Арсен ТИТОВ. ПРИЗРАК БРОДИТ ПО ЕБУРГУ. Критика критики или попытка разобраться с соцреализмом

 

Арсен ТИТОВ

ПРИЗРАК БРОДИТ ПО ЕБУРГУ

Критика критики или попытка разобраться с соцреализмом

 

Печально, товарищи, когда критик судит об авторе или его произведении, только исходя из своего вкуса, из своих пристрастий или совсем из отношения «свои – не свои». Печально, когда критик не заботится в своем суждении о подлинности фактов.

Я, Арсен Титов, за мои тридцать три года работы в литературе всего однажды брался отвечать на критику подобных «критиков» в прессе. Было это в 2005 году, когда один как бы даже и маститый тюменский литератор взялся описать в журнале «Врата Сибири» работу совещания молодых литераторов в Нижнем Тагиле, проводимого Ассоциацией писателей Урала, Сибири и Поволжья, и настолько показал свой вкус, свои пристрастия, свой уровень мышления и критики, что я не смог промолчать. Я ответил ему в альманахе «Чаша круговая» за 2005 год.

И вот сейчас я тоже посчитал необходимым высказаться.

А поводом послужило упоминание моего имени в двух литературоведческих материалах, первый из которых вышел в 2018 году отдельной книгой и называется «Урал»: журнал и судьбы» Валентина Петровича Лукьянина, чье имя широко известно в литературе. Автором же второго материала является Евгений Иванов, представленный в материале как екатеринбургский книжный обозреватель, поэт, литературный критик и сотрудник библиотеки имени В.Г. Белинского. Его материал под названием «Литература» в рамках исследования культурной среды Екатеринбурга размещен на сайте Управления культуры Екатеринбурга в феврале нынешнего года. Я бы не стал отвечать только Валентину Петровичу. Но с появлением материала Евгения Иванова я все-таки решился на ответ, хотя понимаю, что отвечать в таких случаях бесполезно.

 

Начну со статьи Евгения Иванова «Литература».

Я не буду говорить о статье в целом, потому что надеюсь, о ней скажет настоящий критик, не такой, как я. Моя задача в отсутствии того настоящего критика воспользоваться распространенным правилом: спасение утопляемого есть дело самого утопляемого, – то есть задача коснуться только того фрагмента, где обозначены мое имя и имя моего друга Александра Кердана.

В этой статье вся наша екатеринбургская литература выстроена по «направлениям», среди которых первым упоминаются писатели «старшего поколения», то есть, видимо, писатели «культурного направления», хотя автор статьи «старшее поколение», представленное именами всего шести прозаиков, так не называет, как и не числит в сем «поколении» ни одного поэта. Но следом за «старшим поколением» он выделяет в отдельную структуру «контркультурное направление» – это-то и дало мне полагать, что «старшее поколение» можно назвать «культурным направлением».

А к «контркультурному направлению» Евгений Иванов отнес: «Дмитрия Шкарина («Черная бабочка»), Андрея Матвеева, Юлию Кокошко, Андрея Ильенкова («Повесть, которая сама себя пишет»), Александра Верникова, Кирилла Азерного». Выделение Дмитрия Шкарина и Андрея Ильенкова их произведениями, вероятно, должно было, по замыслу Иванова, с большей убедительностью показать их принадлежность к «контркультуре», тогда как не выделенные их произведениями остальные авторы, надо полагать, принадлежат сему «направлению» всецело и в выделении не нуждаются. Или, наоборот, не выделенные авторы не имеют таких ярких произведений, которые бы сравнились с выделенными, и просто примыкают к тому или иному «направлению» по воле Евгения Иванова.

Этот же метод используется и в отношении других имен и «направлений» и, вероятно, преследует ту же цель: какие-то авторы отмечены просто их упоминанием, а какие-то отмечены еще и упоминанием их произведений, то есть указываются Ивановым как основополагающие для данного «направления», а может быть даже рекомендуются читателю для изучения. Но я – еще раз – не буду давать характеристику статье в целом. Она дает яркое представление о предмете, то есть о состоянии екатеринбургской литературы на данный момент. И дает она это не только теми фактами и именами, не только теми характеристиками, которые приведены в статье, но и теми фактами и именами, которых в статье нет, а характеристики неточны или даже искажены. То есть статья дает представление в том числе и о состоянии екатеринбургской литературной критики.

