Николай БЕСЕДИН. ТЫ УЗНАЙ ЭТУ ГОРЬКУЮ СТРАСТЬ… Стихи

 

Николай БЕСЕДИН

ТЫ УЗНАЙ ЭТУ ГОРЬКУЮ СТРАСТЬ…

 

НИКОЛАЮ РУБЦОВУ

Мы тогда не знали друг о друге,

Лишь стихами бредя наяву.

Но была поэзия порукой,

Что придёт минута рандеву.

Да, пути судеб исповедимы,

Если души молят об одном,

Чтобы Русь была вовек хранима

Каждым полем, рощей и холмом.

 

Ничего нет ближе и дороже,

Чем сердец невидимая связь.

…Семинар наш. Это будет позже,

А пока морей студёных власть.

А пока Североморск и лица

Корешей. О них забыть нельзя.

И стояли рядом два эсминца

«Окрылённый» с «Острым», как друзья.

 

* * *

Не знать стихов, но помнить имена.

Какая странная судьба поэтов,

Которыми талантливо воспеты

Россия и родная сторона.

Но есть другая в памяти времён,

Отмеченная жребием высоким.

Поют стихи и произносят строки,

Не зная их создателей имён.

 

* * *

Не мучай строчки, подгоняя

За рифмой рифму невпопад.

Поэзия – она живая,

Она, как вешний водопад.

Поэзия – дитя Природы,

Как будто соткана из снов,

Дыханье лёгкое свободы,

Высоких дум, и чувств, и слов.

Слова в стремительном полёте

И грациозны, и легки…

Но если строчки пахнут потом,

Простите, это не стихи.

 

* * *

Опять о древнем ремесле,

О бранном деле вспоминая,

Я приношу поклон земле

И говорю ей:

                       – Ты святая!

О, сколько лиха пронеслось

Над ветровым твоим раздольем,

А всё не меркнет свет берёз,

И не скудеет хлебосолье.

 

От тех языческих времён

В твоих глубинах и поныне

Ещё звучит кольчужный звон,

И ярость киевской дружины.

Чудское озеро гудит

В ненастье памятью суровой

И одолень-травой шумит

О славе поле Куликово.

 

Вся боль минувшая жива

В твоих изломах и разрезах,

Но поднимается трава

Над всем погибельным железом.

Но загораются, светясь

Полями ржи, твои закаты,

Где за свою родную власть

В атаках падали солдаты.

 

Я говорю:

                  – И небосклон

К тебе склоняется доверчиво.

Поклон тебе, земля, поклон

За веру и за память вечную.

За то, что в бранном ремесле

Отрады ты не усмотрела,

За то, что на твоём челе

Всё тот же свет берёзы белой.

     

* * *

Это вечное солнце Рериха,

Это гордая вера его

В красоту и её торжество,

В непреложность земли и лемеха.

Этих гор взгромождённых величие,

И тревожно дымящийся день,

И Христа упавшая тень

На застывшее в камне язычество.

 

Ты прими всё вокруг, как видится,

Ты узнай эту горькую страсть

Верить в слабость и верить во власть

Неразгаданного провидца.

 

Пусть тебя уведёт долблёнка

По густой кровавой реке,

Чтобы где-нибудь вдалеке

Мир познал ты сердцем ребёнка.

Чтобы зов светлозоревой бездны

Ты за истину принял вдруг,

И на миг хоть замкнулся круг

Бесконечных дорог надежды.

 

А потом, возвратясь в действительность

И наивности посмеясь,

Ты увидишь другую связь

И познаешь иную истинность.

Мир откроет новые дальности

Дел свершённых и сказанных слов.

Но останется тайный зов

В эту сказочную реальность.

 

* * *

Вот из-под ног взлетела птица,

И крик тревожный взвился ввысь.

Не бойся, милая!

                            Продлится

Птенцов беспомощная жизнь.

 

Не бойся, птаха, человека,

Зачем ему твоя беда?

Храни от птичьего набега

Благополучие гнезда.

Храни его от сов ночами,

А днём от ястреба храни.

Ведь нам приходятся врагами

Те существа, что нам сродни.

 

Вот и тебе совсем не надо,

Чтоб не стихала боль во мне.

Но никогда не жди пощады

От самых ближних на земле.

 

* * *

Спектакль был провален до конца.

Смеялся трагик, комик путал роль.

И у придворных не было лица,

И пил за демократию король.

Статисты выходили невпопад,

Премьер лишь подаяние просил.

Герой на смутном фоне баррикад

Пособие по подвигам строчил.

Злодей, разоблачённый, правил бал.

И лишь суфлёр доволен был и горд,

Да нищий так естественно играл,

Что заслужил овации господ.

 

* * *

О, сколько было закадычных

Прекрасных сердцем и умом

Провинциальных и столичных

Бойцов в делах и за столом.

И сколько их теперь осталось,

Когда страны той – нашей! – нет.

Их всех почти сожгла усталость

От потрясений и от бед.

И нет уже ни сил, ни цели,

А только совести укор,

Что мы ответить не сумели

На униженье и позор.

И теплится в устах молитва

О правде, что придёт в свой срок.

Да по ночам всё снится битва

И враг поверженный у ног.

 

УЧАСТКОВЫЙ

Он первым прибежал на крик.

Того, кто убегал,

Увидел он всего на миг,

Но так и не догнал.

Его схватили мужики

И привели к нему.

В крови лежали старики

В квартире на полу.

И рядом с ними мальчуган

Лет девяти лежал.

Все трое умерли от ран

Преступного ножа.

 

Стояли женщины в слезах,

В припадке билась мать.

И воздух кровью весь пропах,

И горе не унять.

Убийца связанный стоял,

Разглядывал народ,

И что-то медленно жевал,

Кривя брезгливо рот.

 

И участковый вдруг вскипел,

С лица стал белым весь.

И крикнул яростно:

                               – Расстрел!

Расстрел сейчас и здесь!

Да, смерть за смерть и кровь за кровь,

Что б ни внушали нам.

Какая, к чёрту, там любовь

К убийцам и ворам!

Пускай потом казённый суд

Мотать назначит срок.

Я жить иначе не смогу. –

И он нажал курок.