Олег АЛИТИС. РАСПРАВИТ СВЕТ КРЫЛА... Из книги стихотворений «Веретено»

 

Олег АЛИТИС

РАСПРАВИТ СВЕТ КРЫЛА...

Из книги стихотворений «Веретено»

 

ЛУГОВОЕ

Ни к чему мне петь о море,

Его белых кораблях,

Коль на луговом просторе

Нам пылит полынный шлях,

 

Катится неторопливо

От реки, в луга, домой;

И поёт нам говорливо

Жаворонок над головой,

 

Бедный, крыльями трепещет,

Будто из последних сил,

Выше в небе сокол-кречет

Чёрным крестиком висит.

 

Солнца яростные грани

Ослепляют, как алмаз,

Луговое разнотравье

Одурманивает нас.

 

Вижу как плетёт твой пальчик

Яркий полевой венок –

Жёлтый-жёлтый одуванчик,

Синий-синий василёк.

                                                                           

Выйдет, что венец принцессин,

Что одно из древних див, –

Поплывёшь главой процессий

Под мазурковый мотив,

 

Станешь песнями делиться

С ветром, солнцем и со мной;

Ты сама летишь, как птица

Вольной луговой волной.

 

Мы споём с тобой «Уж вечер,

Меркнут облаков края...» – 

Юный голос твой беспечен,

Беззаботна жизнь твоя.

 

А с холма зовёт былинный

Наш владыка – монастырь,

Где при лампе будешь чинно

Бабушке читать Псалтырь.

 

* * *

Жёстколистный кустарник ползёт на скалистый обрыв,

Где над морем, лицо от прозрачного ветра прикрыв,

Я встречаю дрожащий рассвет в бесприютной тоске...

Волны пеной плетут кружева на шуршащем песке...

В сердце голо и пусто, как цинковый гол горизонт, –

Так внезапно и грустно скончался счастливый сезон.

Тень моя, словно змей, проползает в траве не спеша

В дом, где ты притаилась в постели, почти не дыша,

Где увядшие розы, понурив головки, стоят,

Как колючие розги тиранят и жалят мой взгляд –

Почернели, бумажными стали живые цветы:

Ни тепла не оставили мы им, ни чистой воды.

Ты плечо прикрываешь отцветшим индийским платком,

Как щитом гладиатор, и жест мне совсем не знаком;

Обречённый и смелый, твой голос прозрачен и слаб, –

Как и розам, ему не досталось немного тепла.

Вот и всё... Ни о чём не жалей, никогда не проси.

Меж холмами рассветными быстро сбегает такси.

Полусонное солнце упорно взбирается ввысь...

Как легко мы расстались. Легко, как когда-то сошлись.

 

* * *

Мне осень даст синицу в руку

И вдаль угонит журавля;

Дожди некрасовскую скуку

Рассеют в мокрые поля,

 

Завесят дали и просторы,

Враз ограничив окоём,

И выложат под косогоры

Туман застиранным бельём.

 

Скользя вперёд по бурой глине

Пройду рябой холодный пруд;

Вверху незримо птичьи клинья

К теплу и свету поплывут,

                                                                          

А мне на север, в сердце мрака,

Где отоспавшаяся ночь

Полезет снова из оврага,

Чтоб силу света превозмочь.

 

Тяжёлый лес капелью крупной

Плеснёт нечаянно в лицо

И улыбнутся шутке грубой

Кресты покинутых отцов;

 

А за опушкой чёрный ветер

Взлетит растрёпанной совой...

Потом холмы, а дальше встретит

Тоскующий собачий вой.

 

Иду туда, где снятся елям

И первый снег, и первый лёд,

Где все укрылись по постелям,

И где давно никто не ждёт.

 

По волглым тропам, шатким гатям

Во тьме отеческой глуши

Иду к себе, насколько хватит

Ещё тепла моей души.

