Андрей РУМЯНЦЕВ. ОЗВУЧЕННАЯ МУЗЫКОЙ СУДЬБА. Фрагмент из ЖЗЛовской книги о пианисте Денисе Мацуеве

 

Андрей РУМЯНЦЕВ

ОЗВУЧЕННАЯ МУЗЫКОЙ СУДЬБА

Фрагмент из ЖЗЛовской книги о пианисте Денисе Мацуеве

 

«Людей немузыкальных в мире нет…»

 

 Однажды Денис Мацуев сказал: «В раннем детстве я думал, что все люди – музыканты. Нет таких, которые не играли бы на каком-нибудь инструменте».

 Такое представление для малыша-дошкольника, не посещавшего детсада, было естественным. Его родители, иркутяне, посвятили музыке всю жизнь. Папа, Леонид Викторович, пианист и композитор, преподавал в школе искусств и театральном училище, заведовал музыкальной частью областного драматического театра, писал музыку к спектаклям. Мама, Ирина Дмитриевна, вела занятия со студентами музыкального факультета педагогического института. И даже бабушки и дедушки Дениса не расставались с выбранными на заре жизни инструментами.

 Предки мальчика и со стороны отца, и со стороны матери играли в духовной и культурной жизни сибирского края заметную роль. Прадед Дениса по отцу Михаил Николаевич служил настоятелем церкви посёлка Мишелёвка, расположенного недалеко от Иркутска. Всё своё время он делил между службами в храме и занятиями с детьми в приходской школе. Отец Михаил очень любил музыку, занимался ею и с собственными, и с чужими детьми. Двое его сыновей и трое дочерей составили семейный ансамбль, концерты которого славились на всю округу. Можно было удивляться, как в доме Мацуевых оказались разные музыкальные инструменты, даже такой редкий, как валторна. Но объяснение просто: в Мишелёвке располагался фарфоровый завод, старинный, известный на всю Сибирь. Среди его мастеров было немало любителей музыки, да и сделать заказы приезжали сюда состоятельные люди, ценители искусства. А сельский батюшка, как можно предполагать, умел заводить знакомства со знатоками, способными посоветовать, где и как приобрести гармонику, скрипку, ту же валторну. Супруга Михаила Николаевича, Матрёна Васильевна, внучка сосланного в Сибирь участника польского восстания 1863 года, была под стать мужу: любила, что в их доме по целым дням звучит музыка.

 Взрослыми все дети Мацуевых, кроме сына Николая, жили в Иркутске. Маленький Денис запомнил не только деда, Виктора Михайловича, но и его сестёр, вступивших уже в преклонный возраст. И теперь рассказывает о них с особым чувством: «Музицирование сестёр деда – Александры, Надежды и Галины я слушал постоянно. Если в доме кого-нибудь из них собирались родственники, то обязательно устраивался импровизированный концерт. Кто-то играл на аккордеоне, кто-то на гитаре, мандолине, скрипке. Бывало, музыкант за вечер менял не один инструмент. Дедушка Виктор Михайлович был хороший гитарист. Не знал я только его брата, Николая Михайловича. Он жил в Иваново. Рассказывали, что тот мастерски играл на валторне».

 Другой прадед Дениса по отцовской линии Альберт Петрович Раммуль, эстонец, попал на берега Ангары Бог весть какими путями. Он имел, как говорится, золотые руки: мог изготовить по заказу редкое ювелирное украшение, починить часы самой известной фирмы. Но славился Альберт Петрович в Иркутске не только этим, но и мастерской игрой на скрипке.

 «В центре города, на боковой улочке, у прадеда был дом, покрашенный в розовый цвет, – рассказывал Денис. – Видимо, эту непривычную для суровой Сибири краску выбрал хозяин. Рассказывали, что Альберт Петрович был двухметровым красавцем, любимцем женщин. Он умер до моего рождения. Хозяевами в доме остались его дочь, бабушка Вера, и её семья. Я любил бывать у бабушки ещё и потому, что к дому примыкал сад, весной и летом цветущий, чудесно пахнущий».

 Семейное предание сохранило рассказы о том, как в праздничные и воскресные дни к городской усадьбе Раммулей тянулись соседи: Альберт Петрович душевно исполнял на своем легком инструменте родные прибалтийские мелодии. Скрипка прадеда бережно хранилась несколькими поколениями. В детстве, до того, как окончательно выбрать своим концертным инструментом рояль, Денис играл на ней.

 Со стороны матери пианиста род тоже был музыкальным. Дед Ирины Дмитриевны, киевлянин Леонид Гомельский, любил петь под гитару. Он дружил со многими меломанами своего города. Его дети с младых ногтей приобщились к музыке, играли на баяне, гитаре, скрипке. Сын Дмитрий стал искусным барабанщиком. Даже в дни Отечественной войны, на фронте, он не расставался со своим громким инструментом. Его сестра Анна танцевала в Киевском театре оперы и балета. В сорок первом этот коллектив эвакуировали в Иркутск. Вместе с Анной в Прибайкалье приехала и её мама, Надежда Михайловна. Незадолго до окончания войны Дмитрий Леонидович был ранен и комиссован. Из разбомблённого родного города он отправился в Сибирь, к матери и сестре. Здесь молодой фронтовик и встретил свою будущую супругу, молоденькую девушку Женю, работавшую после окончания школы на патронном заводе. Свела их музыка: Евгения играла на фортепиано (закончила музшколу), имела прекрасный голос, Дмитрий, ко времени их знакомства устроившийся в оркестр местного драмтеатра, не мечтал о другой профессии. И вышло так: Анна с матерью в победный год вернулась в Киев, а Дмитрий Леонидович остался на берегах Ангары. В городе он, виртуозно игравший на ударных инструментах, оказался нарасхват: служил одновременно в оркестрах театра и цирка, играл в ресторанах. Он умер, когда Денису исполнился только один год. О нем пианист рассказывает со слов родителей: «Деда считали легендарным человеком. Солдат, который даже в аду боёв жил музыкой. Душа любой компании. После его смерти бабушка Евгения Михайловна тут же бросила работу и взялась нянчиться со мной».

 Балерина Анна Гомельская и её муж Дмитрий Таратута поддержали желание своей дочери Элеоноры служить сцене. Она выступала в России и за рубежом как пианистка. Её избранником в жизни стал дирижер Михаил Юровский, сын известного композитора. Семья Михаила и Элеоноры Юровских упрочила музыкальную известность большого рода. Их сыновья Владимир и Дмитрий стали дирижерами, дочь Мария (в замужестве Дробински) – пианисткой и музыкальным педагогом. Добавлю, что Владимир Михайлович, троюродный брат Дениса Мацуева, близкий ему по возрасту, – художественный руководитель Государственного академического симфонического оркестра России имени Е.Ф. Светланова. Одновременно несколько лет он был главным дирижером Лондонского филармонического оркестра.

 Думается, теперь читатели могут представить, почему юный Денис, проводивший дошкольные годы под присмотром двух бабушек, считал, что каждый взрослый на чём-то да играет.

 Все друзья, собиравшиеся в квартире родителей Дениса, были того же поля ягоды. Евгения Марковна Тененбаум, в недавнем прошлом директор одной из музыкальных школ города, с весёлым упоением рассказывала мне о посиделках, которые постоянно устраивали две семьи:

 «Наши дома стояли друг против друга. Бывало, вечер начинается, Ира или Лёня звонят: «Приходите к нам!». Мы собираемся и бежим через двор. И до ночи – песни, джазовые мелодии на двух-трех инструментах, любимая классика на пианино… Моя дочка Иришка на год старше Дениски, она, как и он, ходила в мою музыкальную школу, в подготовительный класс. В такие вечера и они показывали, чему научились. Глядя на старших, выделывали за фортепьяно Бог знает что. Денис, правда, с трех-четырех лет обладал феноменальной памятью: аккомпанемент к «взрослым» песням исполнял очень точно! Много дурачились. И взрослые, и дети. Одевали вывернутые шляпки или накрученные из какой-нибудь домашней материи малахаи и пели арии из опер, танцевали. Дети прыгали со спинки кровати, а то и со шкафа, на постель. Кто-нибудь из нас, взрослых, валился на диван: «Ой, не могу!», но карнавал продолжался…».

