Александр БОБРОВ. НЕРУССКАЯ СТОЛИЦА. Из книги «Родина облаков. Замоскворецкие были и встречи»

 

Александр БОБРОВ

НЕРУССКАЯ СТОЛИЦА

Из книги «Родина облаков. Замоскворецкие были и встречи»

 

Через Москву волнами вливается в Россию

великорусская народная сила,

которая через Москву создала государство Российское.

А.Н. Островский

 

Положа руку на сердце, признаемся, что вливается в столицу сегодня через чиновничьи кланы и криминальный мир, через купленные рынки, должности и прописки. Такие волны не созидают Москву, воспетую великим драматургом, и всё государство Российское, а убивают их! Даже по внешнему виду это заметно: исторические достопримечательности сносятся, искажаются безвкусными среднеевропейскими новоделами или застятся безликими офисами, дорогими уродливыми домами с башенками. Те, кто не понимает красоту и не чувствует духа Москвы, талдычат: «Москву теперь не узнать», а я грустно добавляю: «Вот это-то и страшно...».

 

НЕМАЛАЯ РОДИНА

Для любого человека малая родина – это отправная точка всех дорог, начинаний, замыслов. Но Замоскворечье – больше, чем точка на карте мегаполиса. Здесь может вместиться что хочешь, могут перепутаться века, события и… нумерация домов. Вот как на моей Кадашевской набережной – зримый скачок из настоящего – в минувшее, из родного 26-го дома – сразу в 30-й. Выросший на этой обширной родине – в историческом и самобытном районе Москвы, я никогда не задыхаюсь от восторга среди любых зарубежных красот, особенно городских. Хотя очень люблю не только ландшафты Венгрии, разнообразную природу Турции или суровую красоту Скандинавии, но и такие города как Будапешт, Прага, Венеция, Париж. Да много можно назвать, но нигде бы мне не хотелось жить постоянно, а вот вернуться в Замоскворечье – очень хочется. Но куда там… Из квартиры на Большой Ордынке вальяжно вышел Борис Немцов с любовницей, чтобы поужинать в ресторане ГУМа и уже не вернуться домой через Большой Каменный мост. Арестовали первого мужа Марии Максаковой, бывшего криминального авторитета, спрашивают его на допросе: «Адрес проживания?» – «Большая Полянка,4». Знаменитый дом – Кремль из его окон виднеется. Вот они, новые насельники родного Замоскворечья… Это становится символом нерусской столицы: центр Москвы – без москичей.

 

БОЛЬНОЕ СЕРДЦЕ

Москвич Александр Пушкин с горечью написал в давние года: «Ныне нет в Москве мнения народного; ныне бедствия или слава отечества не отзываются в этом сердце России…». Что бы он сказал сегодня? Разве бедствия и слава сегодня отзываются в этом больном и ожиревшем сердце России? Понятно, что коренных москвичей осталось около трёх процентов, но ведь и все приезжие, пришлые, прорвавшиеся, особенно на государственной службе, начиная с мэра – обязаны понимать хотя бы, в какой город они приехали. Мне очень нравился опыт бывшего главы древнего города Звенигорода Леонида Ставицкого, инициатора и автора фотоальбома «Звенигород – любовь моя». Он, изучив личные дела чиновников, понял, что большинство из них – приезжие, и ввёл… уроки краеведения для них. Правильно! Как не знать, не чувствовать историю края, которым управляешь? В Москве, конечно, такого ни в жисть не будет, хотя Юрий Лужков был моим замоскворецким земляком, но даже он не пытался дремучесть преодолевать.

Нижегородский писатель Олег Рябов свою новую книгу «Осторожно – женщина» начал с повести, где есть такой пассаж о Москве: «Я не москвич, и всё реже бываю в столице, и мне все труднее не говорить о ней как о знакомом и любимом городе. Если и приходится ехать в Москву раз в полгода на какую-нибудь конференцию или деловую встречу, то выбираешь маршрут передвижений настолько оптимально, что уже ни лишних лиц, ни новых строений, ни клочка московского неба не видишь. А полвека назад было все по-другому: на концерты, премьеры и выставки мы из Горького за четыреста верст запросто ездили. Да что там на премьеры – постричься в парикмахерской и то некоторые умудрялись в Москву сгонять, как на базар за картошкой. А сейчас и электрички быстрее ходят, и комфортнее в этих «Сапсанах» и «Стрижах», а привлекательность и притягательность у Москвы пропала. И не потому, что продуктов и товаров у нас теперь – тоже не выкупишь. И потому, что… Я знаю почему, но про это в другой раз…».

