Виктор КАРПУШИН
И ВОЛХВОВ РАЗЛИЧАЕТСЯ СЛЕД
* * *
Посеребрённые бурьяны,
Искрист весенний небосвод.
Напрасно ждать небесной манны,
Когда холодный дождь идёт.
Обычная картина марта,
Бесхитростная простота.
Так ворожить способна мята
В объятьях чайного листа.
Чудесна химия природы,
Оттаявшей земли бугры.
И роща светлая поодаль –
Туманные антимиры.
И всё же путь наш не в тумане,
Тропинка выведет к реке,
Где месяц прячется в бурьяне,
И сладок сон в березняке.
* * *
Под снегом болотная клюква,
Искрится лыжня меж осин.
Не горькая нынче разлука,
Чудесно мерцание льдин.
Нехватку покоя и денег
Забуду. Пока – тишина.
Синички запрятались в ельник,
А прорубь промёрзла до дна.
Но тащит уверенно ящик
Угрюмый рыбак на горбу,
Довольствуется настоящим
И верит в блесну и судьбу.
* * *
Не следует искать следы,
Идя по собственному следу.
Не отвлекает тень беды,
Молчанием продлим беседу.
Задумчив непутёвый бес,
Стоит в распахнутом пальтишке.
А впереди искрится лес
И заготовлены дровишки
Для одинокого костра,
Для очарованной печали…
И ангелы, взлетев с куста,
Случайно ветки покачали.
* * *
Городок завалило снегами,
Проявляется в небе звезда.
Впечатляют садов оригами,
Но в России цветы изо льда.
И сплетаются стылые стебли
На окне электрички с утра.
Воробьишки мечтают о хлебе,
Но на всех не хватает добра.
В подворотнях плутают печали,
Улыбаются снеговики.
Но прохожие не отличали
Зачарованный блеск от тоски.
Так бывает в метельные будни,
Где таится за ближним углом
Тихий ангел – заснеженный путник,
Он поэту с рожденья знаком.
* * *
Учитесь грусти у зимы,
Хвала мерцающему снегу!
Соседи не дают взаймы,
Но перейти возможно реку.
На отдалённом берегу
Даст прикурить случайный путник,
Отыщется игла в стогу,
А путь укажет мёрзлый прутик.
И будет ведьма подпевать
Неутихающей метели,
И будем горе горевать,
Что на Руси всегда умели.
Ходили к проруби, когда
Звезда крещенская горела,
И стороной брела беда,
И у беды бывает дело.
К церквушке выйду сквозь снега,
Свечой залюбовавшись зыбкой…
И на улыбочку врага
Отвечу праведной улыбкой.
* * *
На задворках старинных окраин
Повстречаться возможно с весной.
Мой знакомый поэт неприкаян,
Снова бродит под бледной луной.
Он удачлив и, вроде, не бедный,
Отчего же печаль, словно тень
Привязалась, и ранней обедней
Не разжалобишь ветреный день.
По России гуляют метели,
Не в диковинку снег в феврале…
Прилетают к жилью свиристели,
И весна различима во мгле.
Успокою смурного поэта,
Вот и снег розовеет слегка.
А слеза накатилась – от ветра,
Март искрится в глазах старика.
* * *
Февраль. Застенчивые блёстки.
Зима уходит на покой.
Тропинок ледяных бороздки.
Холодный сумрак над рекой.
В оцепенении природа.
Церквей лампадная печаль.
И будничная непогода,
Поскольку на дворе февраль.
Любить – напрасная затея,
Но как-то зябко без любви…
Так принимает Мангазея
Оттаявшие корабли.
* * *
Звенит леденящее небо,
Метельно в моей стороне.
И мёрзлая корочка хлеба
На завтрак подходит вполне.
Не жду, что откроются клады,
Найдётся заветный ларец.
Январскому солнышку рады,
Сосульки искрится венец.
А к проруби выйдя в потёмках,
Ослабив тугую петлю,
Открою льняную котомку –
И щуку чуток покормлю.
Не жду исполненья желаний,
Сомнительных гор золотых…
Крещенской водицы дрожанье,
Но к полночи ветер затих.
КСЕНИЯ
Зима – до белого каления,
Непостижима белизна.
По Петербургу бродит Ксения,
Который век и всё одна.
Нева. Промоины над безднами.
И сфинксов обморочный взгляд.
И люди со своими бедами
Блаженно вслед святой глядят.
