ПРОЗА / Николай КОЛЬЦОВ. ЗАВЕЩАНИЕ. Рассказ
Николай КОЛЬЦОВ

Николай КОЛЬЦОВ. ЗАВЕЩАНИЕ. Рассказ

 

Николай КОЛЬЦОВ

ЗАВЕЩАНИЕ

Рассказ

 

Однажды, уже в зрелом возрасте, я увлёкся поэзией и даже сочинил с десяток неплохих для начинающего поэта стихотворений. Инженер по образованию, я хотел как можно больше узнать о литературе, и когда мне сообщили, что есть возможность послушать лекцию о поэтическом наследии Михаила Юрьевича Лермонтова, то немедленно отправился на встречу.

Лекцию читал Борис Борисович Завадский – известный в нашем городе поэт и большой знаток творчества великого Лермонтова. Завадский вошёл в зал Дома литераторов так, как приходят в гости к старым и добрым друзьям. Приветливым взором окинув собрание, мэтр, судя по выражению лица, остался доволен нашим количеством. (А было нас не так уж и много – чуть больше двух десятков. Невысок в наше время интерес к поэзии, что ж поделать.)

Борис Борисович, как и подобает интеллигентному человеку, тепло поздоровался, при этом никого не забыл – легко коснулся взглядом каждого из присутствующих, мужчинам он сдержанно поклонился, дам одарил очаровательной улыбкой и даже сделал несколько ничего не значащих, но очень приятных для них комплиментов.

Одетый скромно – в пуловер серого цвета, в котором он неизменно появлялся на различных мероприятиях, такого же цвета брюки, он всем своим видом давал понять – материальные ценности нашего мира не имеют для него ни малейшего значения, его богатство – это его внутренний мир.

И тут нельзя не согласиться, пусть каждый выбирает: или ты раб денег и вещей – и тогда ты лавочник, или раб муз – и тогда ты поэт. Сражённые его манерами, обаянием, мы приготовились внимать всему, что бы он ни пожелал нам сказать.

Мэтр приступил к лекции:

– Друзья! Сегодня мы с вами будем говорить о творчестве великого Лермонтова, его стихотворении «Завещание». Выбор мой не случаен, это одно из моих любимых стихотворений. Оно сопровождает меня на протяжении всей жизни, время от времени, возвращая к глубокой философии своих строк, и не только напоминает мне о том, как надо писать, являясь образцом высокой поэзии, но и поддерживает в сложные периоды жизни. В каких случаях это возможно? В единственном – когда поэт в своём творчестве подступает достаточно близко к истине. А настоящая истина, вам должно быть известно, одинаково понятна и близка любому человеку: и сантехнику, и профессору от литературы.

Далее мэтр счёл нужным на какое-то время углубиться в биографию классика с перечислением его самых известных произведений, а спустя приблизительно полчаса он, наконец, приступил к обещанному нам ранее разбору стихотворения «Завещание».

– Так о чём же стихотворение? Актуально ли оно в наше время? Давайте сейчас и посмотрим.

И Завадский с выражением стал читать первые строки:

Наедине с тобою, брат,

Хотел бы я побыть:

На свете мало, говорят,

Мне остаётся жить!

 

Последовала небольшая пауза, мэтр с грустью посмотрел куда-то поверх наших голов и задумчиво изрёк:

– Вот, друзья мои, как бывает – подошёл человек к концу жизни, а побыть, поговорить не с кем. Теперь считают – повод для встречи серьёзный быть должен. Дело или там юбилей чей-нибудь. А вот так запросто прийти и в глаза друг другу посмотреть – ни-ни. Хотя радость жизни именно в общении и состоит.

Я вслушивался в каждое слово мэтра, стараясь понять ход его мысли.

