, тёплым социальным климатом в общем доме, дворе….

А что мы ощущали в годы «оттепели»? Начиная с «чистого листа» свой трудовой путь, миллионы способных молодых людей из самых разных регионов попадали в общественную атмосферу, уже отравленную многочисленными обидами на власть. Города строились новые, а коллективный дух представлял собой смесь каких-то застарелых фобий. Это прорывалось даже в репертуаре песен за дружеским столом. В компаниях, где собиралась молодёжь рабочих профессий, бренчали на гитарах и пели в основном песни из «тюремного» репертуара с тоскующим по воле или подруге сентиментальным героем. Среди молодых инженеров производства, геологов, проектировщиков – были популярны песни столичных бардов со скрытой или явной антисоветчиной. Но по радио звучало много свежей советской песенной романтики. Вся эта сбивающая нас с толку эклектика стилей, идеологий отражала скрытую, судьбоносную борьбу мировоззрений, борьбу душевного света и бесовской тьмы! Кто кого?

Во время «оттепели» 1968-го года я работал на знаменитой сибирской стройке, воспетой Евгением Евтушенко в поэме «Братская ГЭС».  В новых микрорайонах возле гидроэлектростанции складывалось новое сообщество людей: геодезисты, инженеры, монтажники. Это были люди уже нового склада, не страдавшие чрезмерной гордыней, интеллектуалов, превыше всего ценивших свободу «рефлексии». Им некогда было развивать в себе способность к критическому самоанализу. И далеко не всем такое рискованное занятие было полезно. В нашей молодёжной среде тех лет были созданы такие социальные условия, которые позволяли нам больше думать о будущем страны, о коллективных интересах; больше, чем о себе! И так было везде на великих стройках Советского Союза. Общаться, делиться сокровенным – было неизбывной потребностью души. Мы собирались вечерами в арендованных актовых залах и слушали выступления своих и столичных поэтов и бардов. Мы много читали, а во время отпусков путешествовали по всей стране. В сознании многих моих друзей счастливо уживались технические проблемы и поэзия. Один из членов нашего клуба любителей книги – плавал на катамаране по Лене с поэтом Евгением Евтушенко и потом подробно рассказывал об этом приключении.

После чтения статей в «Знамени» о «хрущёвской оттепели» сложилось впечатление, что на исторической сцене в трагическом «спектакле» под названием «советская эпоха», для российских рефлектирующих прозападных интеллектуалов существовало только два «героя». Один – сам «вечно притесняемый» интеллектуал (назовём его условно – «дитя оттепели»), не приемлющий коллективистской идеологии, другой, «антигерой» – тоталитарный режим, некий монстр под названием «власть», существующий автономно. Этот монстр сам себя создал, сам сделал революцию, сам что-то строит, и при этом всё время норовит обидеть свободолюбивую интеллигенцию.

Народа, как субъекта государственного строительства – в представлении «детей оттепели» совсем не существовало, он своего мнения нигде не выражал, согласия строить социализм – никогда публично не давал и не даёт. И его об этом никто не спрашивает, потому что считается, что ему всё равно, кто «им правит»!

Такую сказочку сочинили в утешение самим себе авторы статей в «Знамени» – люди публичных профессий: издатели, литераторы, театралы, которым учитывать мнение большинства читателей, слушателей, кажется, сам Бог велел. Учитывать всегда и везде – для того, чтобы осмыслить: на какую аудиторию они работают, с большинством какой нации они имеют дело!

В статье Ефима Гофмана «Люди рефлексии» делается попытка осмыслить роль и место «детей оттепели» в жизни нашего общества. Один из влиятельных диссидентов Григорий Померанц выражал надежду, что наше общество, которое представляет собой «полуфабрикат», «аморфную массу» – «оструктурится», если появится стержень в лице их – «людей рефлексии».

Но куда они «потянут за собой остальных», как мечтал сам Померанц? В гордом одиночестве «рефлектирующие» не отожествляли себя ни  с  почвенниками, ни с западниками. У них был «особый» путь! Какой? Дружно, всем народом, вместе – уйти во «внутреннюю эмиграцию» и заняться самоанализом? 

 Неизбежно возникает вопрос: как убедить в своей правоте народ, большинству  которого ближе, просто в силу рождения и генной памяти, мировоззрение «почвенников». И вот этот самый народ Померанц сильно критикует за то, что его идеалом был «смиренный, верный незыблемым родовым и общинным устоям крестьянин». Правда, непонятно: кто же еще мог быть идеалом в стране, где веками крестьяне составляли большинство и жили в общине?