* * *
Смотрю в окно, ворон считаю,
Дорожки дворники метут.
Весну и зиму сочетаю,
Метель – привычный атрибут.
Машины во дворе буксуют,
Не материться мудрено.
Простоволосую, босую
Весну не разглядеть в окно.
Она как будто не готова
Предстать в наивной простоте.
Бредёт в окрестностях Кусково,
Одна – на снеговом холсте.
* * *
Солнце к полудню рыже́е,
И недоступно уму:
В каждом окне – ворожея,
В каждом дому – по кому.
Крепко сплелись узелочки,
Не развязать просто так.
Трудно слагаются строчки
В Богом забытых местах.
Но почему-то спокойней,
Если окружным путём
К озеру, словно к иконе,
Выйдешь безоблачным днём.
Вспомнятся сами молитвы
Нужные больше, чем хлеб…
Травы на дне перевиты,
Вечная тайна судеб.
* * *
Который день звенит осинник
На леденеющем ветру.
Поэт – по своему, пустынник,
Сродни апостолу Петру.
Раскаивается, клянётся,
Хранит заветные ключи.
По наледи искрится солнце,
Спят под сугробами ручьи.
А мы не спим, с утра плутаем
По улицам, где колют лёд.
И неизменно ждём проталин,
И время мёрзлое течёт.
Есть в январе источник света –
Воды крещенской вечный блеск.
Неразличима грусть поэта,
Непостижима стынь небес.
* * *
Отрезанный ломоть храню в котомке,
Колючей проволокой иней на ветвях.
Бывают дни, когда милы потёмки
И не мешают сумерки и страх.
Февраль искрист. Его исход печален.
Дороги искривились неспроста.
А мы живём и вьюгу привечаем,
Когда снега – святая простота.
Когда метёт в глухие подворотни,
Когда привычен гопник на углу…
И пусть тепло случится не сегодня,
Напомнит вьюга детскую юлу.
* * *
Над белой бездной мост висячий, –
Заиндевевшая дуга.
Народ, отнюдь не от Версаче,
Дыханьем греет берега.
Провинциальный городишко
В сугробах – по дверной проём.
Перелицовано пальтишко,
Чекушку выпьем – и живём!
И бесконечна ипотека,
И заморожен личный счёт.
Ночь. Улица. Фонарь. Аптека.
И кашляет бездомный чёрт.
Но грезится весна сквозь стужу,
Март притаился за горой.
И дети полируют лужу,
Довольны жизнью и игрой.
* * *
Наступает арктический холод,
Удивительно светел покой.
Подмосковный заснеженный город
Породнился с замёрзшей рекой.
Это лучше, чем в грусти сиротство
И тревожные поиски сна.
И дымок бледно-розовый вьётся,
И луны серебрится блесна.
И, поверив рождественской сказке,
Улыбнулся угрюмый поэт…
Ведь искрится берёза по-царски,
И волхвов различается след.
* * *
Осины посветлели у реки,
Апрельским солнцем на ветру согреты.
Выдумывать счастливые сюжеты
Не стоит, если облака легки.
Легко преобразившейся душе
Быть на виду с пасхальными дарами.
И вновь бреду рассветными дворами,
И окликаю счастье в шалаше.
И высохшая шелестит трава,
И нет печали в прошлогодней прели,
И не смущают сумерки в апреле,
Когда светлы поступки и слова.
* * *
Переменчивы русские вёсны,
Холода и тепло – косяком.
Из сараев выносятся вёсла,
Я с хозяином каждым знаком.
Деревенские тихие люди
Возле речки разводят костры,
Эту местность неброскую любят,
Ладят лодки, и речи просты.
На шестах расправляются сети,
Ветер хлопает створкой окна.
И серьёзны и праведны дети,
И прекрасна с утра тишина.
Раскрываются почки на вербах,
С каждым днём прибывает вода.
Я бы смог здесь остаться, наверно,
Половодье навряд ли беда.
* * *
Деревья. Улицы. Ограды.
Неяркий свет. Туманный снег.
Привычные косые взгляды,
Который день, который век.
Но привыкаю понемногу
К своей дороге и судьбе,
Невольно приближаясь к Богу,
Забыв о тёмной ворожбе.
И так хватает тёмных пятен,
Горчащих, смешанных с бедой,
Что даже мокрый снег приятен,
Струящийся живой водой.
Лирик чистой воды!