Борис Борисович продолжил:

– Лермонтов пишет о смертельно раненом гусаре, который предчувствуя скорую смерть, просит приятеля передать на родину несколько последних слов. Мне очень понятно его состояние. Ведь и я бывал в похожих ситуациях. Служил в морской авиации. Смерть рядом ходила. Это для непосвящённых мы в мире жили, для военных людей мира не существовало. Шла незримая война со Штатами, в которой ваш покорный слуга в любое мгновение мог расстаться с жизнью. Прослужил я на сверхсрочной около девяти лет, дослужился до младшего лейтенанта, а когда неожиданно заболел, списали. С моим заболеванием нельзя было служить. Тогда-то я и поступил в литературный институт, окончил, стал журналистом, поэтом. Влюбился, женился, воспитал дочь. М-да, сколько воды утекло... – Завадский ненадолго замолчал. – Прошу простить, отвлёкся. Читаем дальше:

Поедешь скоро ты домой:

Смотри ж… Да что моей судьбой,

Сказать по правде, очень

Никто не озабочен.

 

Поражало, как быстро и глубоко мэтр погружается в строки стиха Лермонтова, как всерьёз переживает происшедшее на той далёкой войне, при этом переносит наше внимание и на себя, находя аналогии с собственным опытом и, именно этим обстоятельством подчеркивает гениальность и произведения, и автора, жившего в девятнадцатом веке.

– М-да. Кому нужны чужие проблемы? Своих хватает. Позвольте, а для чего ж тогда общество? Общности-то и нет никакой. Нас разделяют религии, партии, научные и литературные школы, всего не перечесть. А что соединяет? Да ничего! Даже в малом. Чужую боль избегаем, свою прячем. Не так поймут. Или того хуже – посчитают слабаком. Вернее – скрыть. Ну, уж и вы тогда ко мне не ходите, я ведь к вам не иду. А может важнее всего в мире, чтобы нас понимали? Кто-то ведь должен! И соединяла нас идея о Боге, источнике всего, утверждающая – мы едины. А на деле? Что имеем? Пронизанные лукавством бесконечные споры. Да что далеко ходить! Иудеи и Христиане верят в одного Бога, но до сих пор непримиримы в понимании такой личности, как Иисус Христос. Однако всегда следует помнить – спорят не идеи, спорят меж собой люди, кои, чтобы достичь своих мирских целей, способны исказить смысл слова Божьего до неузнаваемости. Насколько в каждой из религий присутствует Бог? Должно быть стыдно рассуждать об этом. Важнее, сколько Бога и веры в нас – людях. Мне иногда кажется, человечество находится в большом заблуждении в отношении себя. И я, ваш покорный слуга, не исключение. Сколько раз, изображая на словах участие, я на деле думал иначе, полагая, что не совершаю ничего греховного. Никто мне не был нужен, по-настоящему, никто. Но, как говорят – «не пойман – не вор». Кто же будет уличать во лжи себя любимого? В этом, к моему великому разочарованию и ужасу, прошла вся моя жизнь. Во что я собственно верил? Или я только полагал, что верю? И правили мной не заповеди Господа нашего и вера, а жалкий червячок эгоизма, незаметно пожирающий душу: мне, моё, я. А каждый из вас? Часто мы задаёмся такими вопросами? Надо ли задаваться? Ну, коли пишите – надо. И надо не опоздать… Что же мир? Что за пределами семьи, границ нашего города, страны? Двойные стандарты, показная благотворительность, кич, гей парады и как итог – сомнительные революции всех мастей и войны. Считать это результатом просвещения? Об этом втайне мечтали великие Лермонтов, Пушкин, Шекспир? Ради этого приходил Христос? Да что мы за люди-то такие?! А все ли из нас в праве называть себя людьми?

А я, чем лучше других? Сколько ошибок! Не поправишь. Теперь всё возвращается. М-да, всё возвращается…

Борис Борисович в очередной раз «покинул» аудиторию, словно нас нет, а ему необходимо именно сейчас найти ответ на непростые вопросы. Вдруг позади себя я услышал едкий шепоток, это кто-то из слушателей спрашивал соседа:

– Где тут Лермонтов? Зачем нам биография Завадского, все эти рассуждения? Он что, тоже гений?

Невольно задумался и я.

А Завадский читал дальше:

А если спросит кто-нибудь…

Ну кто бы ни спросил,

Скажи им, что навылет в грудь

Я пулей ранен был;

Что умер честно за царя,

Что плохи наши лекаря

И что родному краю

Поклон я посылаю.