 

 * * *

 В рассказе о детстве пианиста мы не сможем обойтись без того, чтобы познакомить читателей с его родным городом. Тем более, что сам Денис говорит об Иркутске всегда с особой теплотой.

 Иркутск – город старинный. И особенный. В давние времена он играл роль форпоста, откуда шло продвижение России на восток, к Тихому океану. Почти два века Иркутск считался столицей огромной губернии, начинавшейся западнее Красноярска и оканчивающейся на океанском берегу. Ну, а коль столица, то и купечество здесь богатейшее, и духовенство в особом авторитете, и интеллигенция блещет талантами. От прежних веков остались в городе дома состоятельных семейств, соборы, пережившие время революционных разрушений, здания сибирско-американской компании, епархиальных и светских училищ, сиропитательных заведений. И, может быть, самое удивительное – чувствуется атмосфера, в которой проходили музыкальные вечера декабристов, открывался градоначальником Владимиром Платоновичем Сукачёвым художественный музей, ставились спектакли частного театра. Всё проходит, «изнашивается» со временем, а эта атмосфера, по-нынешнему говоря, аура, накопленные традиции сохраняются и до сих пор освежают души горожан. Об этом невольно думаешь, вспоминая судьбы знаменитых иркутян: святителя Иннокентия (Вениаминова), генерал-губернатора Николая Муравьёва-Амурского, организатора русского освоения Аляски Григория Шелихова, поэта, автора песни «Славное море, священный Байкал» Дмитрия Давыдова, исследователей Центральной Азии Григория и Александры Потаниных, Владимира Обручева, актёра и режиссёра Николая Охлопкова, кинорежиссёра Леонида Гайдая, драматурга Александра Вампилова, прозаика Валентина Распутина.

 С детства приобщался к богатейшей истории родных мест и Денис. Здесь к месту будет привести рассказ об этом Ирины Тененбаум, дочери Евгении Марковны.

 «Если наши с Динькой родители садились за стол и заводили долгий разговор, мы убегали гулять. В парк, где горел Вечный огонь. Это с обратной стороны мацуевского дома, на берегу Иркута. Мы там каждый кустик и каждую тропинку могли найти с закрытыми глазами. Обязательным было посещение краеведческого музея, один из отделов которого находился в здании Спасской церкви рядом с Вечным огнем. В музее была постоянная экспозиция, мы её знали наизусть. И, тем не менее, снова и снова рассматривали по картинам, как отряд легендарного казака Якова Похабова высадился при слиянии Иркута и Ангары, как заложил здесь острог. Особая экспозиция – о жизни декабристов в нашем городе. О том, как они открывали школы для детей, устраивали концерты с участием не только российских, но и французских, итальянских музыкантов, певцов. В музеи двух семей декабристов – Сергея Волконского и Сергея Трубецкого мы ходили, пожалуй, с ясельного возраста. Это самые богатые по раритетам и посещаемые в городе исторические места. Бесценные экспонаты и документы, относящиеся к семьям декабристов, можно увидеть и в краеведческом музее. Несколько улиц Иркутска носят имена этих первых «сеятелей свободы». В каждой библиотеке есть книги о них. Так что история их жизни была неотделима от наших собственных родословных.

 О нашем городе оставили отзывы Гончаров, Чехов, Твардовский, которые бывали на ангарских берегах. А свидетельства великих актёров, музыкантов, восхищавшихся Иркутском и местной публикой! Комиссаржевская, Охлопков, Оборин, Рихтер...».

 Денис со школьной скамьи помнит «иркутские строки» Гончарова, например. В 1854 году писатель несколько осенних дней провел в губернском городе. Он возвращался из кругосветного путешествия, совершенного на исследовательском фрегате «Паллада». Высадившись на дальневосточном берегу, Гончаров решил добираться до Санкт-Петербурга сухопутным путём – через тысячи верст. Несмотря на дорожные тяготы, он сохранил приятные воспоминания о сибирских краях, а особенно – о встречах с декабристами в Иркутске. Знаменитый прозаик оценил достоинство и благородство, сохранённые мятежниками «во глубине сибирских руд»:

 «Я перебывал у всех декабристов: у Волконских, у Трубецких, у Якушкина и других. Они, правда, жили вне города, в избах (до разрешения поселиться в Иркутске. – А.Р.). Но что это были за избы? Крыты они чем-то вроде соломы или зимой, пожалуй, снегом, внутри сложены из брёвен, с паклей в пазах, и тому подобное. Но подавали там на серебре, у князя (так продолжали величать там разжалованных декабристов-князей) была своя половина, у княгини своя… Когда я спросил князя-декабриста, как это он сделал, что дети его родились в Сибири, а между тем в их манерах заметны все признаки утончённого воспитания, – вот что он ответил: «А вот, когда будете на половине (слышите: «на половине»!) моей жены, то потрудитесь спросить у неё: это её дело».

 И точно. Глядя на лицо княгини, на изящные черты её, на величие, сохранившееся в этих чертах, я понял, что такая женщина могла дать тонкое воспитание своим детям».

 Уже взрослым, Мацуев рассказывал, как он в зарубежных поездках преодолевает ностальгию по родной Сибири: «На этот раз взял с собой томик Чехова. В его повестях и рассказах много тонкой поэзии, безоблачной мечтательности, житейской открытости. Словом, всего того, к чему тянется душа. Вдали от родины Чехов подпитывает душу».

 Антон Павлович, в тридцать лет совершивший поездку на остров Сахалин, оставил в путевых очерках и письмах немало интересных свидетельств о Сибири. Несколько дней провёл он в Иркутске, переправлялся на пароме через Байкал, ехал в дорожном экипаже побережьем красивейшего озера. В заметках писателя всё – и природа, и быт, и характеры людей нашего края предстали очень живыми и, наверное, необычными для жителей западных губерний страны, но близкими нам. Что стоит, например, такое упоминание о странной привычке сибиряков:

 «Подъезжаем к реке. Надо переправляться на ту сторону на пароме. На берегу ни души.

 – Уплыли на ту сторону, язви их душу! – говорит возница. – Давай, ваше благородие, реветь.

 Кричать от боли, плакать, звать на помощь, вообще звать – здесь значит реветь, и потому в Сибири ревут не только медведи, но и воробьи, и мыши. «Попалась кошке – и ревет», – говорят про мышь».

 А ведь и сегодня необъяснимые логикой, удивляющие приезжих поступки сибиряков продиктованы каким-то озорством, непосредственностью, «чудинкой». Вовсе не случайно привел я строки классика. Денис с детства привык, забравшись в зеленую глушь, кричать полным голосом. «Люблю поорать», – с весёлой откровенностью признаётся и сегодня музыкант. Та же Ирина Тененбаум вспомнила об этой привычке Дениса прежде всего: «Хлебом не корми – дай поорать. Только бы глухой уголок в большом парке или в лесу найти. Кричит не истошно, на одной высоте звука, а перебирает басовые ноты».

 Но зачем? Для того, чтобы выплеснуть эмоциональную энергию. Чтобы послать окрестным горам или дальним далям живые звуки своего голоса. Такие звуки как музыка: кто-то может вложить в неё печаль, а он хочет выразить радость.

 Кажется, что слава прибайкальского города постоянно притягивала сердца знаменитых людей России. Звезда русского театра Вера Федоровна Комиссаржевская, решившая совершить с набранной труппой гастроли по Сибири и Дальнему Востоку, начала их в феврале 1909 года именно с Иркутска. Горожане посмотрели пять спектаклей. В «Норе» Генрика Ибсена, «Бесприданнице» Александра Островского, «Дикарке» Островского и Николая Соловьёва блистала сама Вера Федоровна. Можно не сомневаться, что иркутские семьи Мацуевых и Раммулей, не мыслившие свою жизнь без музыкальных и театральных вечеров, присутствовали на спектаклях столичных артистов. И два месяца спустя вместе с земляками провожали их в обратный путь: Комиссаржевская решила закончить гастроли и распустить труппу опять же в Иркутске.