Но вернемся к «старшему поколению», среди которого как раз и значатся упомянутые Арсен Титов и Александр Кердан. О нем, о «старшем поколении», автор сказал вот так:

«Есть свои традиционалисты, есть и те, кто раздвигает рамки привычных представлений. Старшее поколение отмечено именами Евгения Касимова, Владимира Блинова, Юрия Бриля, Валерия Исхакова, а также Арсена Титова и Александра Кердана, работающих в жанре исторического романа. Правда, с явной отметиной стиля соцреализма».

Вот так и никак иначе – шесть прозаиков.

То есть кто есть кто в «старшем поколении», кроме Титова и Кердана, понять трудно. Возможно, четыре первых упомянутых прозаика являются традиционалистами, а Титов и Кердан – теми, «кто раздвигает рамки привычных представлений», ведь они «работают в жанре исторического романа» да еще «с явной отметиной стиля соцреализма», а это, товарищи, обязательно «раздвигает». А возможно, товарищи, совсем наоборот. Возможно, как раз четыре первыми названных прозаика и «раздвигают рамки», а эти двое – Титов и Кердан – являются традиционалистами: где же им, с их «жанром исторического романа» и «отметиной стиля соцреализма» что-то там раздвигать! Не та «отметина», чтобы раздвигать. Да еще плюс к «отметине» у них всего лишь примыкаемость к «старшему поколению», специально выделенная термином «а также». С такими характеристиками добрые литераторы на «раздвигаемость» не замахиваются!

Как уже можно догадаться, меня умилило выделение моего имени и имени Александра Кердана из имен «старшего поколения» не только указанием жанра, в котором мы «работаем», но даже указанием метода, каким мы руководствуемся в своей «работе», метода, давно отринутого, надо полагать, как старшим поколением, то есть «культурным направлением», так и «контркультурным направлением», и, надо полагать, всеми другими направлениями, всеми, там, «отвечающими за фантастику Борисами Долинго», всеми авторами «женской литературы уральского происхождения», всеми детскими авторами, всеми авторами «Уральской поэтической школы», «школы драматургов Николая Коляды» – ну, всеми, всеми, кроме нас двух. Причем руководствуемся мы этим наконец-то сброшенным с корабля современности методом (у автора – стилем!) так ловко, что на поверку самого метода (по автору – стиля!) увидеть нельзя, а можно увидеть только его «отметину» да и то увидеть можно только бдительному глазу. И главное, как мы выделены! Мы выделены совсем не так, как выделены Дмитрий Шкарин и Андрей Ильенков. У них все-таки «контркультурные» произведения, то есть, надо полагать, такие произведения, которые лишний раз упомянуть не только не грех, а даже доблесть. А у этих двух, то есть у нас, у Арсенки Титова и Саньки Кердана, какие могут быть произведения – это в «жанре-то исторического романа»! Тьфу у них, а не произведения.

Но выходит, у нас такие тьфу-произведения, что не выделить нас, их авторов, просто невозможно! Автор не хочет выделить. А рука автора сама лезет выделить. Автор: «Чур меня!», а рука: «Э, нет! Надо выделить!». И сколько там боролся автор, нам неизвестно. Но сдался. Выделил. Нашел форму: «а также». И, наверно, до сих пор саднит автору, до сих пор мучается он вопросом, почему же сдался, почему не выстоял, в чем причина такой слабохарактерности? Тяжела шапка критика и книжного обозревателя. Хочется её так водрузить, чтобы ух, чтобы вовек никаких в литературе Екатеринбурга недоумков, «работающих в жанре исторического романа с отметиной стиля соцреализма» не было, а шапка кособочится в оппортунизм, то есть в соцреализм, и рука с шапкой никак не справляется – приходится сдаваться.