 

Борис Борисович неожиданно расчувствовался, глаза его подсырели, он достал носовой платок, чтобы смахнуть навернувшуюся от избытка эмоций слезу.

– Судьба, однако. Молодой ещё человек, офицер, ни жены, ни детей. Ещё и не жил толком. Служил царю честно, от картечи не прятался. Плохи лекаря. Эх, Россия, много ли в тебе изменилось? Кто-то и сейчас на Кавказе под пулями служит, а кому-то на всё наплевать, кто-то в это самое время огромные деньги на девиц и разные глупости тратит… Сила наша, любят повторять, в единстве. А можем ли мы быть едины, коли так по-разному живём? Слова, пустые слова. Бедный поэт и олигарх, дворник и депутат, водитель служебного авто и его шеф! Одни рождены, чтобы потреблять блага цивилизации, другие за их сытую жизнь своими жизнями платят. И кажется, нет никакой возможности изменить мир. Нет…..

Так было на земле в начале жизни и так будет. Во веки веков. Как бы там ни было, мы – офицеры, люди долга и чести. Я, знаете ли, тоже офицер. Хоть и бывший. Встречался, знаете, с разным… – И опять пауза, и опять мы ждём. – Прошу простить, разговорился. Вернёмся к раненому на поле боя гусару. А каков воин! Герой! Ни обиды, ни упрёков. Поклон родному краю посылает. Вот вам суть русского человека! Терпение и вера! А сейчас? В наши дни. Поставишь эдак на одну чашу весов мальчишку – воина, на другую – заевшегося чиновника… Глянешь – противно. Однако, никогда! слышите – никогда! не судите о России по тем, для кого та шкура важнее, которая своя. Есть! Есть и всегда будут в России и честь и настоящие герои!

Было видно, сколь по-настоящему мэтр преисполнился гордостью за русского офицера. Глаза его разгорелись, выражение лица являло собой сплав мужества и верности отечеству. И он продолжил:

Отца и мать мою едва ль

Застанешь ты в живых...

Признаться, право, было б жаль

Мне опечалить их;

Но если кто из них и жив,

Скажи, что я писать ленив,

Что полк в поход послали

И чтоб меня не ждали.

Кто из нас в младые годы думает о родителях?! Кто? Таких единицы. И я покинул отчий край и уехал искать счастье в авиации. И я не писал писем. И я, к своему стыду, не провожал родителей в последний путь. Герой Лермонтова сожалеет о своём невнимании к отцу и матери, боится опечалить их известием о смертельной болезни. Если б можно было повернуть время вспять?! Вот кому мы действительно нужны. В любом виде и качестве. Вот кто достоин нашей любви и преданности! Не царь и не та Родина, что именуют государством! Да простят нас наши родители…

Позади снова послышался комментарий к лекции:

– Никакой скромности. Мы о ком слушаем лекцию? Зачем нам все эти отступления от темы, зачем его постоянные аналогии с самим собой? Кто Лермонтов и кто Завадский? Смешно!

А Завадский читал дальше:

Соседка есть у них одна…

Как вспомнишь, как давно

Расстались!.. Обо мне она

Не спросит… всё равно,

Ты расскажи всю правду ей,

Пустого сердца не жалей;

Пускай она поплачет….

Ей ничего не значит!

Вот и финал, друзья мои. В жизни каждого из мужчин присутствуют женщины. Так и я, возвращаясь взглядом в прошлое, посылаю свой незримый прощальный привет давно покинутым мной женщинам.

Мэтр замолчал, глядя в потолок. Критическое настроение соседа за спиной, казалось, заразило всю аудиторию. Теперь раздавалось множество шепотков: одни шутили по поводу странной лекции, другие болтали на отвлечённые темы, изредка раздавалось хихиканье.

Я не знал, как к этому относиться, с одной стороны, серьёзный человек – поэт, с другой, это мало похоже на лекцию о поэзии, скорее философское осмысление собственной жизни. Но зачем? И это при заявленной теме о Лермонтове, то ради чего мы собрались, наслушавшись отзывов о его блестящих лекциях.