 Есть свидетельства, что музыкальной жизнью в городе на Ангаре интересовался Дмитрий Дмитриевич Шостакович. И это не удивительно. Его дед Бронислав Сергеевич служил в Иркутске управляющим местным отделением Сибирского банка, был почётным гражданином города. Именно отсюда отправился поступать на физико-математический факультет Санкт-Петербургского университета отец будущего композитора Дмитрий Брониславович. Кстати, он превосходно пел и пристрастие к классической музыке, к вокалу сблизило его с будущей супругой Софьей Васильевной Кокоулиной, приехавшей в столицу тоже из Прибайкалья, из золотоносного Бодайбо. Её отец управлял конторой одного из здешних приисков, а брат Петр учился на том же факультете университета, что и Шостакович, дружил с ним. Он и познакомил с земляком свою сестру, студентку консерватории, пианистку. Дмитрий Брониславович и Софья Васильевна поженились. В 1906 году у них родился сын, получивший имя отца.

 В семье Мацуевых, конечно, хорошо знали иркутскую родословную великого композитора. Но для Дениса интересная страница из жизни родного города словно бы «ожила», когда в 2015 году он оказался в гостях у Максима Дмитриевича Шостаковича, известного дирижёра. О знакомстве их мы ещё расскажем.

 Интересно, что до рождения Дениса пересеклись творческие пути его отца и Александра Вампилова. Осенью 1969 года в Иркутском драматическом театре шла подготовка спектакля по пьесе драматурга «Старший сын». Музыкальное оформление к нему поручили сделать Леониду Мацуеву. Я ожидал, что интересную историю, связанную с этим, Леонид Викторович расскажет в одной из наших бесед. А он написал своё короткое воспоминание на листке и вручил его мне. Наверно, ему хотелось выразить на бумаге душевное волнение, испытанное в давние дни. Вот этот текст.

 «Музыкальная драматургия всегда складывается во время репетиций спектакля. Нужно, чтобы она усиливала впечатление от пьесы, углубляла её смысл. Я записал свою музыку с театральным оркестром. Режиссёр спектакля Владимир Симановский решил послушать её. Вместе с ним в репетиционный зал пришёл и Александр Вампилов. Он не отлучался из театра все дни подготовки спектакля.

 Прозвучала музыка, Симановский и Вампилов переглянулись. Владимир сказал: «Вроде бы нормально». И объявил: «Завтра репетиция с музыкой!»

 Я вышел из театра окрылённый. Вы поймёте: мне было чуть более двадцати лет. Меня догнал Саша.

 – Слушай, старик, – сказал он (Вампилов любил такое обращение в разговорах с людьми своего возраста – А.Р.). – Слушай! Я родился в Кутулике, небольшом посёлке, почти деревне. После войны, пацаном, всегда с нетерпением ждал субботы. Вечером этого дня в поселковом парке играл духовой оркестр. Его собрал из старшеклассников один фронтовик. Звучали чаще всего вальсы и фокстроты. Из всех вальсов особо щемил мне сердце один, – Александр напел мелодию. Это был популярный вальс «Ожидание» Герольда Китлера, капельмейстера гренадёрского полка. – Разыщи, пожалуйста, его запись. И больше ничего для спектакля не надо.

 У меня дома случайно оказалась пластинка с этим сочинением. Старая, очень толстая, с шипучим звуком.

 Назавтра утром на репетицию собрались все участники спектакля. Я положил на диск патефона пластинку. Начался шип, и, приглушаемая им, зазвучала пронзительно щемящая, ласкающая мелодия. Все актёры замерли. Не сомневаюсь, что они по-новому представили судьбу Сарафанова, которому появление нежданного «сына» могло напомнить этот вальс. А с ним и войну, и давнюю любовь, и былую надежду на лучшую жизнь.

 Вальс отзвучал. Среди наступившей тишины один из артистов сказал: «Чудо!» Бесшумно выходя из зала, каждый из нас уносил потрясение от музыки. Она-то и стала звуковым образом спектакля.

 И вот чуть более десяти лет спустя, когда Денис начал играть на фортепиано, я не раз повторял ему этот рассказ. С детства сын понимает, что каждое музыкальное сочинение имеет свой «код», свою тайну воздействия на душу. Их и надо искать исполнителю».

 Судьба героя нашей книги освещена мощными лучами славной истории края. Не могло же дарование юного музыканта родиться на земле, которая не помнит прошлого!

 

 * * *

 Денис был ребёнком бойким. У дома неутомимо играл под присмотром той или другой бабушки, на прогулки вприпрыжку ходил с дедом Виктором Михайловичем. А полюбоваться окрест остроглазому мальцу было на что. Его родной дом стоял рядом со зданием областной администрации. Накануне больших праздников это огромное серое здание украшали по высокому фронтону флажки и большие портреты руководителей партии и государства. Встретившись уже подростком, победителем конкурса юных музыкантов «Новые имена», на концерте в Москве с президентом Азербайджана Алиевым, Денис безбоязненно выпалил: «А я помню ваше лицо с трех лет!» В галерее членов Политбюро ЦК КПСС портрет Алиева висел первым и потому запомнился лучше других.

 Флажки да портреты были, конечно, не самым привлекательным зрелищем. Вот большой, тенистый и ухоженный сквер напротив здания администрации – совсем другое дело. Вырвешь руку из дедовой, подпрыгнешь и ухватишься за надёжную ветку большого дерева. Повисишь, болтая ногами, пока родной человек, озираясь, не прикажет: «А ну-ка иди рядом!» Минуту-другую можно и пошагать об руку с ним, а потом нырнуть в густой куст и посмотреть, кто там, в полутьме, живет.

 А как запомнились прогулки по боковой улочке до Ангары! Набережная её хранит многовековую, рукотворную красоту. В широкие и быстрые воды смотрится дворец с высокими колоннами – резиденция генерал-губернатора Восточной Сибири давнего времени; старинной кладки угловое кирпичное здание музея исследователей тысячеверстных земель от Урала до Тихого океана; ещё один образец отечественного зодчества – альма-матер студентов классического университета; а далее, далее – высокие здания разных веков и десятилетий. Перейди набережную – и в лицо пахнёт прохлада ангарской воды, несущей дыхание самого Байкала. И глядись в это живое, волшебное зеркало, и поднимай взгляд на зелёное предместье города на противоположном берегу.

 У маленького Дениса любая прогулка всегда сопровождалась желанием куролесить, пулять в воду плоские камешки, прыгать на одной ноге по аллее приречного парка. Мальчик был не просто заводной, он походил на неутомимую птицу, за которой нелегко уследить…

 Уже взрослым, знаменитым на весь мир музыкантом Мацуев открыл в Интернете два личных блога – звуковой и текстовой. В обоих то и дело находишь ностальгические воспоминания о детстве. Как у каждого из нас, сибиряков, они полны восхищения окружающим таежным миром. И природа-то у нас необыкновенная – суровая да стойкая перед метелями, и взрослые люди – закалённые да щедрые, и друзья-ровесники – надежные да верные. Будто в других местах всё не дотягивает до таких оценок. Но читаешь строки Дениса, сверяешь их с тем, что и тебе запомнилось с пелёнок, и соглашаешься: ты прав, земляк!

 «Дороги и дом – эти два слова имеют для меня особое значение с самого детства. Дед мой, Виктор Михайлович Мацуев, работал путейцем на Восточно-Сибирской железной дороге. Он часто брал меня с собой. Мы с ним обходили пол-Байкала по старой Кругобайкальской железной дороге, которую строили еще в царское время. По тридцать километров в день могли отмахать. С рюкзаками. В пути разводили костер, варили уху из омуля. Это одно из самых дорогих воспоминаний моего детства. Сибиряки очень падки на запахи, потому что они у нас необыкновенные: запахи тайги, сибирской сирени, костра, брусники, черемухи, кедровых шишек, ухи из омуля, железной дороги и Байкала. Это как запахи родного дома.