 

ПТИЦА

Я вижу истину? Иль это только мнится:

Мы – человечество – огромнейшая птица,

Что косо угнездилась на Земле,

Орлом испуганным в арене цирка, и во мгле

Сквозь катастрофы, взрывы и зарницы

Стремит десятки миллионов лет вперёд

Без цели достижимой, без границы

Никем не заданный космический полёт,

Свой след загадками разгаданными выстлав –

Полёт бессмысленный для достиженья смыслов.                

 

ТЁМНАЯ ПЕСНЯ

Граммофонной пружины взводимой натруженный скрип,

Дальше – старой пластинки крадущийся шорох и ш-шип,

После – голос надмирный – отчаянья тёмного всхлип,

Страстный зов, обращённый к тому, кто ушёл и погиб.

 

Словно ангел нездешний, отверженный всеми – отвергнувший всех,

Он летит безутешно в пространство без всяких помех,

Что ему эта смута безгрешных и милости грех,

Что ему и безбрежная слава, и прежний успех?

 

В тёмном бархатном зале театра, как в яме полона, пленён,

Вспоминая родимые дали, как нежный и ласковый сон,

Для кого ты рождал, раскрывая в тиши, этот стон

Одиночества вечной души в нескончаемой бездне времён?

 

Знаешь, создана птица, чтоб петь, раскрываясь теплу;

Ангел – чтобы раздвинуть границы, измерить падения глубь;

Человек – чтобы не оступиться, идя босиком по стеклу,

И опять возвратиться, как за пазуху Бога, к родному углу.

Эх ты, Ванька!

 

* * *

Не повезло! Не видел я садов

Вишнёвых в светло розовом кипенье

Весенне-нежных пагубных цветов,

Обозначающих рождение и тленье.

 

Звезда села навек сокрылась за

Седыми досками окраинных заборов;

Оттуда изредка взмывала стрекоза

И приносился пряный дух эолов.

 

Мой город с незапамятных времён              

Монастыри воздвигнув, как заслоны,

Лесами и рекою ограждён,

Служил столице крепкой обороной.

 

Родной очаг в нём грел и закалял

Своим огнём младенческую душу,

И искру творчества случайную ронял,

И строил разум крепче, строже, суше;

 

Крутые лбы уездных мостовых,

Мощёных камнем ледников прилежно,

Выгранивали будущий мой стих

Под звон подков и стук колёс тележных;

 

Текстильных фабрик жирные гудки

Скликали люд слободский утром рано

И отвечали им буксиры от реки,

Влача пузатых барок караваны;

 

На праздники под духовой оркестр

Резвились самолёты в небе чистом

И знал весь мир, что выстроен окрест

Оплот от орд ползучих и нацистов.

 

Но я теперь, хоть зажигай софит,

Не узнаю родимый с детства город:

Здесь царствует торговец-салафит,

Щебечет птичий южно-русский говор;

 

Где плакал и смеялся древний мир,

Теперь молчат угрюмые останки, –

И я стою, изношенный до дыр,

И вижу жизнь с её больной изнанки.

 

СИНИЦА

Зачем лететь за синей птицей

В предгорья райских Филиппин,

Когда в лесу моём синица                         

Звенит «Ци-пин... ци-пин... ци-пин!».

 

Как только посреди ненастья

Расправит свет крыла свои,

Она заводит песню счастья,

Забот синичьих и любви.

 

Она поёт, дитя природы,

Что завершён солнцеворот,

Что с каждым вдохом и восходом

На радость жизни день растёт.

 

От этой песни новогодней

Легко на сердце и в душе

Так озорно, что я сегодня

Сам засвистать готов уже.

 

На посвист мой синица рядом

Заверещала вдруг не в лад

И показала строгим взглядом,

Что рушу песенный уклад:

 

Свистишь, мол, шепеляво, тихо,

Не можешь, ну и не чудесь!

И зазвенела с ветки лихо:

– Я здесь! Я здесь! Я здесь! Я здесь!

 

И пусть не о моём хлопочет,

И песни не со мной поёт –

Вольно ей делать всё, что хочет,

В лесу на Старый Новый Год!

 

* * *

Народ распался. Община издохла.

Семья предсмертный испускает хрип.

