Виктор ПЕТРОВ. КРИЧАЩИЙ СВЕТ. Стихи

 

Виктор ПЕТРОВ

КРИЧАЩИЙ СВЕТ

 

ЧЁРНЫЕ ИЗБЫ

Между чёрных порушенных изб

Что за птица летает и плачет?

Вверх метнётся и падает вниз,

И заросшей тропы не означит.

 

Знак летучий, как мета креста –

И стою, и немею у горя,

И рябиновой раной Христа

Кровенеет Голгофа угора.

 

Птица-крест – не судьба ли моя,

Что за мною повсюду летела?

И на свет выползает змея,

И не чувствую более тела.

 

Я вернуться бы мог, да не смог –

Ни людей, ни подковы на счастье;

А змея обвивает порог,

И толкается кровь на запястье.

 

И всё то, что со мной – не теперь,

Но случилось уже и случится...

И не ветром откинута дверь,

И рябина ли кровью сочится.

 

Сгнил порог – не взойти на него,

Развалились трухлявые плахи.

Сгинь, змея не от мира сего!

Упокоился мир сей во прахе.

 

Некто ходит по свету, и здесь

Процветут заполошные дали,

Чтоб распятого заново днесь,

Покаянно крестясь, увидали.

 

ЗАТМЕНИЕ

Затмение солнц на моём каменном лице,

Когда не желаешь видеть...

Качается в петле разлад, плющится в свинце,

Но это кому как выйдет.

 

И что же отныне: кричать криком ли во тьме,

Идти ли к тебе наощупь?

Содержится в клетке грудной сердце, как в тюрьме,

Не веря гоньбе... А проще

 

Безумцу рвануть наобум чёрное авто

И махом – с моста, с обрыва!..

Никто не виновен. Догадаешься ты: «Кто…».

Ещё угадает ива,

 

Чей стан истомил и бессонницами извёл,

У чьих ты колен расстался,

Взмывая туда, где крылья складывал орёл...

И падал – не разбивался!

 

Недаром сверх меры заплачено за простор,

Никак неподвластный взору,

Когда не проигрывает безнадёга спор,

А вырвется вдруг к простору.

 

Во царстве на трассе, разматывая км,

Навроде – Иоанн Грозный,

Хотя сидеть вне храма на приставной скамье –

Из-за такой! – с такой розно.

 

И вновь на лице проступает кричащий свет,

Меня обращая в слово.

Без разницы: узнаешь об этом или нет –

Но свет затмеваешь снова.

 

СОЛОВЬИ

Мы с тобой оба два соловьи сумасшедшие.

Я тебя не предам, не продам по рублю –

До последнего буду хрипеть, что люблю,

Если даже разлуки силок сдавит шею мне.

 

А во мраке почудятся выступы здания,

Где неясные тени колеблет сквозняк,

Где пускают по кругу и пьют депресняк...

Только б свидеться нам и сказать: «До свидания!».

 

Ты болела – крестила решётка ажурная –

Ты сходила с ума и едва не сошла,

Ты искала, сыскать не сумела тепла...

У палаты не вьюга ли в белом дежурила?

 

Или кто-то другой, что не ведает промаха,

Если в обморок вешний упали ветра,

И почти не колышется лодка с утра,

И уже задохнулась цветеньем черёмуха.

 

Селигерское низкое небо увидеть бы,

На смартфоне молчанье твоё перечесть...

Как мне сладко испытывать женскую месть;

Если стоит на свете кому и завидовать,

 

Так пустое – кривиться нет смысла усмешкою

И завидовать боле не станется сил,

И прощенья прошу, как ещё не просил,

И решиться бы мог, да постыдно всё мешкаю...

 

Разве можем не петь – соловьи несусветные?

Любим так, что уже ненавидим теперь!

Лишь бы поезд упрямо отыскивал Тверь,

Лишь бы губы твои размыкались ответно мне...

 

Ну а Волга, совсем на себя не похожая,

Истекает речушкой, меня захватив,

И звучат неумолчно для нас, как мотив,

Плёса гладь и церквушка белёно пригожая.

 

УЗЕЛ ДВА СЕРДЦА

О, паруса – век золотой!

И ветры ловит клипер чайный.