 Человек, родившийся в Сибири, не может отвыкнуть от своего места. Я не знаю ни одного сибиряка, который бы сказал, что его не тянет на малую родину. У каждого, кто родился в наших краях, а тем более у иркутян, которым посчастливилось жить рядом с Байкалом, чувство ностальгии особенно сильно.

 У меня в Иркутске осталась квартира, из которой мы переехали в Москву в 1991 году. Это та самая квартира, в которой я родился и рос до 15 лет. Это мой дом, который я не разрешил родителям продать. Спасибо им, что согласились оставить мне этот кусочек прежней счастливой жизни. В квартире не сделано ни одного ремонта, нет никакой новой мебели. Та же кровать, на которой я спал, и тот же самый запах. Я хочу спать на этой немножко поскрипывающей кровати, на этой перине, от которой идет неостывающее тепло и на которой засыпаешь буквально через минуты. Вот удивительно: в Иркутске я не страдаю от бессонницы. Здесь какие-то свои законы времени и пространства, что, между прочим, могут подтвердить самые легендарные музыканты, которые на себе это прочувствовали. Поэтому, когда я приезжаю на фестиваль «Звезды на Байкале», то всегда останавливаюсь дома. Никаких отелей. Это счастье: входить в квартиру, сохраняющую запах детства. Я чувствую там прилив сил. Даже погода за окном может преподнести редкий в других местах подарок. Хорошо помню, как в детстве в июне однажды проснулся и увидел в окошко, что выпал снег. Иркутская погода, как настоящий музыкант, тоже любит неожиданные импровизации».

 

Когда домашний учитель – папа

 

 Родители пианиста с удовольствием вспоминают одно событие, которое поразило их. Однажды трехлетний сын подошёл к фортепьяно и, с трудом дотянувшись до клавишей, одним пальчиком сыграл мелодию, которая ежедневно сопровождала телевизионные сообщения о прогнозе погоды в программе «Время» (меломаны помнят текст песни: «Я прошу тебя простить, как будто птицу в небо отпустить». В сопровождении группы «Манчестер-Ливерпуль» её пела на французском языке Мари Лафоре). «Молодец, воспроизвёл мелодию с математической точностью», – оценил отец первое исполнение сына.

 Старшим Мацуевым это показалось приятным звоночком: у мальчика редкая музыкальная память!

 И уже в ближайшие месяцы Денис подтвердил необычную одаренность. Сохранилась домашняя видеозапись: Леонид Викторович, услышав игру уединившегося малыша, спросил его:

 – Что это ты исполняешь?

 – Я сочинил музыку…

 Отец не выразил удивления. Он всегда старался воспринимать сына, как взрослого. Потому и на этот раз предложил:

 – Ну-ка сыграй с начала.

 Едва Денис повторил первые такты, как отец пристроился к нему и стал «дополнять» сочинение сына своей импровизацией. Получалось неплохо. Так, по крайней мере, можно было прочесть в улыбающихся глазах мальчишки после этой игры в четыре руки.

 Признаюсь, перед знакомством с пианистом я перечитал или впервые открыл для себя книги о знаменитых композиторах и исполнителях разных времен и народов. И в беседах с Мацуевым нет-нет да и (всякий раз невольно) напоминал ему о редких способностях, которые великие музыканты проявляли в раннем детстве. Собеседник останавливал меня весёлым, энергичным взмахом руки: «Ну, это гении, куда до них нашему брату». Но тут же просил продолжать.

 К примеру, истории с юным Вольфгангом Моцартом.

 Мальчишкой его отводили в комнату, соседнюю с той, где помещались музыкальные инструменты, и брали какую-нибудь ноту. Малыш мгновенно называл её. Причём она могла прозвучать не только на клавире, который Вольфганг уже освоил, но и подряд на всех инструментах, имевшихся в доме. Слушая звон колоколов, или бой башенных часов, или мелодию часов карманных, мальчик сразу определял высоту их звуков. По нескольким нотам музыкальной темы он воспроизводил её полностью.

 Денис Леонидович улыбался: ну что-то из этого мог и он. Например, с детства Мацуев непроизвольно, почти механически определяет музыкальные параметры звуков. «Я могу назвать ноты двигателя «Боинга», – признается пианист. – При взлёте он выдаёт ми-бемоль второй октавы. Если я слышу ре, то уже немного волнуюсь: эта нота при запуске двигателя звучать не должна».

 С замечаниями юного Дениса вынуждены были считаться опытные профессионалы. Мацуев вспоминает своё первое выступление с оркестром в зале Иркутской филармонии. Солисту было восемь лет, он появился на сцене в концертном костюме и пионерском галстуке. Предстояло исполнять произведения Гайдна. Мальчик тихо повторил свой наказ альтистам: такую-то музыкальную фразу они должны сыграть чётче, «глубже». «Музыканты удивились моей дерзости, но просьбу выполнили», – довольным тоном заканчивает Мацуев.

 

 * * *

 Судьба послала Денису необыкновенных наставников. Первым из них стал его отец, Леонид Викторович.

 Рассказы о том, каким музыкальным педагогом был старший Мацуев, я слышал ещё задолго до того, как взялся писать эту книгу. Моя дочь Ольга и её муж Игорь Аникин закончили в Иркутске актерское отделение театрального училища. Леонид Викторович вел у них занятия по ритмике, сольфеджио и музыкальной литературе. Как он преподавал, к примеру, первый из названных учебных предметов?

 Ольга. У будущего артиста должно быть чувство ритма. В чём оно проявляется? Ты не можешь бытовой походкой выйти на сцену, встать перед зрителями или сесть в кресло и два с половиной часа произносить слова, написанные для тебя драматургом. В самом сценическом действии есть ритм и темп. Их должны соблюдать все участники спектакля. Темпоритм (есть такое понятие) постоянно меняется. Ты произносишь слова медленно, а в твоей речи уже зреет взрывное¸ эмоционально взвинченное продолжение её. Или ты говоришь быстро, торопливо, но чувствуешь, что через секунды должен будешь сказать что-то раздумчивое, проникновенное. Ощущать ритм сценического действия хорошо помогает музыка. Естественность, театральную зрелищность твоей актёрской игры легче отработать под её звучание. Как и сценические движения всех участников спектакля.

 Леонид Викторович выстраивал нас, первокурсников, в большом зале, где обычно проходили занятия по танцу и сценическому движению, и давал общее для всех задание. Под его музыкальную импровизацию мы должны были выполнять различные движения. Рисунок их педагог намечал. Но каждый студент должен был не копировать других, а двигаться по-своему, так, как подсказывает ему в эту минуту музыка. Мацуев садился за фортепьяно, и начинался мастер-класс. Леонид Викторович был блестящим музыкантом, под его ритмы сами собой рождались движения естественные, свободные. Конечно, не все из нас правильно выполняли задания педагога. Он прерывал музыку и показывал, всегда живо и артистично, как нужно двигаться, не нарушая общего ансамбля. Это был не учитель в принятом, «академическом» понимании, а друг-наставник, подвижный, юморной. Он мог под мелодию шутливой песенки Юлия Кима:

 Нет кита, нет кита,

 Нет кита, не видно,

 Вот беда, вот беда,

 Ну, до чего ж обидно! –

 выполнять уморительно смешные движения. Показать цирковой этюд.