Тут невольно вспоминается один курьёз. По рассказам современников великая Анна Ахматова критиковала Гоголя за фразу из «Мёртвых душ» о том, что «на крыльце уездного русского города – сидели два русских мужика». «А кто должен был там сидеть? – спрашивала поэтесса. – Португальцы, что ли?».

Так и «рефлектирующие» с презрением говорят о «почвенниках», как будто речь идёт о каких-то диких религиозных верованиях некоего малочисленного племени, случайно обнаруженного в глухих российских лесах!

Очень странными людьми были «дети оттепели»! Сколько гордыни надо иметь, чтобы возомнить себя одиноким «стержнем», вокруг которого просто обязана собраться многомиллионная «аморфная масса», привыкшая верить во что-то искренне, часто с отчаянным максимализмом. Этот сложный народ только научи сомневаться в светлых идеалах, и ни на какое большое дело его не соберёшь. Такое древнее язычество в нём проснётся – самому интеллектуальному «стержню» не поздоровится!

Читая нынче длинный список болей, бед и обид «детей оттепели» – невольно думаешь, если бы мы все дружно – одним единым коллективом из ученых, деятелей культуры и искусства – стали активно участвовать в созидательной работе по формированию новых социальных отношений, разве бы в такой требовательной обстановке была возможна духовная пропасть между политической и культурной элитой, между пролетариатом, крестьянством и частью интеллигенции?

Эта пропасть стала еще глубже и шире во время бурной истерики, которую подняла либеральная часть интеллигенции по поводу ввода советских танков в Прагу в 1968-м году. Почти все авторы считали своим долгом осудить руководство СССР за эту акцию. «Жалость» к чехам и словакам выглядела слишком искусственной, политически ангажированной на фоне равнодушия к собственному народу, который они разделили на своих и чужих по политическим взглядам, по мировоззрению, по эстетическим вкусам.

 Познакомившись с материалами «Пражской весны» подробней, убеждаешься: чехи и словаки попали в «свои» только потому, что выступили против общего с либералами врага – Советской власти. А на поверку-то наши братья-славяне в политическом плане оказались того… не на высоте. Это выяснилось после прочтения в другом либеральном журнале «Новый мир» №9 за 2018 год статьи «Сопоставляя сопоставимое». Её автор Сергей Солоух осудил Национальный Совет, который ровно сто лет назад в Праге провозгласил первое независимое государство чехов и словаков. «Полный аналог того, что у нас в России принято называть – титульной нацией», – пишет Солоух, грозя пальцем нашим российским «почвенникам» и прочей подозрительно-патриотической публике. В назидание им Солоух напоминает, что в чехословацком «параде» двух титульных наций оказались забытыми проживающие в других районах этой страны немцы, венгры, русины и цыгане. А некоторые из этих нацменьшинств в совокупности составляли треть населения. Не хорошо-с!

Но получилась нестыковка политических позиций! В восьмом номере «Знамени» – «дети оттепели» в своих воспоминаниях рассказывают впечатляющие истории, как творческая интеллигенция Советского Союза остро реагировала на ввод советских танков – это акции протеста, гневные заявления, отчаяние и боль!

 А в девятом номере «Нового мира» выясняется, что совершенно напрасно было так много протестных акций, страданий на грани самоубийства. Если верить этому авторитетному изданию – не стоили таких «слёз сочувствия» и публичных жестов отчаяния инициаторы создания в центре Европы государства только двух наций с явным намёком, что они «титульные». Это должно было насторожить демократическую российскую общественность и заставить пересмотреть слишком категорически-осуждающий взгляд на «советские танки в Праге». Но кто ж на это пойдёт? Когда большинство российского общества, его менталитет – тебе чужды, когда всё тебе в нём не нравится, тут уж не до логики!

(Через тридцать лет самолёты НАТО будут бомбить Белград и погибнет много мирных горожан, но никто из представителей «демократической» и либеральной российской общественности не будет протестовать против натовской агрессии.)

Удивительную фразу написала в своей зарисовке «Мои оттепельные настроения и авантюры» Ирина Роднянская. Когда в институте она слушала закрытое письмо Хрущева ХХ-му съезду компартии, у неё «мелькнула недобрая мысль: неужели теперь у них что-то получится?».