Саднит автору, а мы с Александром Керданом ликуем и никак в толк не возьмём, что за причина подвигла автора хотя бы к этому «а также», какие такие благодеяния простёрли мы, Арсен Титов и Александр Кердан, на автора, что он переломил себя и счёл необходимым всё-таки и нас, сирых, выделить даже в череде имен наших ровесников, славных имен «старшего поколения». И невдомёк нам, сирым, да что там, тьфу нам на то, что автор сим выделением, как взмахом серпа, подверг нас обрезанию, то есть отрубил нас от нашего остального творчества, кроме «жанра исторического романа с явной отметиной стиля соцреализма». Главное, он нас выделил! Главное, он нас вставил в число избранных шести представителей «старшего поколения», а может быть даже этим «а также» выделил в раздвигатели рамок»! И не надо бы нам, сирым, напоминать автору статьи того, что, сколько нам помнится, не заскорузли мы только в «жанре исторического романа» (тем более, с вышеуказанной «отметиной»), что оба мы работаем и в других жанрах, что оба мы известны в России – Александр Кердан отмечен Большой литературной премией Союза писателей России, а я, Арсен Титов, отмечен «Ясной Поляной» (о чём сам автор статьи не чужд оказался оповестить читателя в синодике лауреатов)! Не надо бы нам лезть к уважаемому автору статьи с такой чепухой. Но полезли мы. Из отсутствия благодарности да от нашего негибкого ума, не способного постичь того, чем же мы заслужили такое щедрое внимание автора, полезли мы спросить: а чем же всё-таки заслужили мы и ваше «а также», и ваше мановение серпом, а, Женя? И чем же заслужили ваше небрежение – небрежение «критика и книжного обозревателя» те из ваших коллег, те критики, те члены жюри, которые нас награждали, как мы полагаем, заслуженными премиями? И чем же заслужили ваше небрежение многие другие литераторы «старшего поколения», по вашей воле вообще отсутствующие в сём вашем синодике, именуемом обозрением?

Создается впечатление, что автор не знает, что такое соцреализм, что он пугает соцреализмом, но сам же работает его методами, по которым тот, кто не с ним, не подлежит никакой морали, и с ним вольно сделать всё, что соцреализму в данный момент выгодно.

Где у Арсена Титова хоть в одной его вещи можно увидеть «отметину стиля соцреализма»? Прочтите его, начиная с самой первой повести «К вопросу о Кавказской войне», написанной в 1982 году (журнал «Урал», 1988 год). Ольга Славникова назвала эту маленькую повесть предсказанием войны на Кавказе 90-х годов. А роман «Вот мамелюки» («Урал», 1992 год), еще за десять лет до публикации предсказал зарождение антирусских явлений в национальных республиках, принесший их отделение от России, прозябание и последующую ненависть к России. Прочтите «Повесть букейских лет», первая часть которой вышла отдельным изданием в 1998 году, а остальные две части выходили в том же журнале «Урал» в 2006 году, в нынешнем же году вышла отдельным изданием. Прочтите «Тень Бехистунга» (издания в Екатеринбурге и Москве), «Тяжёлый бомбовоз» («Урал», 2018 г.), «Период» (написан в 1988 году и опубликован в «Дружбе народов» в 2016 году), «Старогрузинские новеллы», иные новеллы – прочтите и отыщите в них вожделенную вами «отметину». Не отыщите.

Равно же прочтите у Александра Кердана его исторические романы о Русской Америке, а их целых четыре. И там вы не найдёте вожделеемого. Что в них соцреалистического? Только то, что Кердан там оперирует фактами из подлинных документов, а не вымышленными и не подогнанными под идею фактами, не такими фактами, которые, как сказал в своем повествовании (о котором речь пойдет далее) Валентин Петрович Лукьянин, «чтобы согласовывались с мировоззрением»? Так ведь именно «согласовывание с мировоззрением» и есть метод или «отметина стиля соцреализма».

И если и есть какая-то идеология в наших с ним указанных публикациях, так эта идеология равна той, какую несёт русский реализм. И если этот реализм по воззрению автора и есть «отметина стиля соцреализма», то подобным новоязом следует «заклеймить» хотя бы Фёдора Достоевского с его «Бесами», с его «Братьями Карамазовыми», не говоря о других писателях, всяких там Толстых, Чеховых, Шолоховых и иже с ними. Они тоже кое-что предсказали и кое-что показали. Хотя не в предсказаниях и не в показе дело. Не из них состоит литература. А дело в самом эстетическом феномене литературы. Дело в том, кто и как литературу принимает, кто в ней машет серпом только лишь по своему вкусу, да по своим пристрастиям, зачастую далеко не безупречным, кто не может её увидеть как феномен искусства, живущий сам по себе во всём своём многообразии, ничуть не оглядываясь на наши хотелки видеть её только такой или только этакой.

Беда наша в том, что мы не можем признать ничего того, что нам по нашей же беде неведомо, ничего того, что не совпадает с нашими взглядами на искусство, а возможно, и вообще на мир, что не совпадает с нашими пристрастиями и вкусами. И причиной тому, возможно, бедность нашей души, или иное её некое качество, названия которому мы здесь приводить не будем – как говорится, sapienti sat.