 Игорь. Я на всю жизнь запомнил участие в одном музыкальном спектакле, который Леонид Викторович поставил со студентами-старшекурсниками. Среди них не оказалось музыкантов, и он попросил нас с приятелем, второкурсников, поиграть на сцене. А для спектакля Мацуев выбрал пьесу Семёна Кирсанова «Сказание про царя Макса-Емельяна». Он сам написал музыку для постановки. Роскошные номера, то в духе народных песен, то как современные джазовые импровизации. Я играл на бас-гитаре, приятель – на ритм-гитаре, Леонид Викторович – на фортепьяно, а старшекурсники с упоением пели. Спектакль считался дипломным, но поставлен он был за год до окончания ребятами училища. И весь этот год с успехом шёл в нашем учебном зале. Приходили школьники, взрослые зрители, всегда – аншлаг. И почти на каждом спектакле с отцом бывал Денис. Однажды закончилось первое действие, а погулять публике негде. Из зала – небольшой коридор и выход на улицу. Почти все зрители остались на своих местах. Леонид Викторович сказал сыну: «Сыграй что-нибудь». И вот на сцену вышел мальчик… какой-то солнечный, улыбающийся. Я подумал: «Ну, сейчас зазвучит: «Чижик-пыжик, где ты был…». Мальчишка сел за рояль и сразу его пальчики начали с необыкновенной быстротой бегать по клавишам. Он играл джаз, причём, одна тема сменяла другую и не было конца этой импровизации. Зрители уже не знали: то ли смотреть продолжение спектакля, то ли слушать чудо-мальчика. Впечатление осталось фантастическое!

 А.Р. Денис играл только один раз?

 Игорь. Нет, часто. И каждый раз без какого-либо принуждения, по собственному желанию. Вы знаете, когда я смотрю по телевидению трансляцию конкурса юных талантов «Синяя птица», живое, весёлое общение с маленькими музыкантами Дениса Мацуева, члена жюри, то всегда переношусь в те давние времена. Его отношение к людям, к музыке – оттуда. И свободное, органичное поведение – тоже складывалось тогда. Много значил пример отца.

 На третьем курсе мы стали готовить дипломные спектакли. Леонид Викторович хотел найти такой драматургический материал, который позволил бы каждому студенту показать свои способности. Он перечитал множество пьес, интересных для актера рассказов и сценок и начал готовить с нами два спектакля: водевиль Александра Гладкова «Давным-давно» и сведённые вместе сцены из разных классических и современных пьес. К обоим спектаклям написал оригинальную музыку. В водевиле, например, звучали песенки или куплеты и в сольном, и в групповом исполнении. Во втором, «сборном», спектакле я участвовал в сцене из комедии Шекспира «Двенадцатая ночь» и пел песенку шута Фесте. Заниматься с Леонидом Викторовичем было одно удовольствие. Он подбирал на фортепиано ту тональность, в которой тебе удобно было петь. Голос у каждого из нас был маленький, и чтобы он выигрышно зазвучал, нужно было помочь ему красивым аккомпанементом. Во время репетиций педагог мастерски поправлял каждого из нас: здесь пой потише, а вот тут погромче; в этом месте сделай паузу. Перед ним не было нот. Он знал каждую мелодию наизусть. Легко импровизировал. Это были не занятия, а какой-то праздник. Я как сейчас вижу: Леонид Викторович садится за инструмент, его пальцы начинают полёт над клавишами. Ноты звучат не отрывисто и шумно, а плавно и ровно. И кажется, что пианист тут не при чём, это музыка отделилась от рояля и воспарила над нами».

 

 * * *

 В доме Мацуевых всегда звучала музыка. Больше классическая – инструментальная, оркестровая, оперная, романсовая. «Но музыкой меня не перекармливали, – говорил позже Денис. – Я был нормальный пацан, много гулял во дворе. Часто, конечно, приходилось выбирать: с одной стороны, тянуло слиться с уличной шпаной, побегать, поиграть в футбол или в хоккей, а с другой стороны, больше, чем подраться с кем-нибудь на задворках дома, мне нравилось сидеть за пианино, или разучивать что-то на скрипке, на гитаре. Я владею десятью разными инструментами. Не всеми, конечно, так хорошо, как роялем, но сыграть сумею. На джазовых концертах, например, в шутку беру контрабас. Или вот Аркадий Шилклопер дает мне исполнить соло на альпийском роге».

 О правилах воспитания, которым следовали в семье Мацуевых, рассказал однажды журналисту Леонид Викторович. Он повторил вопрос собеседника: «Как нужно было помочь сыну развить музыкальные способности?» И продолжил:

 «Лаской или таской? Тяжёлым прессингом, стоя за плечами у любимого чада? Или раскрыть ладони, предоставив птенцу полную свободу действий?

 Могу ответить известными словами: «Я для искусства сделал всё, что мог, – я сыну не мешал!». И это, по-моему, главное. Понимаете, этот дар – ощущение музыки, гармонии – даётся свыше. Воспитать это невозможно, как бы родители этого ни хотели. А вот развить данное Богом – да, можно. Только сперва нужно внимательно к ребёнку присмотреться – что ему интересно. Мы с супругой сами музыканты и знаем: это очень тяжёлый путь, который не каждому дано осилить. Когда мы поняли, что сын в этом деле тоже что-то соображает (Денису тогда было года 3), мы решили его музыкой увлечь. Как? Игрой! Поэтому Денис никогда не считал, что занятия музыкой – это какая-то тяжёлая обязанность. Конечно же, я ему подсказывал, в каком направлении двигаться, мы с ним много разговаривали. 

 Расскажу один случай: Денису было, наверное, лет 12. Мы были в гостях. Окна были открыты. Во дворе на лавочках сидела компания мальчишек... Денис сыграл знаменитый «Марш Монтекки и Капулетти» Прокофьева. И вдруг с улицы донёсся мальчишеский голос: «Ну-ка, давай ещё раз!». И я ему шутя сказал: «Слушай, значит, что-то есть в твоей музыке, если тебя даже такая аудитория оценила!»

 Мы старались с ним именно так общаться: с юмором, превращая занятия в игру. И он радовался каждой возможности сыграть, потому что музыка у него ассоциировалась с удовольствием. Я выстраивал с Денисом дружеские отношения. Но контролировал, следил за тем, как он формируется, как складываются его занятия с педагогами. Да и за своими поступками старался следить – он ведь смотрел на меня, оценивал... И всё понимал».

 Большое влияние оказывала на юного Дениса его мама, Ирина Дмитриевна. После окончания педагогического института её, все годы учёбы лучшую студентку, приняли на должность преподавателя родного факультета. Наставницей новых поколений музыкантов она оставалась здесь около тридцати лет и покинула вуз лишь тогда, когда пришлось переехать ради учёбы сына в Москву. Чуткий, опытный педагог, Ирина Дмитриевна понимала, что музыкант – профессия особенная. Ежедневная, усидчивая игра на инструменте не отменяет «работу» души. «До изнеможения гонять гаммы? Это было не для Дениса! – рассказывала она. – Сын совсем крохой на лету схватывал незнакомую мелодию и с упоением играл её. Он с детства был добрым, мягким, и это отражалось в его игре. Как-то мы отдыхали на кавказском побережье, и на Диньку обратила внимание женщина-психолог. Она сказала мне: «У вас необычный мальчик. Он обходительный и ласковый со всеми». Мы, домашние, это знали. Ну, кто из ребятишек мог выйти во двор и, подняв взгляд на верхние этажи дома, громко крикнуть: «Я люблю вас, дети!».

 

 * * *

 Начиная с послевоенных лет, в Иркутск нередко приезжали на гастроли выдающиеся отечественные исполнители – пианисты, скрипачи, виолончелисты. Их концерты не пропускали Леонид Викторович и Ирина Дмитриевна. И всегда рядом с ними был сын.

 Юный Денис запомнил приезд в Иркутск Святослава Рихтера. Святослав Теофилович проехал тогда от Москвы до Тихого океана и сыграл в городах Сибири и Дальнего Востока около девяноста концертов.

 Вот как вспоминал Денис о выступлении великого пианиста в Иркутске:

 «Я тогда впервые узнал слово «ажиотаж». Не то что билетов нельзя было достать, попросту подойти к Иркутской филармонии было невозможно… Магия Рихтера захватывала даже далёких от классической музыки людей. Как сейчас помню эту лампу, освещающую пюпитр, – таково было условие Святослава Теофиловича: полная темнота в зале, только прожектор на ноты. Даже рук не видно. Заканчивал он первой тетрадью этюдов Брамса, а на бис играл не отдельные пьесы – всю вторую тетрадь. Помню из того концерта каждую ноту. Помню вообще все концерты великих музыкантов, на которых удалось побывать. Потом многих из них я привез в Иркутск уже на мой фестиваль «Звезды на Байкале». Тем самым отдавал долг моему родному городу».