И на форштевне лик святой

Благословляет нас – отчаянных,

 

Когда бросает гон крови

К невообразимой страсти

И горизонт бортами рви,

Заглатывая мили странствий.

 

Два сердца – узел свит морской

Не для паромной переправы,

А чтобы захлестнуть тоской,

Когда на пару мы не правы...

 

Пиратский фарт, да он со мной

И именем твоим означен –

Монеткой скрылся под волной

К возврату счастья ли?.. Иначе,

 

Зачем в портовых кабаках

Тяжёлым взглядом упираться

В другой тяжёлый взгляд, чтоб страх

Тебя терять бросал бы драться

 

Невесть с каким-то моряком,

А может, и с конкистадором?

Пускай тебе едва знаком,

Но жизнь не кажется мне вздором.

 

И ты качаешься, пьяна

От дерзких слов моих... Любовью

Исполнена... Полным-полна

Гремучей и горячей кровью.

 

Мне чайки предрекли беду,

Но парус не убрал с бушприта.

И без ножа на нож иду,

А ты танцуешь, Карменсита.

 

СТРАТЕГИЯ

Я – бог войны, я – стратегического назначенья бог:

Я запечатал шагом строевым бетонную дорогу

В краю бандеровских лесов, и не осталось там дорог –

Одни болота и колючки ржа… А впрочем, слава богу!

 

Площадка стартовая, запасной район – храню секрет.

Секретная площадка, боевой расчёт – солдатский опыт.

Закидывая голову, крещусь на купола ракет.

И если даст комбат команду: «Ключ – на старт!» – гори, Европа!

 

РЕШЁТКА

Острые звёзды Кремля

Ранили русского зверя,

И задрожала земля,

Веря Христу и не веря.

Лучше страдать на кресте,

А не поддаться расколу:

Тянется крест к высоте,

Прочее клонится долу!

Я загадаю орла –

Выпадет решка, решётка…

Вохра заломит крыла,

Сплюнет: «Желаешь ещё так?».

Родиной звать не могу

Лобное место для неба:

Кровь запеклась на снегу

После Бориса и Глеба.

Это чужому закат

Вроде бы красные розы –

Мат вопиет, перемат

С ласками лагерной розги.

Эх, без креста – да в Сибирь!

Там ли острожную муку

Вылечит чёрный чифирь

Тягой к сердец перестуку?

 

CПОСОБ ВЫЖИВАНИЯ

Ты один, а другие никто,

Пусть и драное носишь пальто,

Ведь сияет в петлице зато

Одинокого званья звезда,

Что срывают с небес иногда…

 

Ты сорвал – и сорвался теперь:

Станешь выть и метаться, как зверь,

Только пыл свой, избранник, умерь.

Ты – дитя толковищ, а не смут,

И такие живут – не живут.

 

Способ этот сильнее врага,

Что смыкает зимой берега:

Мол, иди – прорубь скрыли снега…

И тогда надо всем воспаришь,

И окликнет совиная тишь.

 

Раскрылатятся полы пальто,

Обращая разлуку в ничто,

Чтобы встретили губы: «Ты кто?».

Объясняться тебе не с руки,

Если порваны черновики

 

И заветного жаждешь листа,

Но последняя близко черта,

Раз пристрелены в небе места,

Где такие бывают, как ты,

Набирая запас высоты.

 

А когда не достанет свинец

И в начало упрётся конец,

Улыбнёшься, живучий гордец:

Ты один, а другие никто –

На крылатку походит пальто.

 

БАЛЛАДА ЧЕТЫРЁХ

Четвёртый приходит ночами к тебе,

А с вечера третий припал к изголовью.

И север играет на дымной трубе,

И алчущих ты оделяешь любовью.

 

Где первый? Так вот он – стоит за окном.

И рядом второй озирается пёсьи.

И сон этот кажется больше не сном,

И страшно подумать, что может быть после…

 

Баллада – блокада: уже никуда

Тебе не сбежать от настырной четвёрки.

Поднимется дыбом речная вода,

Ударит, срывая оконные створки.

 

Чего ты спросонья ревёшь? Не реви!

Опомниться можно – ещё есть минута,

Ведь слёзы твоей молодой нелюбви

Копила, скопила апрельская смута.

 

Оставишь, как есть, четверых в темноте –

Падут на дождливые травы бесчестья…

И кинешься к сходням, похожим на тень

От мачты фрегата, что был неизвестен

 

Распатланным ивам и тихой реке,

Но стал и стоит у разбитого мола!

