Александр БАЛТИН. РОЖДЕСТВЕНСКИЕ СТИХИ ИОСИФА БРОДСКОГО. Эссе
Александр БАЛТИН
РОЖДЕСТВЕНСКИЕ СТИХИ ИОСИФА БРОДСКОГО
Эссе
Сретенье, как следствие Рождества, как взаимодействие причины со следствием, и вместе – самостоятельность оного, как вехи в жизни Христа; сретенье-встреча, сретенье – указание грядущего.
Стихотворение Бродского гудит и течёт, строки с неумолимостью следуют одна из другой, и, совмещаясь, создают внушительное полотно, где и атмосфера тотального иудейского храма передана, как своеобычный макрокосм – с вхождением в него множества микрокосмов…
Известно, что Бродский писал рождественские стихи практически ежегодно, и сумма их, взращённая летами, передавала и изменения его сознания, и линию врастания человека в космос вообще, подтверждая, что цель существования – духовное развитие, постепенное достижение областей, что кажутся зыбкими, становясь всё конкретней и конкретней по мере того, как человек удаляется от пункта рождения.
Так, «В Рождество все немного волхвы…» изобилуя материальными подробностями мира, отсылая теперь к советского Новому году, выводило в финале, минуя пороги истории, к чистоте духовных мерцаний, к необыкновенно высоким ощущениям, каких добивался поэт.
Или искал их.
«Рождественская звезда» 1987 года с финалом:
Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака,
на лежащего в яслях ребенка, издалека,
из глубины Вселенной, с другого ее конца,
звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд Отца.
Будто включает читающего в действительность параллельных миров, астральных сгустков, где взгляд Отца Отцов воспринимается, как нечто близкое, – так чувствовать, избыточно переживая и пережёвывая конкретику мира, данного нам, уже едва ли возможно: нужно сделать шаг в сторону, или совершить головокружительный подъём.
Так, совершая взлёты, Бродский увлекал за собой способных к полёту; в последней строфе стихотворения 1993 года «Что нужно для чуда?..» он декларирует:
А если ты дом покидаешь – включи
звезду на прощанье в четыре свечи,
чтоб мир без вещей освещала она,
вослед тебе глядя, во все времена.
И тут уже «мир без вещей» – как выход в чистую реальность времени и таких глубин, за которыми следует разве что иное воплощение – в посмертье.