Светлана СУПРУНОВА. ЧТО ЗА ПЛЕМЯ НА ТОМ БЕРЕГУ? Стихи

 

Светлана СУПРУНОВА

ЧТО ЗА ПЛЕМЯ НА ТОМ БЕРЕГУ?

 

ПОЭТЫ

Поём о звёздах и туманах луга,

Как поездами манит нас вокзал.

Кто слышит нас? а слышим ли друг друга,

Летящие на лучший пьедестал?

 

Шумим, шумим… Отпугиваем думу.

Остались мысли, ссыпаны в мошну.

Мы всё шумим и так привыкли к шуму,

Что разучились слушать тишину.

 

Луна в окошке, ситцевая шторка.

Из года в год то снег, то комарьё.

Мы здесь затем, чтоб всматриваться зорко

И молвить слово – светлое, своё.

 

Всё это нам – терзания людские,

И потому поменьше дан ломоть,

И не смолчать, когда молчат другие.

Перо и лист доверил нам Господь.

 

ИСЧЕЗАЮЩИЕ ДЕРЕВНИ

Мы сегодня с тобой неуклюжи,

Под ногами сухая листва,

На пути то ухабы, то лужи,

До калитки по пояс трава.

 

И, пробравшись, калитку открою,

И поглажу сухие стволы…

Окна старые вровень с землёю

И обшитые тёсом углы.

 

С ощущеньем какой-то утраты

Я коснусь потемневшей резьбы,

Снеговик из бумаги и ваты

Встретит нас за порогом избы.

 

Над кроватью, такой старомодной,

В рамке простенькой чей-то портрет.

Три ступеньки к лежанке холодной

И пустой, нараспашку, буфет.

 

Люди добрые, дом умирает!

Мы, продрогшие, ищем ночлег.

... В тишине, где так рано светает,

Пять старух доживают свой век.

 

ФОТОГРАФИЯ         

Альбомы девочка листала,

Искала что-то без конца,

По фотографиям лишь знала

Она беспутного отца.

 

Какая горестная сказка,

Какие муки по отцу,

И тонкий пальчик, как указка,

Скользил по гладкому лицу.

 

И детский взгляд, с рожденья кроток,

Всё снимки жёлтые ласкал,

Искал небритый подбородок,

Глаза потухшие искал.

 

Она над карточкой молчала,

Водила пальчиком в конце –

Как будто слёзы вытирала

На этом глянцевом лице.

 

ПОСЛЕДНИЙ ДРУГ

Как будто выходящие из моды,

Уходят потихоньку от меня,

Друзей всё меньше – их уводят годы,

И вслед машу я, годы не виня.

 

Всё меньше встреч и посиделок дивных,

Не знать уже, что будет впереди.

Как мало нерасчётливых, наивных,

Влюблённых в снегопады и дожди!

 

Бросаешь всем приветливое слово,

Бежим по жизни, кто-то и отстал.

Я не желала никому плохого,

И мне никто плохого не желал.

 

Идут, идут, и кто-то – в дом соседний,

А я смотрю на этот строй живой,

И все пройдут – останется последний,

Уже не друг, а человек родной.

 

* * *

Я как будто в глубоком тылу,

Где ни брани, ни горя, ни грусти,

Здесь кадушка в прохладном углу,

И в кадушке солёные грузди.

 

Тихо так от росы до росы.

Вишня тонкая смотрит в окошко.

А за дверью с кукушкой часы

И до них половик, как дорожка. 

 

Лишь трава да какой-то сорняк,

Не растёт в огороде капуста,

Поглядеть – ни людей, ни собак,

На единственной улице пусто.

 

Разрослись на погосте кусты,

Пожелтевшие холмики низки.

О разлуке напомнят кресты

И о правде земной – обелиски.

 

То ли я забрела не туда,

То ли родина где-то за краем.

Крест упал и ржавеет звезда.

Неужели себя забываем?

 

* * *

Всё из сердца вынуть: власть и деньги,

Сил не дать на каждый гневный жест,

Потихоньку, по одной ступеньке,

Человек спускается в подъезд.

 

Ветер двери распахнёт, как гостю, –

Мол, входи, ступай на этот снег.

Новый шаг ощупывает тростью

И выходит к ветру человек.

 

От лекарств уставший и советов,

Он идёт под пологом небес

В этот мир, без скучных кабинетов,

Где не ждёт казённый «Мерседес»,

 

Где ручьи, лишайники и клёсты

И души прибавлено на треть,

Где ночами высеяны звёзды,

И на звёзды хочется смотреть.