 

 * * *

 После подготовительной группы в школе Евгении Марковны Денис поступил одновременно в две другие – общеобразовательную и школу искусств. В этой второй ему особенно повезло: наставницей мальчика стала Любовь Николаевна Семенцова. В Иркутске её знали как лучшего музыкального педагога. Вообще, школа учителей-пианистов в этом сибирском городе славилась на всю страну. Имя Семенцовой в ряду других наставников подтверждало это. В послевоенные годы она и её подруга Любовь Холодилина закончили Московскую консерваторию и приехали по распределению в Иркутск. Обе прошли курс обучения у выдающегося пианиста и педагога Владимира Александровича Натансона. Он принадлежал к кагорте музыкантов и наставников той отечественной выучки, о которой знали в мире. Достаточно назвать имена чародеев фортепьянного искусства, профессоров Генриха Густавовича Нейгауза, Григория Романовича Гинзбурга, других современников и коллег Натансона.

 У Любови Николаевны был свой метод обучения. Как поставить малышу пальчики, научить правильно держать корпус, нажимать на педаль – все эти «технические» задачи, как справедливо считала она, можно решить во время домашнего музицирования. Многое юный пианист усвоит и сам, за ежедневной игрой. Например, беглость исполнения фразы, мягкость или усиление звука, многое другое – всё это оттачивается во время подготовки к школьным занятиям. А вот как понимать произведение, его духовный смысл, художественную красоту – для этого нужна чуткая душа. Её-то и стремилась воспитать в ребёнке Любовь Николаевна. Позже Леонид Викторович с благодарностью скажет о её уроках: «Семенцова ни в чём не напортила. Обращала внимание не на мелочи, а на основное. Искусство пианиста гнездится не только в его пальцах, но и в душе».

 И может быть, главное: Любовь Николаевна сразу оценила необычайные способности мальчика. Едва ли другому ученику можно было советовать разучить дома сочинения Бетховена, Листа, Грига, Чайковского, Рахманинова, Прокофьева. Для детского понимания их музыка не проста. Её и технически сыграть трудно. А если пятиклашка без тени смущения задаёт педагогу вопрос: «Можно мне выучить Первый концерт Чайковского?» – такого ученика стоило поддержать. Оказывается, на слух он уже пробовал играть фрагменты этого «взрослого» произведения. И кусочки из сочинений других русских и зарубежных классиков, музыку которых он слушал вместе с папой и мамой, Денис может воспроизвести. В этом случае грех отказывать ученику в удовольствии разучить то, что ему очень нравится.

 Интересно, что к выпускному экзамену на фортепьянном отделении школы искусств лучший воспитанник Любови Николаевны подготовил разнообразную и сложную программу. Её можно прочесть на стенде в музейной комнате учебного заведения: «Бетховен. Концерт номер два си-бемоль-мажор, первая часть. Бах-Кобалевский. Органная прелюдия и фуга ре-минор. Черни. Этюд номер сорок. Чайковский. Романс фа-минор. Рахманинов. Прелюд соль-минор. Хачатурян. Токката». А кроме этого: «Импровизация. Собственное сочинение».

 Семенцова поставила на листе с программой свою оценку: пять с плюсом! Словом «отлично» отмечены и успехи юного Мацуева в изучении всех предметов: «специальность», «сольфеджио», «музыкальная литература», «ансамбль», «аккомпанемент», «хор», «история искусств». В характеристике, обязательной для выпускника школы, Любовь Николаевна подчеркнула: «Денис очень способный учащийся. Имеет отличные музыкальные и пианистические данные. Любит выступать, играет с подъемом, ярко, выразительно. Импровизирует и сочиняет музыку».

 С необычно богатым для ученика музыкальной школы репертуаром Денис постоянно выступал на различных вечерах, городских и областных смотрах детских талантов. Но взрослые отмечали не только способности мальчика как пианиста. Многие, видя его на сцене, говорили: он – прирождённый «театральный человек». Эту черту Дениса – вести себя перед слушателями свободно, непринужденно – выделила в нашей беседе и Евгения Марковна Тененбаум.

 «Однажды, когда Мацуевы только что переехали в Москву, мы семьями отдыхали на Байкале. Там, в посёлке Листвянка, есть прекрасный санаторий. Стояли июльские дни. Мы купались, загорали. Я говорю Денису: «Давай устроим концерт для отдыхающих». Он будто только и ждал этого предложения: «Давайте! Я разведал: в зале стоит хороший инструмент». Над репертуаром не надо было ломать голову. У Дениса в запасе этого репертуара – на часы! Только посоветовала ему: «Люди в зале будут разные. Чтобы всем было интересно, сыграй Чайковского, пьесы из «Детского альбома», «Времен года». Моцарта – то, что может понравиться всем». Собрался полный зал. Я вела концерт. Говорила: «То, что сейчас прозвучит, известно вам. После исполнения проверим, точно ли вы угадали». И о каждом произведении – несколько слов. Концерт всем очень понравился. А Дениска сиял! Но говорил не о том, что всех зажгла музыка, а о том, как вела концерт я: «Тетя Женя, у вас получилось не хуже, чем у Святослава Бэлзы!» А я ему: «Ну, если Бэлза заболеет, я его заменю». Денис всегда был таким: о своих заслугах – ни полсловечка!».

 Может быть, местная слава юного сибиряка помогла ему в четырнадцать лет оказаться в Париже. Дело в том, что Иркутский университет и французская Сорбонна имели научные и творческие связи, обменивались делегациями. В конце восьмидесятых годов иркутяне решили включить в очередную группу преподавателей и студентов, отправляющихся на берега Сены, своего земляка-вундеркинда. Ему ещё, конечно, было далеко до возраста первокурсника вуза, но зато он мог показать европейцам, какие таланты рождаются в снежной Сибири. Что дала поездка самому Денису, вы узнаете позже.

 

«Среди пацанов я был Зорро…»

 

 «Когда я выходил на улицу, то становился Зорро, – вспоминал о своём детстве Денис. – Но решал проблемы со шпаной из соседних домов не в драке, а на футбольном поле или в хоккейной коробке. Меня выбрали старостой двора, несмотря на то, что я был музыкантом, а музыкантов считали «ботаниками», то есть изнеженными растениями. Я разрушил этот стереотип…».

 Разрушил – как? Я задавал этот вопрос многим людям, знающим Дениса с раннего детства – одноклассникам, учителям его родной школы, друзьям семьи. И коллективный ответ получился такой.

 Евгений Евтюхов, друг Мацуева с первого класса:

 «В школе он был намного ниже меня ростом. Это потом он вымахал под два метра. Маленький, но в футбол играл, как тренированный живчик. Его бабушка, Вера Альбертовна, поклонница «Спартака», чуть ли не в ясельном возрасте Дениса садила его рядом, когда смотрела по телевизору матчи с участием этой команды. Не удивительно, что он стал фанатом «Спартака». Он увлёкся футболом, говорил: «Вырасту – буду играть в команде высшей лиги». Когда мы выходили на поле, я, например, старался войти в команду противников Дениса. Заодно с ним – не очень интересно, потому что всегда выигрываешь. Юркий Денис и передачу, и обводку, и удар по воротам проведёт классно! А когда ты – его противник, интрига выходит ой-е-ё! В наших матчах всегда много приколов. Денис любит друзей испытанных. Для него друг – это не тот человек, который трётся рядом, а тот, который надёжный, верный и понимающий».