И я знаю почему, хотя и Олег как-то в сердцах написал в комментариях на мою заметку: «Москва перестала быть русской столицей». Добавлю к его отрывочку, что и для меня привлекательность Москвы пропала, что и я выбираю маршруты передвижений оптимально, а если выпадет временное окно среди деловых встреч и лекций, не знаешь, как и время скоротать. Приедешь куда-нибудь в любимый Будапешт, есть праздное время – спокойно бродишь по центру, по пешеходной улице Ваци, по набережным Дуная, заглядываешь в магазинчики и кафешки, в переулки, где есть борозо – винные погребки, испытывая то лёгкое состояние, о котором Гарсия Маркес сказал: «Моё любимое занятие: праздно шляться по лавочкам – где-то пропустить стаканчик, купить ненужное…». Попробуй, попади на Тверскую в разгар дня – и «пошляйся». Как-то после заседания в Союзе писателей на Комсомольском проспекте, нужно было скоротать время у метро «Парк Горького» – кафешки на асфальте снесли, оставили какие-то «кофе с собой» неуютные. Там не посидишь, не почитаешь-не подумаешь. А капучино – 4 доллара. Да в Будапеште за такие деньги три чашки выпьешь и отдохнёшь в приятной обстановке. В Париже у Лувра в ресторане с официанткой в передничке 2,8 евро за чашку кофе заплатил! Да даже не в ценах дело, хотя и тут странно – почему? – а в самой атмосфере: бери кофе в бумажном стаканчике и выметайся на асфальт.

Но, конечно, всегда последним прибежищем оставалось Замоскворечье. Там назначал встречи, туда приезжал глотнуть растворяющегося московского воздуха. Хотя и там при обилии заведений, всё недорогое, истинно московское – стремительно исчезло. Итальянские рестораны, сетевые заведения, одинаково высокие цены. Напротив радиокомитета, где работал и выступал много лет на радио «Говорит Москва», «Резонанс» и «Подмосковье», по адресу Пятницкая, 25 много лет работала рюмочная «Второе дыхание». О ней знали не только страждущие завсегдатаи, но даже иностранцы. Так одна француженка с ужасом написала: «Я работаю на станции метро „Новокузнецкая“. Это очень приличное место — офисы, хорошие рестораны, Третьяковская галерея, наконец. Но совсем рядом со станцией, по дороге в мой офис, есть одно странное и страшное место. Там всегда открыта дверь, оттуда неприятно пахнет. Там люди стоя пьют водку и очень кричат. Я стараюсь как можно быстрее пробежать мимо этого места, как будто они сейчас вылезут и захотят затащить меня туда. Николь, 28 лет, Франция». На это я бы мог сказать, что самое страшное столичное место – это улица красных фонарей и секс-шопов Сен Дени в её Париже, где я жил, когда приезжал писать про первый тур выборов президента Франции. Вот куда хотят затащить! Но не дай Бог…

Теперь года

                    летят быстрей шрапнели,

Тусклы бывают праздничные дни,

И даже проститутки пострашнели,

Которые стоят на Сен-Дени…

 

На ее углу, у дома N142, сохранился старинный фонтан, из которого в дни больших праздников текли вино и молоко. Вино и сегодня здесь течёт – можно найти любое по карману. В крайнем случае, купить недорого в магазине и пить в скверике. Я видел, как бомжи в сквере у памятника коллеги Оноре Бальзака пили розовое вино, которое у нас в винных бутиках втридорога продаётся. Кому-то, Николь, была по карману только рюмочная «Второе дыхание», чтобы не просто в подворотне распить, а пообщаться, побазарить, покурить, пускай и стоя. Сначала запретили курить, а теперь и последнюю забегаловку Замоскворечья закрыли…

 

КАКАЯ Ж ОНА?

Ваша Москва чистая, белая, древняя, и я это чувствую...

Александр Блок

Мэр столицы Сергей Собянин через век после Блока на торжественном заседании в честь 100-летия Союза журналистов хвастливо заявил: «Наш город становится добрее, лучше, красивее?». Добрее?! – это он загнул. Ещё Владимир Даль приводил поговорку: «Москва бьёт с носка». А теперь не то что с носка, а косит направо-налево и в упор человека не видит. Она замечает и лепит только потребителя и обслугу. Мигранты сделали из неё не белый город, а какое-то подобие Бишкека, уничтожение старинных уголков (не заметных памятников архитектуры, а заветных уголков и городской среды, передающих дух Москвы) зачеркнуло древность. Но самая большая трагедия страны и, конечно, Москвы в том, что паразитов и прихлебателей стало больше, чем работников и созидателей. И потому ни один мегаполис, особенно столица России, – по трудам и безделью, по мировосприятию и атмосфере – не может стать лучше в принципе! Ведь Советский Союз был одним из лидеров (а по многим видам продукции и первым) промышленного производства в мире и самостоятельно выпускал необходимое оборудование и станки, взрастил потрясающий рабочий класс, образованную научную и творческую интеллигенцию. Они-то и составляли гордость любого города, определяли его характер. Лидировала в науке и высокотехнологичном производстве, конечно, Москва. Куда всё это делось? На месте ЗИЛа, «Москвича», «Серпа и молота» – дорогие кварталы, куда честный и совестливый труженик – просто не может приехать. Вот тебе и людское наполнение!

 

СИМВОЛ

Вся жизнь в Москве

                        на уровни расколота

Повышенной комфортности и так…

Где высились цеха «Серпа и молота»,

Теперь царит строительный бардак.