Что толковать нам об «Отцах и детях»,

Когда чужие брату брат, сестра сестре?

Бери их тёпленькими, вей из них верёвки,

Из разобщённых, позабывших близость,

Химерами опутанных, покорных

Любому хваткому и ловкому лжецу, –

Вот результат насилия властей,

Запугиванья миром и войной.

 

Пропитан страхом, больше неспособен

Народ на жертвы даже ради жизни;

Сидит в автобусе огромною страной –

Одной сороковой земного люда –

И мчит в пространстве, сам не понимая –

Куда, зачем? На резких поворотах

Склоняется, как тряпочная кукла,

Трясясь на исторических ухабах...

 

Водитель зорок. Ведома дорога

Ему единственному. Знает точно он,

Куда на деле приведёт она.

Но тс-с! Молчат дубы Богемской рощи!

Он, путая следы, баранку крутит

Всё время к новым «благодатным» целям

Программами, которым несть числа.

А в зеркало следит за сном народа,

Что просыпаясь может растерзать

Любого, открывающего правду –                     

Измученным так дорог их покой!

Тогда готов он, быстро руль отбросив,

Остановить на первом переезде,

Где исторических событий мощный ход

Сметёт автобус, полный спящих...

                                                       спящих...

                                                                   спящих...

 

НА КОНЦЕРТЕ

В многоликой полутьме затихающего зала,

Пролезая дикой кошкой в подворотную щель,

Так темно, так искренне под смычком застонала

Страстным женским голосом синтетическая виолончель.

 

Разбивая этот стон на тревожные доли

Целеустремлённо дробно затрепетал барабан

И тарелки рассыпались мелкими кристалликами соли –

Незаживающей болью глубоких душевных ран.

 

В круге света певица тёмной птицей запела

Про горячее чувство потерь и сладость измен,

Закачалось замедленно-мерно в чёрном кружеве зрелое тело,

Как на пыльном базаре у ног заклинателя змей.

 

На навязчивые, как аритмия, гитарные рифы,

Пробуждая подсознание от культурного сна,

Как бы нехотя нанизывались слова и рифмы

О том, что смерть есть любовь, а любовь – война,

 

Что в основе основ первородное женское счастье,

Без него рай – не рай, и даже ад – не ад;

Без него распадаются души и слезами, как слизью, сочатся –

Это одиночества женского разъедающий яд;

 

Нет мужчины – беги хоть босиком по насту,

Выстрадай, вынянчи любовь наперекор судьбе,

А не вышло, не сдюжила, не удержала – ночью ненастной

Маргаритой в окно – к чёрту жалость к прошлому и к себе!

 

А сама извивалась грациозно-бесстыдной апсарой,

Будто выламывалась из цивилизационных пут,

Выставляла пальцы вперёд, как шипы акации,

На которые маленькие сердца насаживает сорокопут.

 

И на каждый шип под тоскливое двудольное скерцо

(Как и задумывал лепивший слова наркоман)

Устремлялось неопытное девчоночье сердце,

Поддаваясь на простенький психоделический обман.

 

И пока дурёхи ещё умывались слезами,

Растравляя несчастия счастье, она в циничном смешке,

За кулисами вытирая пот, спросила: «Ну, сколько слизали?».

Речь, конечно, о деньгах, а не порошке.

 

НА ПСАЛОМ 112

Кто хвалит Господа в молитве простодушной

С востока солнца и до запада во тьму,

Всегда в уверенности – жить ему не душно,

Когда он Господу покорен Самому!

 

Не суемудрствуя, он Богу благодарен

За дар призрения над небом и землёй,

За то, что Тот, Могуч и Светозарен,

Встаёт над ним всевидящей зарёй.

 

Хвалите Господа! Он чудо-судьбы вышьет:

Поднимет бедного из праха свальных ям;

В столице нищего из брения возвысит,

Посадит ровнею к наследственным князьям;

 

Неплодную дитятей осчастливит

До сладких слёз с её усталых век –

Так землю страждущую напояет ливень.

Благословенно Имя Господа вовек!