Здесь у эгоцентриста срабатывает некий инстинкт самосохранения. Он не выносит никаких «потуг» российского общества самоорганизоваться, в силу кардинальных с ним расхождений в философском и социальном плане.

Чего хотели сами протестующие «дети оттепели»? Об этом хорошо написала в своём дневнике Нина Бялосинская, которая посетила одну из тусовок. «Были у Цезаря. Тут собиралось целое общество. Инженеры и педагоги. Боже мой, какое же смятение. Путанные какие-то теории. И над всем царит идея обывательской, личной, необщественной жизни».

Ну, конечно, необщественной! Поэтому так боится эгоцентрист, что поверит большинство народа в красивый миф об обществе с новыми, более справедливыми отношениями между людьми. И позовут всех из тёплого мещанского «болота» на общий сбор, поставят в общий строй, заставят работать во имя общей идеи.

В США с самого начала двадцатого века учёные и писатели обеспокоились созданием «коллективного мифа», без которого, по мнению писателя Эзры Паунда, любое общество разваливается, вступает в период междоусобных войн и раздоров. Учёные Лео Штраус и Алан Блум предлагали новые идеи по разработке такого мифа в американских университетах.

«Дитя оттепели» – российский либерал и диссидент, наверняка знает об этих поисках, но в России он боится, как чумы, торжества любого созидательного мифа! Потому что тогда надо будет следовать за большинством, нести свою часть обязанностей по претворению мифа в жизнь.

Виктор Матизен в статье «Между заморозками» критикует советский кинематограф за то, что он культивирует преобразовательно-героический миф (фильмы о «Павле Корчагине» и «Коммунист»). Не по нутру эгоцентристу «волевое преобразование человека», хотя бы и в лучшую сторону.

Ни в одной статье либерала, ни в одном их издании с 90-х годов я не встречал даже упоминания о многолетнем опыте киноиндустрии США по целенаправленной идеологической работе создания образа сильного янки, американца-победителя. Данной цели были подчинены усилия всех участников творческого кинопроцесса в пригороде Лос-Анжелеса. Убедительно, ярко этот образ за менее чем полвека был доведён до сознания каждого американца, стал его вторым «я».

Нынче в заметках западных публицистов можно прочитать мнение о том, что Голливуд – самая идеологизированная организация Запада. Ничего, что не соответствует их строгим канонам величия Америки, через цензуру хозяев не пройдёт! Именно «за бугром» кинематограф с помощью огромного количества фильмов стал диктовать жизни людей западных стран свои законы, утвердил заявленный им стиль, моду и моральные ценности.

Советскому, а позже российскому кино «дети оттепели», либералы, таких «вольностей» позволить не могли. Им, как ясно заявил один из «героев» оттепели Померанц, одинаково чужды и «догмы» западников и «русопятские постулаты».

Почему имела полный успех идеологическая стратегия Голливуда? Потому что она опиралась на знание менталитета и общих настроений людей, прибывших в Америку за счастьем. Большинство протестантов из англоязычных стран жаждали именно такой, деловой хватки, смелости и стойкости в любой ситуации, которую им моделировала в качестве образца американская киноиндустрия.

Нашу прозападную творческую интеллигенцию в качестве героев всегда интересовали одиночки, люди протеста против общего мнения. Они создавали свои творения для таких же одиночек, страдающих среди чужого им большинства. Если бы хоть однажды эти гордые творцы осознали, среди какого народа живут, возможно, поняли бы, как и хозяева Голливуда, что процветающую страну можно построить только с согражданами, вдохновлёнными красивой мечтой, положительными идеями! Но для этого надо иметь одно обязательное свойство в душе при всех «рефлексиях» – дар любить своих соотечественников!

А что касается «Пражской весны» 1968 года, то история вообще посмеялась над хором плачущих интеллектуалов из СССР. Те национальные сообщества, по поводу страданий которых не находили себе места наши писатели и поэты, стали еще больше страдать шовинистическими настроениями, совсем уже вызывающе, с точки зрения наших либералов, разделившись на отдельные государства «титульных» чехов и не менее «титульных» словаков. И опять, как обычно, при этом «государствообразующие» совсем забыли про свои нацменьшинства, составлявшие треть населения, когда-то единой страны.

И чехи, и словаки привычно стали членами западного военного союза. Они, скорее всего, сделали бы это еще в 1968-м году, после «Пражской весны», если бы не «злополучные» советские танки.

Так что «сосульки» и хрущёвской «оттепели» и «пражской весны» оказались горькими на вкус.