Ещё ты успеешь, как есть, налегке,

Взметнуться на палубу стягом подола.

 

Воздушный фрегат – без руля и ветрил,

Воздушный фрегат – паруса-домотканка.

Такую никто, никогда не любил,

А то, что случалось – всего лишь обманка.

 

Минута – и душу и тело сменить!

И, эту мгновенную смену оплакав,

Тому изумляться, того изумить,

Чей мир одинаковый не одинаков.

 

ШАНХАЙ

Вращается небо вокруг золотой колокольни.

Ростовский Шанхай прилепился к булыжному спуску.

Обрыдло шататься по свету путями окольными –

Китайского чаю хочу с поцелуем вприкуску!

 

Тверёза моя китаёза… Любовь опьяняла:

Была – да и вышла… Но что про любовь нашу знаем?

Ко мне выбираешься спьяну из-под одеяла,

И сладко подхватывать смуглое тело, как знамя!..

 

Моя китаёза, дремотная гуля… Спросонья

Твои несказанные очи до щёлочек сужены.

У, соня! Премудрая Софья, смешливая соня,

Да разве такую устроит насупленный суженый!

 

А старый базар у собора заходится криком:

Не твой ли жених расторговывается отчаянно?..

Полюбишь меня – и я стану, как Будда, великим,

Поэтому нам ни к чему церемонии чайные.

 

Желтеет не солнце – раскрытая пасть у дракона,

Когда обнимает бесстыжий зверюга с халата,

Но золото вдруг из угла источает икона,

И я содрогнусь, что ума своего – не палата.

 

С тобою любиться, крестясь на соборные главы…

Меж тем пацанёнок ломает педали на велике,

Гоняя за славой бесславья – славнее нет славы.

А лавры? Что лавры! Всё те же – базарные веники!

 

Ветра из-за Дона слетаются – голуби сизые,

И птиц воркование – видимо, к скорой разлуке.

Покажешь стыдливо мне паспорт с открытою визой

И крыльями руки поднимешь… А я опускаю руки.

 

Суда под разгрузкою грезят далёкою Волгой.

Как жить без тебя?! Матерюсь: «Все женщины – ведьмы!».

А сам не могу наглядеться… И волчье ждёт логово.

Глаза отведёшь – угадаю: не встретимся впредь мы.

 

Тебя заглотнёт привокзальная чёрная прорубь.

Пущу на разгул, на распыл настроенье дрянное!..

Жестокие рельсы кровавит раздавленный голубь,

И вижу его лишь, хотя уже вижу иное.

 

* * *

Солнечный ветер полмира выжег. Нипочём

Эта жара отрешённым – таким, как с тобою мы:

Лишь бы спросонья касаться друг друга плечом,

А остальное, отнюдь, не достойно усталой тьмы.

 

Что за ревнивица!.. Ты ревнивее ста жён,

Собранных вместе в одну – так и не ставшая моей:

Фразой ударишь под сердце... Лучше бы ножом:

Вмиг остановится – мук никаких!.. Не можешь?.. Сумей.

 

С каждым распаренным выходом из душевой

И устремлённостью к морю, к его вспененной кайме

Думаю о себе: «Как же это я живой,

Если жара неуступчиво подступила ко мне?».

 

Камни оплавленные. Без устали вдогон

Бьёт автомузыка – за синкопой синкопа… Кругом –

Пекло… Но вдруг на железной дороге вагон

Кинется с виадука – такой разражается грохот-гром!

 

ТАНА

Сверкнули кареокие две тайны.

Какой там Север? Ты из южной Таны.

Мост подвесной качается над Летой,

И я перехожу в гортанный город,

Где благоденствует врастяжку лето

И помыкает мной любовный голод.

 

Своё толкует в ступке пестик медный,

Возносится над туркой дух победный

Заморского привоза горьких зёрен;

Я в чашке след кофейный не оставлю –

Зачем гадать? Я без того упорен

И доблестно взовью казачью саблю,

 

Когда на откровенный торг нагую

Выводит, цокая, базар… Смогу я

Отбить у нехристей ту полонянку

И ускакать за стены крепостные…

…Плевать на сигареты и гулянку:

Есть явь – азовские увижу сны я!