 

Конечно, это скоро устаканится,

Для жителей престижных корпусов –

Ни искорки от плавки не останется,

Ни эха от рабочих голосов.

 

А полыхали отсветы красивые –

Завод Гужона, СиМ советских дней…

Квартал в рекламе

                 громко назван «Символом» –

Циничней нет названья.

                                         И точней!

 

КРАСНЫЙ ОКТЯБРЬ

Запахи детства. Дворовые сценки.

Фабрика Эйнем и мост.

И долетающий ветер со Стрелки,

Где церетелевский монстр.

 

В воздухе смешаны гарь и прохлада,

Вновь настигают, как встарь,

Сладкие запахи шоколада

Фабрики «Красный Октябрь».
 

Что там сегодня? Какой-то арт-кластер,

Офисы и номера.

Помню: ходили на фабрику классом,

Это – как будто вчера:

Русские бабоньки в белых халатах

И шоколада листы.

 

Ну, а сегодня в кирпичных палатах –

Царство базарной тщеты.

Нет ни следа от горячей, рабочей,

Пахнущей сладко Москвы…

 

Пётр Церетели. Навыкате очи.

Каменные мосты.

 

БЫВШИЕ БАНИ

Кадашевские НЕбани –

Символ нынешней Москвы:

Снова русских нае..ли,

Объегорили, увы.

Как-то вспомнил утром рано,

Чтоб простуду побороть,

И поехал.

               Там – охрана

И сплошной «вашблагородь».

Историческое зданье,

В нём – купеческий уют,

А теперь – как в наказанье –

Для нуворишей приют.

Дорогие иномарки

И дизайн, и экстерьер:

Буржуазные подарки

Тем, кто слил СССР.

Кто вопил всерьёз и сдуру

На ладонях площадей:

«Скинем партноменклатуру –

Будет рынок для людей!».

Четверть века страшной битвы.

Много листьев намело.

Из-за бань глядит «элиты»

Неотмытое мурло.

 

ЗАМОСКВОРЕЦКИЙ ЛЕВ

На Пятницкой

                       есть особняк,

Приметливый – со львами.

Один из львов совсем обмяк

С прикрытыми глазами.

 

На обывателя похож,

Которому до фени

И весь парад чиновних рож,

И отзвук песнопений.

 

Но разве он всегда так спал

При шуме мирозданья?

Когда-то Ленин выступал

В красивом этом зданье.

 

И отсвет падал на фасад,

И лев – почти светился:

Тогда ведь пролетариат

В барыг не превратился.

 

Прилёг на лапы, присмирев,

Не хочет повернуться…

Он спит, замоскворецкий лев,

Но может – встрепенуться!

 

ПОД ЛЁГКИМ СНЕГОМ

                                                 Т.В.

 Я иду за тобою следом

Сквозь толпу и безлюдный лес.

Как живёшь ты под лёгким снегом,

Еле падающим с небес?

Он как будто бы зависает

Над Москвою и над судьбой,

Ненавязчиво завещает

Не прощаться ещё с тобой.

 

Будет вечером небо звёздно,

А в мороз – тяжелей дышать…

Даже если всё безнадёжно –

Он внушает не поспешать.

 

И пока в капюшоне светлом,

По стране, приказавшей петь,

Ты проходишь под лёгким снегом –

Как с восторгом не поглядеть!

 

АПОЛЛОН ГРИГОРЬЕВ

                                     Владимиру Бондаренко

Литератор, не знающий страха

Ни в трактирах, ни даже в стихах,

Вы сидите в красивой рубахе,

С неизменной гитарой в руках.

 

Аполлон Алексаныч Григорьев,

Перестаньте, пожалуйста, пить!

Неужели в России так горько

И писать, и Россию любить?

 

Мещанин, коренной москвитянин,

Породнившийся с целой страной,

Мы по следу по вашему тянем

Ту же лямку упряжки двойной.

 

И с таким же напевом печальным,

С тем же бантом из шелковых лент

Многострунным и многострадальным

Остается в руках инструмент.

 

Аполлон Алексаныч Григорьев,

Перестаньте, пожалуйста, пить...

А и вправду, в России так горько

И писать, и Россию любить!

 

* * *

Замоскворецкие были и встречи…

Сквер зажигает прощальные свечи,

Осень листвою легла у корней.

Преображается Замоскворечье,

Брезжат в Москва-реке лики и речи –

Самое светлое в жизни моей.

 

Здесь, выражаясь красиво – пенаты,

Все пораженья мои и награды,

Все обретенья мои и грехи,

Дерзость мальчишки и верность солдата,

Заповедь бати,

                           грамота брата,

Первые грёзы,

                        смыслы,

                                    стихи…

 

=====================================================

В воскресенье 17 февраля, в 15 часов в малом зале ЦДЛ состоится вечер, посвящённый 75-летию Александра Боброва: «Замоскворецкие были и встречи», и представление новой книги «Родина облаков».