Да ведь и упомянул Евгений Иванов сих Титова и Кердана только этак: «Да еще работают в жанре исторического романа» – то есть более никак они не работают, и то есть будто жанр исторического романа – это такое предосудительное занятие, что работать в нём могут только такие недоумки и такие отбросы литературного общества, как Титов и Кердан. И упомянул автор их как бы из жалости, из своего великодушия переломив себя, да, дескать, можно их и не упоминать, но чего уж там, присовокупим до кучи, нам не жалко, да и шапка объективного критика, глядишь, ровненько на уши сядет!..

Что ж, и это тоже позиция. Евгений Иванов исповедует её не первым и не последним. Таких исповедывателей в истории искусства и литературы не счесть. И так свысока, и так безапелляционно подобные исповедыватели в истории искусства и литературы относились ко многим. И этот приём как раз и является приёмом соцреализма, хотя применяется с незапамятных времен, потому что подобных «объективных» критиков и книжных обозревателей в истории искусства было хоть пруд пруди.

И если ещё раз сказать об Александре Кердане, то следует сказать, что его в Екатеринбурге не упоминают в числе больших поэтов чисто из конъюнктуры, только из своих пристрастий (и заметьте, только в Екатеринбурге!). И это не случайно. Именно в нашем городе с неких пор стало нормой в угоду своему личному воззрению, а ещё чаще в угоду воззрению избираемого для собственной выгоды патрона, поливать грязью того из авторов, кого не принимает воззрение сего патрона.

Исторические же романы Александра Кердана открыли малоизвестные страницы отечественной истории, касающиеся освоения нашего Дальнего Востока и Русской Америки, и с его историческими романами считаются зарубежные исследователи этой темы, но, как и положено при господстве «соцреализма», не считаются отечественные соцреалистические критики и обозреватели и их апологеты. И не считаются они не потому, что не ведают, а потому, что прекрасно знают, что и по какой причине творят, потому-то – напрасный труд взывать к их совести. Всё перетягивает собственное «я», всё перетягивает «служение» своему патрону, всё перетягивает принадлежность к определенной кучке соумышленников.

Так и кто же из нас, товарищи, более соцреализму-батюшке ценен?

Так у кого же из-под шапки сияет сия «отметина»?

Так что, товарищи, вопрос о соцреализме в искусстве и литературе не снят с повестки дня. И используют его приёмы те, кто возлагает на себя шапку борца с соцреализмом. И очень это напоминает русское присловье о другой шапке, которая имеет свойство кое на ком гореть.

Печально это, товарищи!

 

А теперь перейдём к повествованию Валентина Лукьянина «Урал»: журнал и судьбы». Оно посвящено жизни журнала «Урал», начиная с его основания. Как и всё, выходящее из-под пера Валентина Петровича, повествование четко и логично, даёт яркое представление о предмете. Читать повествование захватывающе интересно.

И столь же захватывающе интересно было мне узнать кое-что из повествования о себе.

На страницах 517-518 Валентин Петрович пишет:

 «А.Б. Титов в очерке о себе из книги «Автограф» жалуется, что «ни у кого и никогда никаким образом поучиться литературе не пришлось». < … > Отчетливо помню фотографию (хотя у меня, к сожалению, нет ее под рукой: группа участников местного семинара где-то на Шарташе < … > А.Б. Титов не только присутствовал в той группе, но даже и был на переднем плане – должно быть, еще подсознательно, просто натура такая, но уже тогда примерялся к роли лидера, которая была ему предписана судьбой».

Это Валентин Петрович излагает свою версию «учебы» Арсена Титова в литературе, ссылаясь на Свердловский областной семинар в апреле 1986 года и приводя в доказательство фотографию группы семинаристов, на которой, запечатлен и Титов.

Правильно излагает Валентин Петрович – запечатлён Арсен Титов на той фотографии. Но запечатлён он не «на переднем плане», как Валентин Петрович «отчётливо помнит» и из этого делаете вывод о «такой натуре», о «примерке к роли лидера» и о «предписании судьбы». На том документе, на фотографии, Титов запечатлён в заднем ряду, и фотография об этом свидетельствует «отчётливо». И потому – в заднем ряду, что с детства родители учили А. Титова помнить библейскую заповедь не садиться на первое место, ибо могут попросить сесть на последнее. А что касается лидерства, «предписанного судьбой», так ведь лидерствовать можно и, прошу прощения, с задов, о чём «в истории мы тьму примеров сыщем», хотя за лестную характеристику «такой натуры» спасибо.