Что же Борис Борисович? Возможно, он на самом деле не замечал весёлого настроения охватившего слушателей, либо умышленно не обращал на это внимание. Лишь несколько человек, включая меня, продолжали слушать Завадского, он же вернулся к стиху и с чувством повторно продекламировал:

Пустого сердца не жалей;

Пускай она поплачет…

Ей ничего не значит!

Три строки, а как много сказано. «Пустого сердца не жалей» – и обида осталась, и вряд ли любил её по-настоящему, любить, судя по всему не за что. «Пускай она поплачет…» – пусть хоть эта поплачет, пожалеет. Другой-то дамы у него и не было никогда. Жаль, что сердце у неё пустое, искренне жаль. Мог и настоящий роман состояться, а так – «Ей ничего не значит». Думаю и я о своих однополчанах, приятелях. Не всем повезло встретить любовь. Увлечения это да, этого у нашего брата сколь угодно было. Да разве всё упомнишь? – Мэтр посмотрел на часы и покачал головой. – К моему большому сожалению, время, отпущенное на лекцию, истекло. Многого не досказал. Ведь Лермонтов – сама бесконечность, и я всякий раз с удивлением открываю для себя всё новые и новые грани его таланта. Время, время… И почему его всегда не хватает? Ведь, что жизнь?! Крохотные мгновения, складывающиеся в дни, дни в месяцы, годы. Свидимся ли? Спасибо за внимание.

Борис Борисович взял со стола томик стихов классика и тихо, отчего-то сильно ссутулившись, покинул зал.

В аудитории царило приподнятое настроение, кто-то иронизировал по поводу лекции, кто-то, как я, молча наблюдал. Парочка молодых студентов из университета, только-только заявив о себе как о начинающих поэтах, похоже полагала себя дарованиями не меньшими, чем сам докладчик:

– Читал стихи Завадского – ничего особенного, а вчера рискнул – прочёл друзьям свою новую поэму. Очень понравилось. Конечно, они могут быть не объективны. Но! Всё же, всё же…

Второй самоуверенно добавил:

– А я считаю – поэт должен писать либо гениально, либо вообще не писать.

 Я отмалчивался, поскольку точно знал: самое лёгкое и вместе с тем самое опасное в творчестве начинающего поэта – это после первых неплохих стихов браться судить других. При этом может статься – твой собственный источник таланта уже иссяк, и ты создаёшь лишь повторы. Вот только признаться в этом, бывает не под силу и неглупому человеку. Куда приятней считать себя поэтом, делиться творческими планами и делать вид, что продолжаешь создавать шедевры. Финал печален – и хороших стихов нет, и уважение людей утеряно.

Некоторые из слушателей принялись декламировать друг другу собственные стихи.

Мне это быстро стало неинтересным, и я тихо покинул аудиторию, а минут через пятнадцать уже ехал в троллейбусе и думал о своём. Незаметно прошли три месяца, в течение которых я был занят текущими делами и забыл о Борисе Борисовиче, но в один из дней случайно увидел в местной газете некролог о его смерти. Мне стало не по себе. Из коротенькой заметки следовало – поэт Завадский скончался от рака.

Это сообщение неожиданно пролило свет на его странную лекцию и выбор стихотворения «Завещание».

Так вот отчего мэтр так часто бросал взгляд в прошлое – Борис Борисович знал о своём заболевании! Он вольно или невольно... Да какая разница! Он, как и герой Лермонтова, прощался со всеми. Стараясь быть предельно честным, подводил итоги, своей стремительно уходящей жизни.

Как жаль, но в тот вечер он обращался к пустому залу. Присутствующие на лекции начинающие поэты, среди которых был и я и которых, казалось, сам Бог должен был одарить чутким сердцем, оказались неспособными ни слушать, ни понимать…

Иркутск 

Комментарии

Владимир Рак 28.06.2019 в 09:08

Очень хороший рассказ, не о Лермонтове, о самой жизни. Браво автору!