 

* * *

Я повернулась на восход безродно,

Мне показалось, что на полчаса,

И вот уже кириллица не модна

И с запада слышнее голоса.

 

Уже с востока тащат разносолы,

Пестры наряды, в золоте персты –

То новые татары и монголы

Идут сюда, под древние кресты.

 

И спеть бы про туманы-растуманы,

И выпить чарку, и тоску забыть –

Везде базар, и лысые Иваны

Торгуются, боясь продешевить.

 

Распутная, а может быть, святая,

Какие силы есть в тебе, о Русь,

Коль от тебя, ругаясь и рыдая,

Сто раз уйду и столько же – вернусь!

 

ПОСОХ    

В дверь мою постучали три раза,

И от чьей-то тяжёлой руки

Зашаталась на тумбочке ваза,

Облетели с цветов лепестки.

 

Не услышав ответа в расспросах,

Повернула я ключ до конца,

За порогом увидела посох,

Прислонённый к стене у крыльца.

 

Разглядела я тайные знаки,

Древний росчерк на старой коре,

И завыли, завыли собаки,

Заметалась пурга во дворе –

 

Как от глаз укрывала кого-то,

Уходящего в ночь от потерь.

Широко распахнулись ворота,

И захлопнулась намертво дверь.

 

ЛИСТЬЯ  

Мало жизни в сердце, мысли мелки,

И живу как будто по нужде.

Ивовые листья, словно стрелки,

На остывшей замерли воде.

 

Улеглись под небом как попало,

На людские указав пути.

Где же мой – спустившийся устало? –

Подсказал бы мне, куда идти.

 

Гляну вверх – немыслимые вёрсты,

Ничего не вижу дальше гнёзд.

На Кремле как будто тоже звёзды,

Только грустно от фальшивых звёзд –

 

Не мигают вовсе, нету света,

Не ведут ни в стужу, ни в дожди.

Ни с земли, ни с неба нет ответа,

Хоть бы голос чей-то впереди!

 

Ничего-то, глупая, не знаю

И ничем всерьёз не дорожу.

Справа храм – туда ли я шагаю?

Слева крест – туда ли я гляжу?

 

* * *  

Слышу, слышу: там снова запели,

Песня длинная, ночь – коротка.

В такт тихонько качаются ели,

Мне б туда, да мешает река.

 

Брызжут музыкой ветры сухие,

Этих слов разобрать не могу.

Будут петь до зари – кто такие,

Что за племя на том берегу?

 

Извелась, все глаза проглядела,

Вышибает слезу каждый звук.

Строить мост – безуспешное дело:

Им не надо, и нам недосуг.

 

Залит берег таинственным светом.

Берега не приблизить мостом.

Потому-то и плачут на этом,

Если песню затянут на том.

 

СМЕРТЬ СТАРУШКИ

Часы, минуты – как их мало,

И думы, думы о былом…

Всё снимки прошлые искала

В комоде стареньком своём.

 

Нехитрый скарб перебирала,

Как утешалась от обид.

Невестка толстая ворчала,

Что много света нагорит.

 

Она задумалась немного,

Рукой махнула на дела

И в новом платье, у порога

Оставив тапочки, ушла.

 

И странной виделась разлука:

Стоит комод, но из угла

Уже ни шороха, ни звука.

И снова день… Она ушла.

 

Как будто соль купить забыла

Или ещё чего купить

И дверь тихонечко закрыла,

Чтоб никого не разбудить.

 

ШЕСТЬ СОТОК

Как будто отпустили беды,

В полях и небе мирный гул.

Он рано встал и в День Победы

Друзей ушедших помянул.

 

Летели годы, шли парады,

Опять то ливни, то пурга.

В шкафу солдатские награды,

В чужой земле – его нога.

 

И в доме не было излишка,

Но радость всё-таки была:

Шесть соток – грядки и домишко,

И всё дела, дела, дела…

 

Хозяйка рядом, помогала,

Потом Господь её прибрал.

Земля цвела, земля дышала,

А он мотыжил и копал.

 

В рубахе белой, без пилотки

Ходил к колодцу в суховей.

Оборонял он эти сотки –

Кусочек Родины своей.

 

ВОРОНА

Гулёна, чёрная гулёна

В окне с утра и дотемна,

Со сломанным крылом ворона

Опять гуляет близ окна.

 

Она бежит на свет в окошке,

Расправив крылья на бегу,

И радуется каждой крошке

На этом утреннем снегу.

