Виктор ПЕТРОВ. ГОРИТ СОБОР – ГОРИТ ЕВРОПА. Французский маршрут

 

Виктор ПЕТРОВ

ГОРИТ СОБОР – ГОРИТ ЕВРОПА

Французский маршрут

 

                                       Владимиру Бондаренко

 

НОТР-ДАМ ДЕ ПАРИ

Возносит душу к небесам

Собор Парижской Богоматери

Не потому ли, что он сам

Двоится, выплыв на фарватере?

 

Как будто старый город весь,

Перемежая отражения,

Сливается соборно здесь

На колокольный звон служения.

 

Парижем сенная струя

Перетекает в стены, в портики

И в башенные острия –

Святую устремлённость готики.

 

Собору больше восьмисот,

Каменья россказнями гранятся.

Хранят исповедальни сот

Такое... Стены содрогаются!

 

Свечу поставить у креста,

Да разве в том одно спасение?

Спасают душу красота –

Соборы, женщины весенние...

 

Провозглашай, церковный хор,

Мою парижскую религию:

Я в Бога верю, как в собор –

Окаменелую реликтовость.

 

Он будет пению внимать,

Короновав, как женщин Франции,

Витражной розой Божью Мать –

И что другие коронации!

                                                        1997

P.S.

Горит собор – горит Европа:

О, знаменье, что мир – другой!

А разгадать его не пробуй,

Крестясь при вести неблагой,

На месте шпиля ведь недаром

Зияет чёртовый провал...

Зажёгся красный свет пожаром –

Жилетов цвет предупреждал.

2019

 

ЧАСОВНЯ

                 В Париже есть часовня, где во время оккупации

             обречённые на смерть проводили последнюю ночь.

Боль откроет засов мне,

Поведёт за собой.

Я в предсмертной часовне –

И в груди моей сбой.

 

Ожидаю расстрела:

На рассвете расстрел...

Вместо Божьего тела

Сотни жертвенных тел.

 

Здесь висело распятье,

Да война сорвала.

Помолись о расплате,

Обречённая мгла.

 

Напиши поколеньям –

Буквы не сведены.

Станут Сопротивленьем

Все четыре стены!

 

Я в предсмертной часовне –

Не уйти из ночи:

Караульные совы,

А чуть свет – палачи.

 

Окроплённая кровью,

Почва красная тут.

Но к последнему крову

И везут, и везут...

 

От часовни дорога,

А в конце ведь – Конец...

Где же Бог? Выше Бога

Автоматный свинец.

 

Есть единственный выход,

Если выхода нет, –

Записать вдох и выдох,

Тем уйдя за рассвет.

 

Записать напоследок

Жизнь свою для других,

Снять с души своей слепок

И с раздумий своих.

 

Процарапали руки

И прощанье и месть.

Эту Библию муки

Затвердить – не прочесть.

 

Вот начертано с краю

На столетья вперёд:

«Завтра я умираю,

Франция не умрёт!»

 

БЕРЕЗНЯК

Вдруг ослепил за Луарой,

Как роднения знак

Русского с Францией старой,

Белый свет – березняк.

 

Нет понимания проще,

Чем свеченье ствола:

Край не чужой, если роща

По-рязански светла.

 

Встречное галльское чудо

Свет аукало мне...

Тянет не зря отовсюду

К родственной стороне

 

РУССКИЙ БАЛ

На масленицу эмиграция

Устраивает Русский бал.

Пускай Париж поумиляется,

Кого он только не собрал.

Снуют сомнительные личности,

Заглядывая в душу всем,

И говорит без околичностей,

Что скоро, мол, взойдёт посев.

Всё меньше тех, кто сам из прошлого,

Всё больше тех, кто в прошлом сам,

И о снегами запорошенной

России знает по словам.

Безродинной судьбой ранимые,

Здесь водку пьют... За чей помин?

И бредят русскими равнинами

Не видевшие тех равнин.

У самовара чай вприкуску,

Неистовый цыганский хор...

И вроде бы слова, как русские,

Да вот с акцентом разговор.

Усталый господин печалится

Под балалаечным дождём:

Воспоминание впечаталось –

Оно ещё от деда в нём.

Как будто шёл по лесу зимнему,

Где пахнет снегом... Боже мой!

И дочь его с французским именем

Прислушалась к себе самой.

Мерещатся морозы хрусткие

Да солнечный в полнеба блин...

Исчезнут сновиденья русские,

И слёзы вытрет господин.

А в «Русской мысли» информация

Появится про Русский бал.

Повеселилась эмиграция,

И слёз никто не вытирал.

 

ПОЛИЦЕЙСКАЯ ЛЮБОВЬ

На Севастопольском бульваре –

Ажанка и ажан.

Зачем дежурство сводит в паре

Парящих парижан?

 

Они по рации прошепчут

О чём-нибудь своём,

Паря в грядущем ли, в прошедшем,

Как ангелы, вдвоём.

 

А крылья синие крылаток

Раскрыты за спиной...

Ах, как мучителен и сладок

Любимый позывной!

 

За неслужебное вздыханье

Ругает комиссар,

Но молодое покаянье

Напомнит, как он стар.

 

Угонщики, ворьё из банды

Дежурство портят вновь...

И полицейские команды

Спешат спасти любовь.

 

РУССКАЯ МАДЕМУАЗЕЛЬ

Ищет Клавдию француз

Через много с лишним лет:

Душу отягчает груз –

Нет её повсюду, нет!

Но за тридевять земель

Снится переулок тот,

Где жила мадемуазель

Возле каменных ворот.

 

Голова белым-бела,

Столько видел за войну!..

Впрямь ли молодость была

Здесь, в Ростове-на-Дону?

Занесла тогда его

В тыл судьба на пять недель,

И запомнил из всего

Русскую мадемуазель.

 

Переулок разыскав,

Отпускает он такси,

А ему: «Тут нету Клав...»

Что полегче, мол, спроси.

Из Парижа – да в Ростов!

Ищет Клавдию теперь

Посреди безумных снов,

Как потерю из потерь.

 

Может, горечью она

Испепелена дотла!

Чья вина? Ничья вина.

Жизнь была, как не была.

И молоденький пилот

Знаменитого полка

Возле каменных ворот

Превратится в старика.

 

БРИЖИТ БАРДО

В ресторане, где цвет бордо

Расплескался на все оттенки,

Одиноко глядит со стенки

Молодая Брижит Бардо.

 

Как тоскуют её глаза

По несыгранной лучшей роли

Или тайно по бабьей доле –

Смотрит в зал и не видит зал!

 

Наливает вино Бордо

Затемнённый уют интима...

Невозможно проехать мимо

Ресторана «Брижит Бардо».

 

И заходит порой сюда

Просто женщина... Безыскусна.

Посидит с кинодивой грустно,

Как вернётся в её года.

 

По лицу не слеза бежит,

А быть может, вся боль на свете,

Что, предчувствуя на портрете,

Знает нынешняя Брижит.

 

РЕМЕСЛО

Ошеломляя наповал

Толпу народа на углу,

Затейник пламя выдувал

И шёл по битому стеклу

 

Не ранило, не обожгло...

У всех туристов на виду

Предшествовало ремесло

Талантам в центре Помпиду.

 

Казалось, может всё и вся –

По кругу не ходил, порхал,

У жизни большего прося,

Чем град монеток и похвал

 

Он походил на журавля,

Который должен бы взлететь,

А не взлетает... Вуаля!

Попал в невидимую сеть.

                                                    Ростов-на-Дону