 Из детских баталий Денис помнит два, закончившихся плачевно. Оба раза – переломом рук. «Мне было десять лет, – говорит музыкант. – Я подрался с ровесником. А знаете, из-за чего? Одноклассник доказывал, что Modern Talking – гениальная группа. Меня это страшно возмутило, и мы стали выяснять отношения на кулаках. До сих пор помню звук, когда в больнице врач «колдовал», устраняя смещение сломанной кости… Во второй раз я играл в хоккей и неудачно упал. Странно, что эти переломы становились трагедией для родителей, но не для меня. Например, когда носил правую руку в гипсе, разучил концерт Равеля для левой. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло…

 Вклад родителей – определяющий в выборе человеком будущей профессии. Мама с папой понимали, в какой момент меня нужно подстегнуть, а когда лучше не трогать, оставить в покое. Скажем, не было такого, чтобы заставляли подолгу заниматься на фортепьяно, сидеть и тупо играть гаммы. Обычно мне вполне хватало часа. Если рвался на улицу к ребятам, никто не запирал в комнате с нотами. Насилие могло привести к обратному эффекту – раздражению и отторжению. Родители сознавали: мальчик должен оставаться мальчиком».

 Впрочем, наш герой был необычным Зорро. Как и литературный Зорро, он, конечно, давал отпор слишком настырным забиякам, непременно защищал слабых и в любом случае боролся за справедливость. Но борцом он был покладистым, дружелюбным и даже сентиментальным, а это уже к мужественному парню из книжки как-то не подходит. «Когда я пришел в первый класс и сыграл на переменке «Modern Talking», – припомнил в одном из интервью Денис, – то меня окружили все самые красивые девчонки. Я понял, в чем моё преимущество». Как водится в женском обществе, некоторые девочки выражали свою благодарность, на секундочку прикасаясь губами к щеке музыканта. Не оставался в долгу и сам юный пианист. С той поры одноклассницы Дениса бегали за ним на переменах по коридору и кричали: «Мацуйчик-поцелуйчик! Мацуйчик-поцелуйчик!».

 Забавно, но не отставали от ровесников мальчишки в изобретении прозвищ для него и педагоги. Учитель физкультуры, весельчак, ведя урок в спортивном зале и приглашая ребят по очереди то к шесту, то к перекладине, называл фамилию самого маленького в строю Дениса по-своему: «Грицацуев! Выходи…». А что, будешь обижаться? Человеку понравился фильм «Двенадцать стульев», только что вышедший на экраны, а в нем есть героиня с такой фамилией.

 О выгодах школьного музицирования Мацуев говорил в одном интервью: «Мне не давалась геометрия. А преподавательница этого предмета очень любила военные песни. И я своими летучими концертами в школьной комнате отдыха «наиграл» себе четверку по геометрии».

 В школе №11 есть музей истории, а в нем – парта, за которой сидел Мацуев.

 – Я никогда не предупреждаю учителей и учеников, что он придет, – рассказывала нынешняя директриса школы Тамара Свидина. – Поэтому у всех, конечно, изумление, когда они видят в коридорах Мацуева. Однажды спрашиваю первоклашек: «А вы знаете, с кем я пришла?». Один ребенок отвечает: «Я никак не могу вспомнить фамилию, но знаю, что это самый знаменитый пианист».

 – Эмоциональная манера игры у него с детства, – вспоминала заведующая школьной библиотекой Любовь Дейнеко. – Ребятишкам иногда смешно было, как он голову запрокидывал.

 – Помню, как на перемене он бегал между партами и кричал мелодию из сериала «Рабыня Изаура», который тогда как раз показывали по телевизору, – добавила своё одноклассница Мацуева Дина Иванова.

 О вокальных талантах Дениса больше всех может рассказать Евгения Марковна. Когда пятилетнего сынишку его мама Ирина Дмитриевна привела к своей подруге Евгении Тененбаум, директриссе музыкальной школы, та «прикрепила» его в подготовительную группу не только к педагогу-пианисту, но и к вокалисту. Этим учителем пения оказалась опытная наставница Елена Александровна Широкова. Прослушав мальчика, Широкова порадовалась: он пел хорошо и грамотно. Елена Александровна не в первый раз ставила со своими подопечными оперы-сказки. Отныне «солистом» в этих спектаклях стал Дениска.

 «Самое яркое впечатление нашего с Денисом детства – это музыкальный спектакль «Муха-Цокотуха», – вспоминает Ирина Тененбаум, дочь Евгении Марковны. – Я играла Пчелу, а он – Комарика, главного героя. На спектакль приходили, и не по одному разу, педагоги всех школьных отделений, родители. Не знаю, кто сшил для нас костюмы, они были чудесными. Не хотелось снимать! Запомнились восторги взрослых: «Это шедевр, шедевр!»».

 Евгения Марковна не удивилась, что её коллега, Елена Широкова, оценила способности сорванца. С тем же упоением, о котором я уже упоминал, она рассказывала мне о вокальных задатках маленького Дениса:

 – В нём всё сошлось. Улыбчивый, подвижный, увлечённый ребёнок. На лету схватывает чужой жест, манеру говорить. И голос ко всему этому. Если мы компанией с Ирой и Лёней идём из театра, из филармонии, Динька бежит впереди и вскрикивает на всю улицу. Поёт какую-нибудь фразу из спектакля или песни. Я в те минуты говорила его родителям: «Ребята, он будет певцом!». Ира только сокрушалась: «У Дениса очень маленький рост. На сцене такие не смотрятся». А я ей: «Ну что ты раньше времени беспокоишься? Ты приди в пятый класс школы, посмотри на детей. Девчонки все высоченные, а мальчишки – низкорослые, как замухрышки. Но проходят два-три года – и к восьмому классу парни как двинут в росте! Уже мужчины». И что вы думаете? Так всё и вышло. К пятнадцати годам Денис перерос всех своих ровесников. И приобрёл бас. Послушайте его коронку: «Как во городе было, во Казани!». Оглушит!

 – Я вела драмкружок, который посещал Денис, – продолжила разговор учительница школы № 11 Лариса Сергунина. – Его родители очень мне помогали. Ирина Дмитриевна приводила своих студентов, которые рассказывали ребятам о театральном искусстве. Леонид Викторович помогал ставить спектакли. Особенно запомнилось, как Денис играл Хлестакова, – он очень хорошо изображал высокомерие хвастливого чиновника.

 Во время двух иркутских музыкальных праздников – фестиваля «Звёзды на Байкале» и «Рождественских вечеров» Денис Леонидович всегда заходит в родную школу. Осенью 2014 года ей исполнилось сто лет. Как тут не поздравить педагогов и их нынешних питомцев! Один из сентябрьских предъюбилейных дней совпал с окончанием фестиваля.

 «Было очень много хлопот и неотложных дел, – признался Мацуев. – Обсуждение в администрации области проекта будущего концертного зала, открытие компактного Дома музыки, подведение итогов фестиваля… И всё же самым главным и трогательным событием для меня стало посещение школы.

 Годы, проведённые здесь, были самым счастливым временем в моей жизни. Недаром на века сказано: «школа». Для меня это действительно была школа. Не только образования, но и воспитания в широком смысле. Я усвоил здесь правила отношений между людьми. Главным законом для меня стало: поддерживать людей и не обижать».

 

Таланты проходят огранку в Москве

 

 В 1990 году Денис окончил девять классов и одновременно школу искусств и поступил в музыкальное училище. Осенью в Иркутск приехала из Москвы Иветта Николаевна Воронова, президент благотворительного Фонда «Новые имена». Фонд, созданный известными в России музыкантами, уже заявил о себе целью, казалось бы, трудно осуществимой в нищающей стране: искать талантливых детей – будущих продолжателей отечественного искусства. Повод для сибирской поездки Иветты Николаевны был такой. До столицы дошла весть, что в Иркутске есть замечательный детский джазовый квартет. Но Воронова хотела послушать в музыкальных школах и училищах Прибайкалья и других одаренных ребят. А ещё – выполнить просьбу руководителей Первого телевизионного канала: подыскать для участия в передаче Юрия Николаева «Утренняя звезда» сибирских «вундеркиндов».

 Прослушивание юных музыкантов происходило в зале областной филармонии. Леониду Викторовичу посоветовали отправить туда сына. Но вот заковыка. В те же самые часы Денис должен был играть в турнире футбольных дворовых команд города. А это он считал важнее всяких прослушиваний. С трудом отцу удалось убедить его: постарайся успеть туда и сюда.