 

Живёт себе с бедой такою,

С тоскою смотрит в синеву,

Окно морозное открою,

К себе ворону позову.

 

На сыр нисколько не польстится,

Уйдёт за куст, где потемней.

Ворона, глупая ты птица,

Чего боишься-то людей?

 

БУДЕМ ВРАТЬ

Так живём, и враки не мешают,

Лесть везде, картина такова,

Что свободно по миру гуляют

Липовые справки и слова.

 

Врём кому-то, чтоб привлечь вниманье,

И, увы, неправедным путём

Получаем от других признанье.

Мы признанье, в общем-то, крадём.

 

По привычке, что ли, гнётся шея,

Нелегко, но нужно подыграть,

В кабинете чьём-то, не краснея,

За рубли в конверте будем врать.

 

За значки, за грамоты на стенах,

Чтоб на лире далее бряцать,

И душа, погрязшая в изменах,

Потихоньку станет погибать.

 

Будем врать за премии большие,

Перед властной кликой мельтеша.

Мы-то настоящие – какие?

Хоть маленько светится ль душа?

 

* * *

Молилась бабушка три года,

Слезой писала мне в Афган:

«Есть или нет такая мода,

Но при себе держи наган.

 

Хоть и на всё Господня воля,

Ты первой не беги вперёд

И, раненых таская с поля,

Смотри, не надорви живот».

 

Каракули вещали бойко,

Советовали, что куда,

А мы посмеивались только

Над милой бабушкой тогда.

 

В ладонях чай вчерашний грели,

На кавардак махнув рукой,

Мы доползали до постели

С куском печенья за щекой.

 

Порой, родные вспомнив дали,

Минорный поднимая лад,

Цепляли яркие медали

Тайком на выцветший халат.

 

И, вырвав листик из тетрадки,

Я бабушке писала так:

«Вперёд не рвусь. Живот в порядке.

Наган не выдадут никак».

 

ДАВЫДОВ И ЖУКОВСКИЙ

В усадьбе пахло пирогами,

Жуковский мимо проезжал.

Насытясь ратными делами,

Денис усы свои срезал.

 

Тряхнувши головой кудрявой,

Он закрутил их для красы,

И пахли дымом, пахли славой

На блюдце розовом усы.

 

Тут взял Жуковский блюдце это,

И не под силу был искус,

И у радушного поэта

Он выпросил гусарский ус.

 

И он сказал: «Мне левый нужно»,

«А что ж не правый?» – был вопрос.

«Он ближе к сердцу», – простодушно

Романтик старый произнёс.

 

НАДЕЖДА ДУРОВА

Опять в руках ломались спицы,

Не получались кружева,

И о свободе пели птицы,

Манила неба синева.

 

Себя слезами орошала –

Конец терпению, конец! –

И пол холодный целовала,

То место, где стоял отец.

 

И в полукруге серых окон

Блеснули ножницы в руке,

Упал к ногам последний локон,

И конь затопал вдалеке.

 

И как минувших дней проклятье,

И как девичеству упрёк

На берегу осталось платье,

И берег был уже далёк.

 

О чем ты, резвый конь, встревожен?

Неси её в казачью рать!

И сабля просится из ножен,

Рука сжимает рукоять.

 

Луна взойдёт над страшным миром

И поле брани озарит,

И бабье сердце под мундиром

Так не по-бабьи застучит!

 

* * *

Не дай мне, Боже, видеть трон

С усевшимся на нём нахалом,

И служек, каждый с опахалом,

И всех спешащих на поклон.

 

И с трона милости не дай,

Подальше бы от злого глаза,

Чтоб не коснулась, как зараза,

Рука простёртая – «Лобзай!».

 

Пускай бы благостные сны,

Чтоб ни злодея, ни кумира,

О дай мне, Боже, тишины,

О дай нам всем добра и мира!

 

* * *

Всё поля вокруг да огороды,

Парится в заварнике чабрец.

Кольцами стянули сердце годы.

Сколько же осталось тех колец?          

 

Голова под шапкой всё белее,

Снова снег и лужи у крыльца.

Вот ещё кольцо, и тяжелее

Под лопаткой левой от кольца.

 

Для чего-то копятся печали,

И земным печалям нет конца,

И смотрю в заоблачные дали,

И боюсь последнего кольца.

 

Каждый год, увы, всё разудалей.

Всё больнее выстраданный стих.

Наверху не может быть печалей.

А смогу ли, грешная, без них?