 Валентину Петровичу показалось, что Арсен Титов «жалуется» в книге «Автограф». Но Арсен Титов не упомянул тот семинар 1986 года только потому, что искренне не считает литературной учебой тот семинар, где в основном велась работа со слабыми авторами (пусть они не обижаются на меня за подобный термин), многие из которых были с уже пожелтевшими рукописями одних и тех же своих работ.

И «настаивает» (страница 519) Валентин Петрович, хотя опять «подробностей не помнит», «что имя его <А.Титова> в редакции стало известным именно после семинара», не совсем верно. Имя его стало известно в редакции журнала «Урал» ровно годом раньше, летом 1985 года, когда началась работа по подготовке к публикации над упоминаемой в тексте Валентина Петровича повестью Арсена Титова «Старший сержант дед Михаил» (и упоминаемой по-настоящему добрыми словами). И была одобрена повесть к публикации сначала во 2-й номер 1986 года, а потом отнесена на номер 5-й. И, получается, на тот апрельский семинар Титов приехал уже автором журнала «Урал». А представленные на семинар «Старогрузинские новеллы» были семинаром одобрены и даже две из них – новеллы «Медведь» и «Птица» – были взяты в журнал «Уральский следопыт», правда, название одной из них («Птица») было почему-то заменено на название «Вальдшнеп», хотя в тексте новеллы оставалось фигурировать слово «птица», и весь смысл был именно в этом слове. (Может быть, сказалась эпоха – тогда в стране любили переименовывать города.) И такое переименование, само собой, Арсена Титова немало удивило и расстроило, как удивило и расстроило бы всякого, у кого, например, была бы новелла под названием «Человек», а её назвали бы «Иван Иванович». И потом часть этих новелл появилась под именем «Кавказские новеллы» (опять переименование, хотя, как говорится, ничего не предвещало) в «Урале» в 2005 году, и в том же году жюри премии имени П.П. Бажова (во главе с Валентином Лукьяниным) сочло возможным «дать» их автору звание лауреата. И остаётся из всей «учебы» только то, что тот семинар рекомендовал заранее вынесенное Свердловским отделением СП СССР решение об издании сборника Арсена Титова.

И если всё это можно назвать учёбой, тогда – конечно, тогда  Титов, «пожаловавшись», поступил нечестно. Но только мнится Титову, что это не было учёбой. Учёба – это всё-таки нечто другое.

А что касается судьбы, то упомянутые новеллы были взяты в 1989 году в журнал «Знамя», были набраны в номер, но, по словам сотрудников отдела прозы, были сняты с публикации главным редактором со словами о нежелании прославлять Грузию – так было мне сказано. А когда с ними пришёл в редакцию «Знамени» и в редакцию «Нового мира» Игорь Петрович Золотусский, ему было сказано изящней и проще: Титов не наш формат. Неформатом оказался и роман «Одинокое моё счастье» (первый роман трилогии «Тень Бехистунга») в 2000-м году в журнале «Москва». Роман был набран и автором вычитан, но снят с публикации, как и новеллы в журнале «Знамя», главным редактором «Москвы». И объяснялся этот «неформат» членством Арсена Титова в Союзе российских писателей. А далее Титов был «неформатом» везде – потому что стоит Титов особняком. Вот и весь «формат-неформат».

Далее об упомянутом Валентином Петровичем романе Титова «Хроника Букейских империй».

На странице 522 Валентин Петрович пишет:

«Любопытная была история с его романом «Хроника Букейских империй» – ну, это уже позже, в конце 90-х. Принес он рукопись в редакцию, её прочитали, понравилось, но как-то неубедительно получилась завершающая часть. Поговорили – согласился, унёс, переписал – и опять концы с концами не сошлись. Ещё раз переписал – уже «теплее», но нет ощущения, что теперь уж в яблочко. А потом Арсен надолго исчез. И вдруг уже появился не с рукописью этого романа, а с книгой: надоело ему возиться с редакцией – нашел где-то спонсора и издал, как сейчас принято выражаться, «в авторской редакции». Мало того, он за эту книгу вскоре получил свою первую Губернаторскую премию. Вот и гадай. Что тут произошло: то ли редакция перегнула в своих придирках, то ли комиссия по премиям не дочитала книгу до конца: блестяще ведь написано, так зачем, мол, зря время тратить».