 

Там обожаешь ты на шкурах волчьих

Мерцать, сиамствовать со мной воочию;

Твоё дыхание, как милость Божью,

Почувствую на берегу разлуки.

Пусть правда ради правды станет ложью,

Пускай сплетутся, не касаясь, руки.

 

Исплачется река у низких окон.

Замечу напоследок жгучий локон

И тем утешусь, вроде запятую

Поставила не ты ли между нами –

Свяжи, чтоб разделить… И – не впустую,

А быть с тобой, как Тана, именами!

 

КАРМЕН

Мой проспект называется именем Стачки –

И плевать я хотел на угар перемен!

Здесь трамвая дождусь, а сойду у «табачки»,

Где под каменной аркою встречу Кармен,

Чьи пиковые очи огнём истерзали:

Вот и в небе они – звездопад, звездопад…

Очи мне ворожат на ростовском вокзале,

Если вдруг соберусь уезжать наугад.

 

– Мой червовый король… – прошептала вчера ты,

А сегодня хохочешь надменно в лицо.

Из-за чёрных очей совершали растраты

И гортань забивали горячим свинцом.

Что гадать по руке?!.. Мне – любовь да измена.

А измена – как вольному воля теперь.

Я бы вырваться мог, да не вырвусь из плена

Этих чёрных очей – и паду аки зверь.

 

Зря ли арка советской эпохи барокко

Оказалась прочнее сплетения рук:

Счастье наше – несчастье, сплошная морока

И бессонные сны, и излуки разлук.

Напоследок твои обнимая колени,

Ужаснусь, если вывернет душу тоска.

Ах, моя ты Кармен!.. Я – цыганский твой пленник.

Кто мне скажет, зачем я тебя отыскал?

 

Расставаться пора, а уже не расстаться.

Серебристой дороги свернулась петля,

И товарки твои томно выкажут статность,

Что барона пленит и пленит короля.

 

ОБОРОТЕНЬ

…Оборотиться волком захотел

И шлях гремучий перемерить скоком,

Пока охочие до женских тел

Мужчины истекают млечным соком,

 

А ружья темнотой зачехлены,

И только цепь срывают волкодавы…

Тебе плевать!.. Мерцает ртуть слюны –

Горит гортань, взыскуя волчьей славы.

 

Удачней этой ночи не сыскать,

Желаешь оборотнем быть отныне…

Сторонятся тебя и тень и тать,

И матерь не признает сына в сыне,

 

Когда услышит одичалый вой,

Хотя спросонья, может быть, и вздрогнет;

Кому теперь понятен голос твой

И то, зачем таишься у дороги?

 

…Увидишь иномарку, что искал:

Рванёшься мстить – да только неумело,

И встречный ослепительный оскал

Легко отбрасывает волчье тело.

 

* * *

Заезжего мужчину

Однажды привела домой,

Развеяла кручину

И ночью выдохнула: «Мой…».

А он чуть свет – к порогу,

Махнул рукой – и был таков.

Опять с другими в ногу

Идёт в оковах без оков.

Бывали где угодно

Под телевизора враньё

Наёмные три года,

Лишь не бывали у неё.

Хотя продался дьяволу,

Но денег у солдата нет:

Ботинки носит яловые,

Удачи краповый берет.

Была не суеверной,

А то бы слово не рекла –

Ласкает холм Венеры

Видений сонная река…

И он убил примету,

Когда вернулся по прямой;

Теперь, молясь рассвету,

Она уже не шепчет: «Мой».

 

АНДРЕЙ ПЕРВОЗВАННЫЙ

Зван первым Андрей был, мой брат во Христе;

Исход ноября – не благая ли весть

О том, что мерцает звезда в темноте,

Хотя и спасения грешнику несть?

 

Аз грешен, как, может, никто на земле,

Лилейную душу замучил собой –

Как свечечка, таешь в морозном стекле,

Была бы царицей, а стала рабой.

 

Андрей Первозванный, какая зима?

Я воду услышал – шумела вода:

Быть холоду люту… Остынут дома…

Куда подаваться – не знаю, куда.

 

Звезду избирать – несмиренный удел,

Да кто же падения ведает час;

Взыскуя тебя, все глаза проглядел,

Увидеть не смог… Терпкий вкус не про нас.