 Вороновой понравился пятнадцатилетний паренёк, для своего «трудного» возраста очень мягкий и обходительный. Он увлечённо сыграл пьесу Грига и – представьте себе – собственное джазовое сочинение с ошеломляющим названием «Воспоминание о Париже». Уверенная в том, что оно – литературного происхождения, московская гостья тем не менее спросила: «А почему – о Париже?» И услышала в ответ: год назад юноша побывал во французской столице. В Сорбонне он играл для профессоров и студентов. Бродил по Place du Chatelet и чувствовал, что «сносит крышу» (так он сказал тогда). Зачем-то брал с собой военный китель, диски с записями выступлений Пола Маккартни, бутылку водки и банку икры. Всё раздарил французам. А вернувшись, выразил свои впечатления в популярной среди ровесников музыкальной форме. Мальчишка – его звали Денисом Мацуевым – очень торопился на футбольный матч, где ему, форварду, предстояло играть буквально через какие-то минуты. Он не успел даже выслушать мнение столичного педагога. Не зная о спортивных заботах Дениса, Иветта Николаевна крикнула ему вдогонку: «Киска, ты куда? Я приглашаю тебя в Москву, на передачу «Утренняя звезда»!

 

 * * *

 «В Москве, – рассказывал Денис Леонидович, – мы остановились у хорошего папиного знакомого Игоря Копырина на улице имени генерала Карбышева. А в соседнем доме располагалась Центральная музыкальная школа при Московской консерватории. Чистой воды совпадение! Здание в Собиновском переулке закрыли на ремонт, и школа на время переехала из центра сюда. А мы, значит, проходили мимо. Игорь Копырин возьми и скажи: "Вот куда вам нужно! Зайдите, поинтересуйтесь, вдруг Дениса возьмут". Откровенно говоря, идея выглядела абсолютно бредовой: учебный год начался, классы давно набраны. Но Копырин настоял. Как ни странно, нас принял директор школы Валентин Сергеевич Бельченко. Внимательный человек, уникальный педагог. Выслушал нас и предложил мне что-нибудь сыграть. Я исполнил прелюдию Рахманинова и все ту же джазовую фантазию о Париже. Бельченко помолчал минутку и сказал: "Ну, хорошо. Зачисляем. Приезжай".

 Я вышел из кабинета, не представляя, что будет дальше. Мы вернулись в Иркутск и начали думать. В моей жизни много таких импровизаций, когда все решает случай. Если бы не зашли в ЦМШ, может, я туда не поступал бы и судьба сложилась бы совершенно иначе. Уходить из родной школы №11 я не хотел, тем более уезжать из Иркутска. Здесь у меня друзья. Здесь футбол, хоккей. Устроил родителям скандал!

 Забавно, но решающую роль сыграла как раз любовь к… футболу и московскому "Спартаку". Устав слушать мои истерики о друзьях-товарищах и Байкале, без которых я не мыслил жизни, мама привела решающий аргумент: "Зато в Москве сможешь ходить на матчи "Спартака".

 Я моментально замолк. Мудрая мама знала, как убедить сына! Увидеть воочию Черчесова, Карпина, Мостового, Шалимова, Радченко, Бесчастных и остальных кумиров – это была моя недостижимая мечта. Чтобы её осуществить, я отправился бы на край света. Понимаете? Я решил поехал в Москву не ради учебы в Центральной музыкальной школе, а чтобы болеть за "Спартак" на стадионе, рядом с командой.

 И вот бабушка Женя продала свою кооперативную квартиру, отдала нам деньги, чтобы было с чем всей семьёй ехать в Москву.

 Родители сняли тесную квартирку на первом этаже в безликой панельной многоэтажке. С одной стороны — лифт, с другой — такая же, как у нас, однокомнатная квартира. Чтобы я сразу мог начать заниматься дома, мы привезли с собой из Иркутска старенькое мамино пианино «Тюмень», на котором она училась играть, когда была ещё маленькой. Помню: стоило мне в первый день взять пару аккордов, как в дверь позвонили. Вошёл наш сосед по лестничной площадке, который, как потом выяснилось, крепко выпивал. Он вежливо поинтересовался, кто я такой и откуда я взялся. Я говорю: «Да вот я – пианист. – В то время я уже участвовал в концертах от фонда “Новые имена”. – Приглашаю вас на мой концерт!».

 Он резонно отвечает: «Да мне все равно, что ты пианист. У меня, когда ты играешь, попугай с жердочки падает!» Но выход из ситуации, надо отдать ему должное, сам и придумал. Говорит: «Моя любимая песня – вальс из кинофильма “На семи ветрах”. Если сыграешь, можешь заниматься хоть двадцать четыре часа в сутки». Для того, кто знал наизусть чуть ли не всю нашу кинематографию вплоть до года выпуска фильмов, названий киностудий, имен режиссеров, операторов, композиторов и, конечно, актеров, это было совсем несложно. Да и сутками мне не надо было заниматься, достаточно двух часов в день, чтобы выучить новый репертуар. Я ему, конечно, с ходу сыграл этот вальс в разных тональностях, и сосед стал моим лучшим другом.

 Ну, а футбол – тут уж впечатления от матчей не сравнить с теми, что я получал в Иркутске, сидя перед телевизором. В Москве я всегда приезжал на стадион задолго до игры, чтобы почувствовать атмосферу, пропитаться духом предстоящего действа. На пятачках перед трибунами собирались болельщики разных возрастов, начинались бесконечные обсуждения состава, тактики на игру… И после финального свистка я сразу не уходил. Даже после проигрыша «Спартака». Стоял и слушал, смаковал впечатления от увиденного.

 Кстати, в Москве среди пацанов своей округи я тоже взял на себя обязанности организатора и парламентера. Местная шпана нещадно лупила учеников Центральной музыкальной школы, я же предложил выяснять отношения не в кулачных боях, а на футбольном поле. Папа и дедушка так учили: справедливости можно добиться не только силой. И знаете, через какое-то время драки прекратились, мы помирились, играли в одной дворовой команде. Мне кажется, я убедил пацанов: музыкой занимаются не только "ботаники". Воспитанники ЦМШ ─ не только еврейские мальчики в очках и со скрипочкой в руках. Обычных, как я, парней тоже много. Мы старались успеть всё: заниматься музыкой, учить уроки, играть в футбол, читать книги, ходить на премьеры в кино и театры. Я умудрялся прорываться на топовые спектакли, видел на сцене Олега Ефремова и Иннокентия Смоктуновского, обожал "Маяковку" Андрея Гончарова и супермодный "Современник".

 Но родителям пришлось нелегко. Они нырнули с головой в такую неизвестность, которую сложно было заранее представить. Никто не давал гарантий, выйдет ли из авантюры толк. Оставалось верить в счастливую звезду. Прозвучит громко, но это был настоящий родительский подвиг. Папа с мамой прекрасно понимали: я перерос местный уровень, нужно продолжать учёбу в Москве. Пятнадцать лет ─ возраст критический. Многие талантливые музыканты останавливаются в развитии именно из-за того, что в решающий момент не делают шага вперед. Да, неизвестность страшит, но необходимо себя пересилить, если рассчитываешь добиться чего-то серьезного в будущем.

 Про подвиг я сказал не случайно. Родители оставили налаженный быт, привычный профессиональный круг друзей и знакомых. На какие средства жить? Папа предлагал свои услуги московским театрам, подрабатывал репетитором, вел кружок в доме детского творчества… В магазинах было пусто, даже сахар отпускали по карточке москвича. Ни папе, ни маме она, естественно, не полагалась. Лихая пора. Тем не менее, вспоминаю то время как счастливое».

 

===============================================

Рекомендуем биографическую книгу о Денисе Мацуеве библиотекам общеобразовательных и музыкальных школ, училищ искусств, гуманитарных вузов, читателям, любящим музыку. Её можно заказать в отделе реализации издательства «Молодая гвардия». Электронный адрес: dsel@gvardiya.ru

Телефоны: 8 (495) 787 – 64 – 20, 8 (495) 787 – 62 – 92.