Роман действительно дважды возвращался автору. Но там не совсем обычной была вот какая ситуация – соединение совершенно реального сюжета с фантасмагориями. И эта ситуация, может быть, автору не совсем удавалась, а может быть, не была принимаема редакцией именно из-за необычности. И в третий раз автор не понёс роман в «Урал» потому, что «Урал», к прискорбию, в это время уже мало что собой представлял как журнал. Он уже лежал на боку и на дне, прошу прощения за некорректность сравнения. А роман вышел в свет в 1998 году по рекомендации и при финансовой поддержке Департамента культуры Свердловской области, но вышел с сильно испорченным в издательстве текстом. По какой уж причине сказать трудно, но из текста исчезли или были переставлены местами целые абзацы, не говоря уж о потерянных или опять же передёрнутых строчках и о массе опечаток. Тем не менее, роман всё-таки членами комиссии был внимательно прочитан, и по нему в комиссии была целая дискуссия. Вступились за него В.Ф. Турунтаев и Л.А. Закс, найдя в нём как раз ту самую «блестящесть», о которой Валентин Петрович и говорит. Так что роман получил премию губернатора не по лени комиссии («не дочитала книгу до конца»), а заслуженно, как, надо полагать, заслуженно её получили и все другие произведения.

И ещё о том же романе. На странице 522 Валентин Петрович пишет:

«Кстати, тонкая наблюдательность, прекрасное ощущение житейской фактуры и врожденная (по крайней мере, так кажется) способность живописать словом не столь уж часто сочетаются с умением чётко вести художественную мысль, выстраивать стройную сюжетную конструкцию. Это очень распространенная слабость: повествование захватывает с первых страниц и долго не отпускает, а потом незаметно теряет напор и силу. Ощущение такое, что то ли автору его же сочинение надоело, то ли дыхания у него не хватило, то ли он заблудился в пути – утратил цель, не знает чем закончить<…>».

Но на поверку опять все выходит чуть сложнее. Нет, автору «его же сочинение» не надоело. Он написал еще две части к тому роману, который, кстати, сразу же был оговорен как книга первая, и о том Валентин Петрович знал, так как у него этот роман имеется (во всяком случае, он был ему автором вручен). И полная версия романа вышла в 2019-м, то есть нынешнем году. И называется роман «Повесть букейских лет». И мнится Арсену Титову – если Валентин Петрович его прочитает, то всё равно скажет: нет, не знает автор, чем его закончить!..

Вот так Валентин Петрович в повествовании, посвященном жизни журнала «Урал», сделал небольшой экскурс в творчество Титова.

И на странице 254-й «Урала» Валентин Петрович пишет: «Память имеет свойство непреднамеренно перетасовывать давние факты таким образом, чтобы они согласовывались с мировоззрением».

Так что? Память Валентина Петровича в этом экскурсе выстроила упомянутые факты именно под его мировоззрение – в данном случае под своего рода неприятие литературных творений Арсена Титова?

Не работает ли здесь тот самый принцип, против которого вроде бы много поборолся в своё время Валентин Петрович, принцип, по которому всё в искусстве должно сопрягаться с идеалами, то есть, например, факт становится подлинным фактом только при совпадении с идеалом, то есть идеей, то есть замыслом автора, то есть его намерением, а не сам по себе – то есть факт совсем не то, что было на самом деле, а то, что должно бы быть в соответствии с идеалом. И что это за принцип, как не принцип социалистического реализма?

И вообще, для какой цели это нужно было Валентину Петровичу – в довольно стройном, на первый взгляд,  и последовательном изложении истории не истории, но изложении жизни журнала «Урал» за 60 лет вдруг запнуться на имени Арсена Титова, вдруг потерять и стройность, и было внушающую доверие тональность изложения, и вообще вдруг странным образом перейти на некую разборку с сим литератором, на некий разбор не совсем, как стало очевидным по тону разбора, импонирующего Валентину Петровичу творчества упомянутого литератора, и тем самым довольно навредить повествованию в плане объективности – по крайней мере, в глазах этого литератора.

В приватном разговоре по этому поводу Валентин Петрович заметил, что ничего исправить уже нельзя, но и не выразил какого-либо сожаления, то есть, надо полагать, остался при своём мнении. Что ж, такова наша литературная жизнь – нет у нас обычая выслушать, как латиняне выражались, altera pars, то есть другую сторону, не говоря о том, чтобы признать ошибку.

И это тоже печально.