 

Вкус терпкий – бутылка вина из вины

Стоит непочатой и будет стоять.

Беспечным кажусь, ты меня извини,

Я просто не знаю, что делать опять.

 

Крещенская прорубь, дыхание вод,

Белёную прядь убираю со лба,

И всё – как тогда, безысходен исход,

Одно остаётся – молчанье, мольба.

 

Я много чего исковеркал за жизнь,

Пустое во всём разбираться теперь.

Сказал бы Господь: от себя откажись –

Всё легче, чем тронуть закрытую дверь.

 

Приехал к закату, а ехал в рассвет,

И кони пропали – зови не зови:

Впустую рванусь из ледовых тенет,

Большие сугробы – пора нелюбви.

 

Такому, как я, стихоплёту, вралю,

Поверила зря… Но ты снова поверь –

Слезами крещенскими накрест кроплю

Закрытую заиндевелую дверь.

 

Уже не осилить сугробов гряду,

Я стану меняться – не станешь иной.

Мытарства мои – это всё на роду.

Тебе же зачем совпаденье со мной?

 

СЛОВА

Летала следом женщина-сова,

Пыталась даже завести семью,

А он, как проклятый, искал слова

И зарился на женщину-змею,

Что обвивала камень жарким днём,

Отнюдь не думая о нём.

 

Измучил, мучился, идя ко дну:

Забыться бы хотел – да вот не смог,

И путал имена, пока в одну

Не свёл обеих женщин, видит Бог.

Жизнь двуединая им суждена,

Поди, узнай: и кто жена?..

 

Он тяготился бдением совы,

Решив на случай некий уповать,

И жил змеиным шорохом травы,

Что в сновиденьях оплетал кровать.

О, счастье одиночества на дне! –

Доволен этим был вполне.

 

А что змея? Змея и есть змея.

Меняя кожу, для себя жила.

Ничьей была – насочинял: «Моя!..».

Но камень вдруг без летнего тепла

Стал холодеть… И это злое «вдруг»

Змеиный разорвало круг.

 

Он вынырнул и вытащил улов:

Совиный крик, змеиный солнцепёк,

Хотя ему счастливый поиск слов

Соперницы поставили в упрёк.

Плевать хотел он, верный лишь словам,

А те слова находит сам.

 

Ответствовать бы лучше по суду,

Чем выпускать на волю страсть свою:

Сова разбилась в небе о звезду,

Тяжёлый камень придавил змею…

Слова не принимаются в расчёт –

Никто несчастных не вернёт.

 

АЙСЕДОРА-ЗВЕЗДА

Хмельные крики услышу – промолчу! –

И роняю, дурень, тяжёлую голову,

А тут ещё привалилась ночь к плечу,

Сманивает к Дону идти по льду голому.

Да и пойду! Так давай со мной, айда!

Что осталось, если иное неведомо?

Как падучая Айседора-звезда,

Мне глазищами усмехаешься, вредина!

В косых лучах пританцовываешь зло.

Босая… А может, босая? Без разницы!

И я догадываюсь: мне повезло…

Скоро утомишься, захочешь подкраситься.

Порхание рук – танцевальные па

Всех десяти пальцев… Смотрю в изумлении!

Такое поставить мог бы Петипа –

Тема ресничная… Паду на колени!

Сейчас, Айседора, забудем себя,

А над самым краем вспомним с придыханием…

Убираешь лёгкие тени со лба –

После окажутся жесты эпохальными.

Колотится сердце до срыва уже –

Исчезаешь ты… И сразу – так соскучился!

И лифт обмирает на том этаже,

Шарф петлёю мёртвой на отлёте скручивается.

 

УЛИЦА ТУРГЕНЕВСКАЯ

Сияет солнца купол

Над белым храмом дня.

Базаром город куплен,

Да не купить меня!

 

Я с улицы Тургеневской –

Мой дом наискосок,

Недаром в русских генах есть

Евангелие строк.

 

Горластая удавка

Базарных площадей

Равняет у прилавка –

Будь эллин, иудей…

 

Какие рожи в раже!

И сам чернявый тут…

Душа – на распродаже,

Задёшево берут.

 

Куда бежать от зыка?

Базарный замкнут круг:

Охранная музыка –

Тургенев, Бежин луг!

 

г. Ростов-на-Дону